Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ - Андрей Мелехов

Честно говоря, он даже не знал, что это кличка и по простоте душевной называл того «товарищ Маресьев», пока артиллерист, смущаясь, не объяснил природу прозвища. Выяснилось, что подполковник-артиллерист являлся заядлым охотником. И вот однажды, взяв специально добытый в Африке дробовичок немецкого производства, он решил пройтись по окрестностям и попробовать шлепнуть пару-другую уток или иных пернатых, у которых не хватило ума убраться подальше из зоны боевых действий. В ходе своих далеко не безопасных блужданий среди необозначенных минных полей и возможных мест дислокации диверсантов он так и не нашел указанных представителей птичьего мира, страдавших от недостатка мозгов. Зато наткнулся на плюющуюся ядом кобру, висевшую на ветке баобаба. По счастью, кобра — то ли от жары, то ли от яркого солнца — промахнулась, и ее ядовитые слюни пролетели мимо до смерти испугавшегося охотника. Но в приступе вполне понятного ужаса артиллерист сделал неверное движение и задел спусковой крючок висевшего на плече ружья. Немецкий дробовик, в отличие от окосевшей ангольской змеюки, ударил без промаха — прямо в стопу любителя охотничьих приключений. Конечно, дробь была мелкая, а солдатский ботинок крепким. Но часть дробинок все же оказалась в ноге незадачливого стрелка. Добираться до своих ему пришлось долго, преимущественно ползком и с огромными мучениями. Со слезами счастья на покрытом пылью и сожженном безжалостным солнцем лице, пересохшим от жажды горлом и полным ботинком крови охотник-страдалец был наконец обнаружен солдатами ФАПЛА. Несмотря на трагизм ситуации, которая вполне могла закончиться гораздо хуже, безжалостные товарищи по оружию мгновенно прилепили несчастливому подполковнику кличку Маресьев — в честь знаменитого летчика Великой Отечественной войны. Поскольку бедный артиллерист был тихим и незлобивым, многие советники, специалисты и даже сопливые переводчики не упускали своего шанса напомнить незадачливому коллеге о произошедшем. Возник даже целый поэтический цикл, так или иначе касавшийся указанной темы. Классическим примером являлся «мюзикл»: «Не режьте мне ноги, я буду летать! — Тащите ножовку, пора начинать!», после чего вступал кордебалет, припевая: «А у него гангрена, гангрена, гангрена! Ему отрежут ноги, отрежут ноги!»

Постоянно прихрамывавший Маресьев и Лейтенант нашли Главного военного советника осматривающим в сопровождении свиты установку залпового огня. Похожие на рельсы направляющие грозного оружия были устремлены куда-то высоко и вдаль — по-видимому, в сторону «забившего» сегодня на войну противника. Несостоявшийся (пока) покоритель швейцарских Альп и Ла-Манша стоял в позе Наполеона, инспектировавшего поле битвы при Аустерлице, — растопырив короткие толстые ноги и выставив вперед немалых размеров «комок нервов». По-видимому, в настоящий момент JVC планировал одной лишь мощью своего бьющегося в тесной черепной коробке разума — как упомянутый выше француз при осаде Тулузы — покончить с не готовыми к подобному сюрпризу контрреволюционерами-унитовцами. Казалось, пара-тройка гениально прочерченных в трехмерном пространстве траекторий — и партизаны с воем разбегутся от речки Куиту, побросав свои жалкие пожитки, китайское оружие и американских инструкторов.

— А я говорю — долетит! — веско промолвил JVC, видимо, ставя точку в споре с кем-то, посмевшим усомниться в его полководческом гении. — Я, вон, на учениях «Запад» тоже с таким спорил: «долетит — не долетит»! Все куда надо долетело! Понял?

«Понявшим» оказался хорошо знакомый Лейтенанту Михаил Петрович. Петрович побагровел, на его мужественном лице заиграли желваки. Казалось, еще мгновение, и закосневший консерватор-роялист выскажет все, что думает, революционеру-реформатору. И тогда либо голова Петровича покатится после удара ножа гильотины, либо, наоборот, его произведут в бригадные генералы — за смелость и независимость суждений. Но не случилось ни того, ни другого — Михаил Петрович, скрипя зубами, вышел из молча сочувствующей ему толпы советских и ангольских офицеров и спросил у нашего героя:

— Лейтенант, у тебя закурить найдется?

— Нет! А вы разве курите, Михаил Петрович?

Тот лишь в расстройстве махнул крепкой рукой и отошел в сторону.

