Родные гнездовья - Лев Николаевич Смоленцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда, предупрежденные сестрой милосердия, гости собирались уже уходить, Михаил Шпарберг тревожно и вопросительно глянул на Платона Борисовича, но тот, поймав его взгляд, отрицательно качнул головой. Не решились они сообщить Андрею, что Михаил с матерью только что возвратились из Харькова с похорон Михаила Ивановича Журавского.
Андрей, почувствовав заминку, истолковал ее по-своему и чуть тронул за рукав брата. Тот понял, вышел со всеми за калитку, но тут же спохватился, что не передал Андрею адрес Григорьева, уехавшего продолжать образование в Германию, и вернулся в сквер.
— С Верой что-нибудь? — быстро спросил Андрей.
— Откуда ты взял? Ничего с ней не стряслось — жива, работает... — Шпарберг, не ожидавший такого вопроса, мялся, нервничал.
— Кем?
— Счетоводом на моем участке строительства железной дороги Омск — Тюмень.
— Что она к детям-то не едет? Одни на Печоре... Сироты при живых родителях. Мать ведь она им... — не стесняясь брата, высказал наболевшее Андрей.
— Брось, Андрей, бередить рану — воспитаешь не хуже, чем с такой матерью. Я побежал. Поправляйся! — Михаил сделал шаг, но раздумал, повернулся к Андрею и сказал: — Умер дядя Миша.
* * *
Из больницы Андрей вышел осенью, но был еще очень слаб. Граф Игнатьев сдержал свое слово: жалованье старшего специалиста главного управления за Журавским сохранялось на весь 1910 год. Потребовав от Артемия Степановича Соловьева полугодовой отчет и смету на второе полугодие, Журавский выслал ему точно испрашиваемую сумму — две тысячи сто тридцать пять рублей. Пятьсот рублей выслал он казначею Нечаеву на оплату расходов по содержанию троих детей и тещи. О Вере Арсений Федорович писал: «...неизвестно где и неизвестно с кем, но чем дальше, тем лучше».
Шокальский, Риппас и старые верные друзья собрали меж собой пятьсот рублей и почти принудительно отправили Андрея за границу на курорт. В Главном управлении земледелия Журавский добился отношения в таможню на право провоза сорока килограммов документов по обследованию Печорского края, с тем чтобы на досуге обобщить их и представить в ученый комитет. Журавского официально предупредили, что ждут его выздоровевшим на должность заведующего Печорской сельскохозяйственной опытной станции.
Перед отъездом за границу Семенов-Тян-Шанский вручил Андрею Журавскому диплом об избрании его действительным членом Русского географического общества. В дипломе указывалось: «Избран единогласно за большое географическое открытие и выдающиеся биогеографические исследования на территории Европейского Русского Севера». Здесь же, по договоренности с руководителями Географического общества, академик Котельников вручил Андрею Журавскому диплом действительного члена Русского вольно-экономического общества, признав за ним большие заслуги в области изучения экономики Печорского края.
Такого признания научных заслуг удостаивались не все даже маститые академики.
На церемонии вручения дипломов Журавскому патриарх отечественной географической науки Семенов-Тян-Шанский сказал: «Андрей Журавский дарит русскому народу целый Печорский край — вот что безоговорочно признали действительные члены общества. Наука не признает чинов и рангов, она признает открытия. Лично от себя скажу одно: Печорский край все увидят таким, каким Андрей Журавский видит его сегодня, но для этого нужны еще полвека, а то и век. Лечитесь, крепните — вы обязательно вернетесь в свой край победителем».
Семенов-Тян-Шанский не обманул: когда к концу 1910 года Андрей, бодрый и окрепший, вернулся с курорта в Петербург, Платон Борисович встретил его радостной вестью.
— С первого января тысяча девятьсот одиннадцатого года в Усть-Цильме открывается Сельскохозяйственная опытная станция. Шуму было много, но заведующим ты утвержден единогласно. Рад, рад я, Андрей, за тебя, за твои научные успехи, — растроганно обнимал заметно состарившийся ученый своего молодого друга.
— Спасибо вам всем, Платон Борисович. Спасибо от меня и печорцев.А сейчас я, пожалуй, направлюсь не к вам, а в управление: с открытием станции предстоит куча дел в Питере, а дома ждут дети и опять-таки самые неотложные дела. Главное — успеть бы заготовить по зимней дороге лес на постройки…
* * *
Печорская сельскохозяйственная опытная станция открывалась не на пустом месте, однако работы сразу навалилось столько, что на сон более трех-четырех часов выкроить было невозможно. Нужны были проекты и сметы, оборудование, литература — все то, чего в Усть-Цильме не было и в помине. Нужны были научные сотрудники.
— Андрей, не забудь: семнадцатого января заседание общества. Будем слушать Русанова, — напомнил Риппас, помогавший Журавскому в хлопотах по оснащению станции.
— Седов будет?
— Как ему не быть: вопрос о Северном морском пути! Будут Брейтфус и Варнек, они спрашивали о тебе. Юлий Михайлович хочет ознакомить тебя с работой Александра Черных по Алашанскому хребту.
— Это тот Черных, что в девятьсот втором и девятьсот четвертом годах исследовал Ижму и Цильму?
— Он.
— Интересно. Буду, Платон Борисович, обязательно буду.
Владимир Русанов уже четвертый год подряд приезжал из Франции на Новую Землю и вел там геологические изыскания. Но его сокровенной мечтой, как и прежде, было открытие морского пути в Сибирь. На заседании Географического общества он делал доклад о прокладке пути к берегам Сибири не через проливы Карские Ворота и Югорский Шар, как советовали Седов, Брейтфус и Варнек, а мимо северной оконечности Новой Земли. Летом предыдущего года Русанов на парусном судне купца Масленникова «Дмитрий Солунский» первым из русских мореплавателей обошел вокруг Новой Земли и был уверен, что это не самый короткий, но самый безопасный путь, хотя и лежал он в высоких широтах. Успех «Дмитрия Солунского» он объяснял тем, что теплое течение Гольфстрим, ударяясь в западный берег острова и поворачивая на север, относит льды. Этому же, по убеждению Русанова, способствует направление ветров. Это было ново, шло вразрез с многолетними наблюдениями и исследованиями Седова, Варнека и Брейтфуса, а потому доклад Русанова вызвал много возражений, хотя к концу все сошлись на том, что и этот вариант Северного морского пути отбрасывать никак нельзя, ибо путь крайне нужен России.
Когда после заседания вышли из малого зала и спускались по широкой парадной лестнице только что выстроенного особняка Русского географического общества, Русанов, взяв Андрея под локоть, шутливо спросил:
— Все еще посерживаетесь, Андрей Владимирович?
— Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам, — рассмеялся Журавский, вспомнив про «графа Литке».
— Верно:
