Укротитель времени (сборник) - Кейт Лаумер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последовала зловещая пауза.
— Или, может быть, кто-либо полагает, что существуют причины, по которым я не могу вступить в брак с леди Андрагоррой?
— Ах ты гнусный обманщик! — воскликнул Лафайет.
— Ах ты гнусный обманщик! — раздался из зала гневный возглас, принадлежащий, без сомнения, герцогу Родольфо. — Мы так не договаривались, мерзкий выскочка!
— Схватить предателя! — крикнул Горубл.
— Что там происходит? — прошептал Лоренцо, до которого стали доноситься звуки суматохи в зале.
— Негодяй Хрупкий собирается жениться на леди Андрагорре! Родольфо это не устраивает, а Крупкина не устраивает то, что Родольфо это не устраивает!
Гомон голосов в зале усиливался и стал напоминать шум, возникающий при дорожной пробке. Приказы, выкрикиваемые Горублом, слились с восклицаниями, ругательствами и разъяренными воплями Родольфо. Над головой Лафайета раздался скрип веревки и треск, после чего Лоренцо оказался почти что на одном с ним уровне.
— Прочь с дороги! — заорал он, отталкивая Лафайета. — Наконец-то я доберусь до этого гнусного похитителя, обманщика и соблазнителя невест!
Лоренцо отпихнул О'Лири, и тот чуть было не сорвался вниз.
— Эй, потише, — заорал Лафайет своему двойнику.
— Не мешай мне! Я сейчас придушу этого негодяя!
С этими словами Лоренцо изо всех сил ударил ботинком по стеклу, которое со звоном разлетелось на мелкие осколки. В ту же секунду Лоренцо исчез за взметнувшимися шторами.
— Господи, какой идиот! — простонал Лафайет. — Ведь его разорвут на куски, и он ничем не сможет помочь Дафне; то есть, Беверли; то есть, Синтии; то есть, леди Андрагорре!
Вытянув шею, Лафайет попытался разглядеть что-нибудь в пестрой толпе придворных. Лоренцо изо всех сил старался протиснуться вперед сквозь нарядные платья и камзолы, а со всех сторон к нему устремились стражники в малиновых ливреях…
В это мгновение Горубл обернулся — и получил сокрушительный удар в правую скулу. Принц, на которого было совершено дерзкое нападение, зашатался, и в ту же секунду на Лоренцо навалились рослые гвардейцы.
— Ну, вот и все, — пробормотал Лафайет. — Во всяком случае, удар был отличный…
Он вновь приник к окну.
— Ага! — взревел Горубл, прижимая большой кружевной платок к заплывшему глазу. — Опять ты, Лоренцо! Ну что ж, я найду для тебя применение, мой мальчик! Горог уже пообедал сегодня, но он, конечно, не откажется от добавки! Но прежде чем ты умрешь, ты будешь удостоен чести присутствовать на церемонии бракосочетания меня и той особы, которой ты смел досаждать своими ухаживаниями.
— Ми-ми-миледи Андрагорра! — возвестил дрожащим голосом дворецкий в наступившей тишине.
Толпа расступилась, и в дверях возникло прекрасное видение: темноволосая очаровательная невеста в белом платье, а рядом с ней две костлявые придворные дамы в нарядах подружек невесты, которые мало соответствовали злобному выражению их лиц.
— Приступайте к церемонии! — заорал Горубл, забыв о придворном этикете. — Сегодня моя свадьба, а завтра я завоюю новую вселенную!
Прижавшись к стене, Лафайет дрожал крупной дрожью под порывами ледяного ветра. Его руки онемели от напряжения, а пальцы ног превратились в мороженых креветок. Он чувствовал, что в любой момент может сорваться и полететь в зияющую под ним бездну. Он прижался подбородком к холодным камням, прислушиваясь к словам брачной церемонии в зале.
— Ну почему, почему это должно было вот так закончиться? — простонал он. — Почему я вообще здесь оказался? Почему Прэтвик отказался помочь мне и зачитал какой-то дурацкий стишок — это бессмысленное слово, которое ни с чем не рифмуется…
Что каждому по вкусу — от Бронкса до Майами?
Ответ загадки прост…
Ну, что тем может быть? Что рифмуется с Майами? Майами? Мамми? Огурцами?
Что каждому по вкусу — от Бронкса до Майами?
Ответ загадки прост… прост…
Неожиданно в зале раздался крик:
— Беверли, скажи «нет»! Пусть он перережет мне горло, но я не переживу, если ты станешь его женой!
Вслед за воплем Лоренцо последовал глухой удар и звук падающего тела.
— Он всего-навсего оглушен, моя прелесть, — вкрадчиво проговорил Горубл. — Эй, вы, продолжайте!