— Слушай, а Петрович прав! — заметил Маресьев, прикидывая опытным взглядом намеченную «дегенералом» цель — темневшую на горизонте гряду невысоких холмов. — С таким-то зарядом «андрюши» (так — нежно — называли реактивные снаряды) упадут с недолетом!

Установка «Град» вдруг подпрыгнула на месте, вокруг нее образовалось плотное облако красной пыли и ядовитых пороховых газов. Проигнорировав просвещенное мнение опытных артиллеристов, один за другим, прочерчивая в помутневшем небе огненные следы, несколько реактивных снарядов помчались навстречу судьбе и славе. В рассеявшемся дыму показалась бравая фигура JVC, насмешливо призывавшего разбежавшихся по ямам членов свиты взять себя в руки.

— Товарищи командиры, несолидно! Как себя ведете перед подсоветными? Это ж мы стреляем, а не по нам! Ладно, хоть так пороху понюхаете! Эй, товарищ, а вы чего там выглядываете?

«Товарищ» Маресьев, который действительно пытался разглядеть что-то в мощный бинокль, ответил не сразу. Раздались приглушенные многокилометровым расстоянием звуки взрывов.

— Недолет! — наконец прокричал он. — Залп накрыл долину перед холмами!

— Твою мать! — послышался мат Петровича. — Да мы же по деревне шарахнули!

Наверное, так же, одной сказанной фразой, была разрушена слава непобедимого Наполеона. Когда ему доложили, что в надвигающемся облаке пыли, под клонившимся к горизонту солнцем Ватерлоо к полю боя подходит не дивизия Груши, целый день гонявшаяся за пруссаками, а сами немцы — злые, полные сил и жаждавшие реванша. Члены свиты, сразу понявшие, что не все сегодня сложилось у предмета их дружных задолизаний, как-то мгновенно дистанцировались от него. Руки полезли за сигаретами, тетрадями и прочими ставшими позарез необходимыми предметами. Вдруг ставшие озабоченными глаза буравили лица соседей, как будто уже сговариваясь, как лучше топить облажавшегося шефа. Лейтенант, только сейчас начавший отходить от внезапного залпа «Града», с любопытством ждал продолжения. По наивности он полагал, что JVC должен был как минимум извиниться перед Петровичем, написать прощальную записку жене и наследникам и, зайдя за ближайший баобаб, застрелиться. Но не тут-то было! Лицо «дегенерала» вдруг засветилось весельем:

— Эх. лядь, таки недолет! Ладно, я с генеральным прокурором каждую пятницу виски пью — отмажет!

Следующим пунктом программы неугомонного танкиста стала ремонтная мастерская для бронетанковой, артиллерийской и прочей техники. Впрочем, ввиду хронического отсутствия запчастей не только в Куиту, но и на складах Луанды, мастерская по сути являлась централизованным местом сбора металлолома военного назначения. Поэтому, когда генерал, только что решивший судьбу целой деревни, озвучил свое пожелание, советники из местных переглянулись и побледнели.

По иронии судьбы, сильнее всего гусарского гнева выдающегося полководца испугались те, кто больше всех работал и в меру сил старался слабать из трех неисправных бронебульдозеров один работающий танк. К счастью, когда кортеж прибыл к находившемуся на окраине пустырю, гордо носившему имя «мастерских», там обнаружились охрана, относительный порядок и даже какие-то ремонтные работы. У Лейтенанта, с любопытством наблюдавшего за этим ритуальным действом, даже возникло подозрение, что трудившиеся здесь были в срочном порядке предупреждены о прибытии важного советского «асессора». Впрочем, обитатели пустыря, возможно, и сами догадались об этом, увидев садившийся над городом самолет.

В свойственной ему энергичной манере танкист прошелся по территории «парка». В одном месте его внимание привлекла счетверенная зенитная установка советского производства, установленная на бронированный бразильский грузовик «Энжеза». Именно с помощью таковой майору Вите удалось переломить ход вчерашнего боя. По-молодецки забравшись в кузов (швы новой пятнистой униформы при этом тревожно треснули на самой выдающейся части его далеко не юношеского тела), Главный военный советник с одобрением осмотрел конструкцию и оценил пулевые царапины и вмятины на бронещитке.

— Вот это я понимаю — молодцы! — вслух прокомментировал он природную сообразительность сыновей Анголы. — Учитесь, товарищи офицеры, у местных товарищей: так наши деды когда-то пулеметные тачанки придумали! Голь на выдумки хитра!

— И про каких это он местных товарищей? — искренне удивился Маресьев, тихо обращаясь к нашему герою. — Мы же им сами эти «тачанки» и смастерили! После того как фапловцы трансмиссии у «Шилок» пожгли — лишь бы в бой не ходить!