Рыжее братство. Возвращение, или Свободу попугаям! - Юлия Фирсанова

— Это что ж, выходит, она сама себя…. - пробормотал Дармон, испуганный магическими видениями, озадаченный, и в то же время довольный. Не было никакого убийства в Котловищах! Несчастный случай!

Блин! Я опять малость переборщила с радиусом действия заклятия, сделав представление видимым всем и каждому, а может не стоит себя ругать? Все к лучшему! Ничего объяснять не надо, заинтересованные лица видели кончину Салиды своими глазами. Вот Милица опять ревет, теперь уж от облегчения, Дармон успокаивается, Сарот рад радешенек — такое важное колдовство лицезрел, да и мои "мареты" довольны: дело сделано!

— Выходит, что так! — властно ответила я опечителю и, не дожидаясь загрузки благодарностями и очередной порции уважительных посылов по матушке, поспешно выскользнула из домика.

Хорошо, когда удается наскоро разрулить проблему. На дворе даже еще не темно, летние сумерки, если не на юге, конечно, посветлей иного зимнего дня бывают. У сарая, где спит под неусыпным надзором дровяного чурбака Векша, теперь толчется живой парень, то ли охранник, отлучавшийся по делам, то ли приятель, зашедший проведать узника. Ага! Храп стих. Из сараюшки доносится густой, хоть на булку мажь, странно растерянный мужской голос. Очнувшийся Векша выпытывает подробности своего злоключения, но сбежать не пытается.

Парень снаружи сам знал немного, поэтому пробормотал в ответ на расспросы:

— Ты погоди, Дармон во всем разберется, он магеву в помощь позвал!

— Уже разобрались, — с апломбом заявила я сторожу. — Отпирай! Своей смертью Салида померла: спьяну поскользнулась на лепешке, башкой о табурет долбанулась, тут ей конец и пришел.

— Ага, сейчас, — сообразил вихрастый, малость туповатый с виду белобрысый парень и откинул чурбачок, выпуская на свободу крепко сбитого, крупного, ширкооплечего мужика, заросшего черным волосом так густо, что все старания Дармона отрастить бороду казались жалкими попытками юнца выдать свои три козлиных волоска за взрослую растительность. Лицо у Векши было мрачноватое, но без налета жесткости, так бывает выглядят замкнутые, испытывающие неловкость в общении люди, привыкшие больше делать, чем говорить.

— В ножки магеве Осе тебе, Векша, поклониться надобно! Кабы ни волшба ее, тебя убивцем супружницы сочти и из Котловищ навеки изгнали, — наставительно заметил опечитель.

Как только пришел черед общаться с односельчанином, Дармон мгновенно преобразился, голос обрел покровительственные интонации. От робости и заискивающего придыхания не осталось и следа.

— Да разве ж я когда руку на нее поднимал? — монументальные плечи Векши, вышедшего из сарайчика (как он, кстати, вообще туда помещался, эдакий бугай?), заходили ходуном. Впрочем, двигался охотник на удивление плавно и мягко, будто все время опасался чего-нибудь растоптать или задеть. — Как же она так, пышечка моя! — здоровенной кувалдой кулака мужик утер мокро заблестевшие глаза. — Э-э-х, теперь-то поздно судить да рядить, она в руках Лели заступницы нежится. Осталось только схоронить ее честь по чести… Тебе, магева, в пояс поклонюсь, за то, что беду от меня отвела, не знаю, чем и отплатить. Разве ж только, — в густом голове Векши чуть оживился, — шкура серой рыси у меня припасена!

— Э! Нет, охотник, таким подарком ты от меня не откупишься, — покачала я головой, стараясь быть твердой, но не грубой. Хотя, особой пламенной любви к почившей супруге в Векше не чуялось, больше было снисходительной привычки и к жене и тому быту, которым она его окружала, а все равно немного неловко было не дать ему с похоронами разобравшись, сразу о делах говорить. Вот только сидеть и ждать, соблюдая положенные приличия, времени у меня не хватало.

— Чего ж угодно тебе, матушка? — окончательно растерялся мужик.

— Ни денег, ни шкур, ни мяса мне не надо, все сама купить могу, если захочу, — объявила я, — а ты иначе свой долг уплатишь! Отныне ни больше одной кружки пива в день пить будешь, чтоб пока ты в беспамятстве храпишь, ничего не случалось! Ясно для начала?

— Жестоко, — хмыкнули Кейр и Сарот, оценивая поставленное условие.

Сам телохранитель и наемник непреодолимой тяги к спиртному не испытывали, но вероятно повидали на своем веку массу иного народу, менее воздержанного в употреблении алкоголя. Глазки опечителя и молодого сторожа сараюхи предательски забегали, выдавая страх мужиков, а ну как приказ насчет трезвости — нормы жизни и на них, под руку подвернувшихся, перекинется. Как жить-то тогда?

— Хорошо, магева, — уставившись в дворовую пыль, мучительно кивнул Векша, даже не думая спорить с моим решением. Он воспринял его не иначе, как приказ. Мужества храброго охотника достало лишь на то, чтоб жалобно прогудеть вопрос: — Для начала?

— Именно, — подтвердила я, — а коль осилишь, не сорвешься, то вот тебе мое пожелание: поскольку ты, можно сказать, в долг живешь, то попробуй жить так, чтоб не брюхом и глоткой, а вот здесь, — я ткнула в направлении сердца Векши, — чувствовал, что правильно живешь. Если попробуешь, в расчете мы с тобой будем!

— Круто, — впервые на моей памяти из уст Гиза слетело такое сленговое словечко, вызвав разом массу вопросов, где он умудрился его подхватить.

— Я иногда такая умная бывая, сама себя боюсь, — кивнула я киллеру, и ироничное понимание в его глазах показалось таким приятным и родным.

— Постараюсь по слову твоему поступить, магева, — пообещал охотник с таким мощным вздохом, что я отчетливо поняла, действительно постарается, в лепешку расшибется, а постарается. Даже страшно стало на минутку, в каком я авторитете!

— Молодец! — подбодрила я Векшу и непременно похлопала б его по плечу, если б дотянулась. Но габариты мужика предполагали поощрение лишь в устной форме.

Впрочем, на дворе и без меня нашлось, кому выразить охотнику симпатию, предложить моральную поддержку и помощь. Уходя, мы услышали на половину виноватый, на вторую заискивающий голос Милицы (Молодец баба, мужество, чтоб повиниться немалое нужно, во всяком случае, куда большее, чем пакость совершить):

— Векша, ты не серчай сильно, не со зла я тебя оговорила, страх силу взял! Коль не побрезгуешь, позволь, помогу проводы для Салиды справить, все честь по чести! Ушек с творогом наготовлю, пирожков с яблоками, а для покойницы рубаху принесу прощальную беленую с воротом и подолом расшитым!

— Да что уж там, всей деревней поможем, коль чего надобно, — с достоинством поддакнул Дармон.

Дальнейшее выверение тонкостей подготовки и проведения похоронного обряда в Котловищах проходило уже без нашего участия. Никто привлечь магеву и ее спутников к его обсуждению не пытался. Их же счастье, а то я б внесла парочку рацпредложений. К примеру: вызывать на тризну душу покойной для прощания с родными и близкими или погадать, когда именно все участники скорбного праздника присоединятся к особе, провожаемой в мир иной.