— Со-согласны ли вы… леди Андрагорра… взять этого… этого… принца…
— Нет! — взмолился Лафайет. — Это слишком ужасно! Это неправда! Полный, полный провал… А ведь мне всегда удивительно везло… я нашел эту дверцу в скале, и рясу сумасшедшего монаха, и… и…
Он замер, стараясь уловить призрачную мысль, которая пронеслась у него в голове.
— Думай, — приказал он себе. — Я называл это везением. Но это совершенно неправдоподобно! Тебе не могло так везти. Подобные вещи случаются лишь в том случае, если ты способен управлять вероятностями. Следовательно, вывод напрашивается сам собой: ты управлял космическими энергиями. И это у тебя получалось — иногда. А иногда нет. Но в чем же разница? Почему в одном случае тебе удавалось управлять физическими энергиями, а в другом — нет?
— Подайте нюхательную соль, — крикнул в зале Горубл. — Бедняжка лишилась чувств; видимо, от счастья.
— Ну, ничего не приходит в голову, — простонал Лафайет. — Мысля все время возвращаются к Дафне и Свайнхильд. Какая, однако, милая девушка! Вот только от нее всегда пахнет чесноком…
Чеснок…
— Магия и чародейство всегда были связаны с чесноком, — бормотал Лафайет, пытаясь сосредоточиться. — А магия — это не что иное, как любительская попытка управлять космическими энергиями. Неужели чеснок? Или, может быть, сама Свайнхильд? Но Свайнхильд не рифмуется с Майами. Чеснок, впрочем, тоже. И во всяком случае, от нее пахло чесноком только потому, что она делала бутерброд с салями…
— Салями! — воскликнул Лафайет. — Именно так.
Что каждому по вкусу — от Бронкса до Майами?
Ответ загадки прост — салями!
Он задохнулся от волнения и чуть было не полетел вниз.
— Подо мной на палубе была колбаса салями — и мне удалось дотянуться до ножа. Когда я нашел рясу, мы ели салями. На утесе колбаса была у меня в кармане камзола. И теперь мне надо…
О'Лири похолодел.
— В кармане. Салями в кармане моего камзола. А он наверху, подложен под веревку!
— Ну что ж, — ответил он сам себе. — Значит, тебе придется лезть наверх, только и всего.
— Наверх? Но как? У меня руки заледенели, а сил осталось не больше, чем у котенка. Я совсем окоченел… И все равно будет слишком поздно…
— Вперед!
— Я… я попробую.
С трудом разжав руку, Лафайет перехватил веревку и подтянулся. Теперь он больше не упирался ногами в стену. Он почувствовал, как тело у него наливается свинцом, а руки становятся, словно тесто.
— Бесполезно…
— Попробуй!
Он кое-как поднялся на несколько футов. Потом еще на шесть дюймов. Сильный порыв ветра качнул веревку, и Лафайет ударился о стену замка. Он взглянул вверх: на парапете, свисая вниз, лежало что-то черное.
— Слишком высоко, — прошептал он. — И все равно…
Словно во сне, Лафайет неожиданно заметил, что его камзол начал медленно съезжать из-под веревки. Фалды из узорчатой парчи громко захлопали на ветру. Камзол все дальше и дальше съезжал по парапету. Какое-то мгновение он висел на самом краю, потом новый порыв ветра подхватил его…
Он падал, казалось, прямо на О'Лири. Пустые рукава взметнулись вверх, словно для последнего прощания. Внезапный порыв ветра отбросил его от замка.
В отчаянной попытке Лафайет потянулся за ним. Камзол скользнул по его вытянутой руке, но О'Лири сжал пальцы и схватился за край полы. Под дикие завывания ветра он нащупал в кармане липкий кусок салями, положенный туда Свайнхильд…
— Чудо! Любое чудо! Только побыстрее!
В то же мгновение на О'Лири обрушился страшный удар, его закрутило и подбросило вверх, в темноту, а потом он понесся куда-то в кромешном мраке под крики, визги и звон бьющегося стекла. Дальше иступила тишина, словно он очутился в могиле.
— Это просто чудо! — услышал Лафайет голос над собой. Он с трудом разбирая слова, доносившиеся до него будто из другого мира.
— Насколько я понимаю, он упал с крыши, ударился о флагшток и, подлетев вверх, катапультировал прямо в зал, приземлившись на его высочество, который как раз спешил к окну, чтобы выяснить причину непонятного шума снаружи.
— Расступитесь, ему трудно дышать, — приказал кто-то отрывисто.
Лафайет открыл глаза в прямо над собой увидел лицо Лоренцо — украшенное синяком, но, как и прежде, полное решимости.
— Ты бы мог посвятить меня в свои планы, — обратился он к Лафайету, — а то я уже начинал волноваться, когда ты наконец появился.
— Вы… вы были великолепны, сэр, — прошептал чей-то нежный голос.
