Укротитель времени (сборник) - Кейт Лаумер

— Да ты окончательно спятил, если решил, что я соглашусь помогать тебе!

— Вот как? Очень жаль. А я-то собирался отдать женщин в твое полное распоряжение, после того как они сослужат свою службу. Но, увы, теперь они, очевидно, окажутся в гареме другого, боже преданного слуги.

— Ты не сделать этого!

— Сделаю, — ответил Горубл и помахал пальцем у него перец носом. Беспощадность — вот залог успеха, мой мальчик. Я это хорошо усвоил. Если бы я в свое время избавился от двух младенцев — принцессы Адоранны и некоего принца Лафайета, — у меня не было бы всех этих неприятностей.

— Я не буду помогать тебе! — выкрикнул Лафайет. — Давай, действуй! Центральная вычислит тебя, и тогда…

Горубл рассмеялся:

— Не вычислят, мой дорогой мальчик! В том-то и прелесть плана! Признаю, что долгое время опасность вмешательства Центральной сдерживала игру моего воображения. Но новое уравнение энергий сводит такую возможность к нулю. При взаимном перемещении людей энергетические уравнения остаются неизменны. В матрице вероятностей не возникнет несоответствия, ничто не привлечет внимания Центральной к мирной Артезии, одному-единственному континууму среди миллиона других. Поверь мне, я знаю, что говорю. Ведь я раньше был инспектором по континуумам! Нет, от Центральной тебе помощи ждать нечего. Лучше последуй моему совету и помоги мне. А уж я в долгу не останусь!

— Пошел ты к черту! — в сердцах ответил Лафайет. — Без меня Свайнхильд никогда не согласится помочь тебе, а без нее все твои планы рухнут.

— Ну что ж, делай, как знаешь, — сказал Горубл с самодовольной улыбкой. — Я хорошо отношусь к тебе, мой мальчик, и только поэтому сделал это предложение. Но в моем распоряжении есть и другие средства или — как бы это поточнее сказать? — лица.

— Неправда! — закричал Лафайет. — Ты думаешь, что сможешь выдать леди Андрагорру за Дафну, не так ли? Но я-то знаю, что она в полной безопасности.

— Неужели?

Горубл широко зевнул и повернулся к Гроунвельту.

— Нам не потребуются твои услуги, — обратился он к палачу. — Тебе не придется выяснять у этого изменника, где находится леди Андрагорра. Полчаса назад она и ее спутник были схвачены. Они будут доставлены сюда с минуты на минуту. А этого предателя можешь бросить к Прожорливому Горогу. Он, как мне известно, не ел несколько дней и не откажется от хорошего обеда.

— Ну вот, мне опять не повезло, приятель, — печально заметил Гроунвельт; он вел закованного в цепи Лафайета по еле освещенному коридору. — Я всегда знал, что у меня есть враги при дворе. И кому я там мог помешать? Да я в жизни никого и пальцем не тронул, разве что по долгу службы. И вот тебе награда за преданность.

Он взглянул в темноту сквозь толстые прутья решетки:

— Отлично, он спит у себя в берлоге. Значит, мне придется использовать электрическую дубинку, чтобы не дать ему выскочить, когда я открою дверь. Знаешь, у меня душа переворачивается, когда бьют бессловесную тварь.

Из клетки чудовища на Лафайета повеяло сыростью; на полу он разглядел соломенную подстилку и разбросанные кости. Невольно попятившись, он пролепетал:

— Послушай, Гроунвельт, ведь мы с тобой старые друзья, не так ли? Почему бы тебе не проводить меня назад в камеру? Герцог ничего не узнает…

— Как? А Горог опять останется без обеда? Да как же тебе такое в голову пришло? Стыдись, приятель!

Отперев дверь, СФВ приоткрыл ее ровно настолько, чтобы впихнуть Лафайета. О'Лири изо всех сил уперся каблуками, но железная лапища Гроунвельта протолкнула его в зловонную камеру. Дверь с грохотом захлопнулась у него за спиной.

— Ну, пока, приятель, — сказал СФВ, запирая замок. — Ты мог бы стать отличным клиентом. Жаль, что мне так и не удалось поработать с тобой.

Когда его шаги стихли, из отверстия в стене камеры послышалось глухое, грозное ворчание. Лафайет отскочил в сторону от входа в берлогу — судя по ее размерам, там вполне мог бы притаиться взрослый тигр. Из темноты на него сверкнули красноватые глаза. Потом показалась голова — но не клыкастая морда медведя или тигра, а узколобое, заросшее черной щетиной и покрытое слоем грязи лицо некоего подобия человека. Опять послышалось глухое ворчание.

— Извиняюсь, — раздался хриплый, низкий голос. — Я так давно не ел, что у меня внутри кишки марш играют.

О'Лири попятился. За головой появились широкие плечи и туловище, похожее на бочку. Великан распрямился и, отряхнув пыль с колен, принялся разглядывать Лафайета.

— Эй, послушай, — пророкотал голос, — да ведь я тебя знаю! Ты тот самый парень, которого я перевозил сюда с премиленькой девчонкой! Она еще ударила меня веслом по голове.

— Кранч! — ахнул Лафайет. — А ты-то как здесь очутился? Я думал, это клетка Прожорливого Горога…

— Да, верно, я дерусь под этим именем. Ребята герцога схватили меня по доносу одного бродяги, когда я приехал в город, чтобы найти тебя. Я пытался отбиться от этих олухов, но потом приустал, и они свалили меня, набросившись с двух сторон разом. А потом еще трахнули дубинкой по башке.

Великан осторожно ощупал затылок.

— Ты хотел меня найти? — переспросил О'Лири, прижимаясь к стене. Ему вдруг стало трудно дышать, словно в горле у него застрял биллиардный шар. — За-зачем это?

— Чтобы отдать тебе должок, приятель, вот зачем. Я не из тех, кто забывает такие вещи.

— Послушай, Кранч, я единственный кормилец двух незамужних тетушек, пролепетал О'Лири срывающимся голосом. — Только не это! После всего, что я пережил, встретить конец в этой берлоге!

— Чего-чего? Это не конец, малыш, а только начало, — прорычал Кранч. Мой должок не так-то просто будет отдать.

— Что я тебе такого сделал? — простонал О'Лири.

— Дело не в том, что ты сделал, приятель, а в том, чего ты не сделал.

— Не сделал?

— Вот именно. Ты не выбросил меня из лодки, хотя запросто мог это сделать. Ты не думай, что я был оглушен; я все слышал: как твоя милашка предложила бросить меня акулам и как ты вступился за меня. Сказал, что я без сознания и потому, мол, нельзя меня бросать в озеро.

— И… и вот теперь ты меня хочешь отблагодарить?

— Совершенно верно, малыш.

Великан потер рукой живот, из которого опять послышалось урчание.

— Да, я чертовски проголодался!

Лафайет зажмурился.

— Хорошо, — прошептал он. — Начинай поскорее, не то я не выдержу и закричу Гроунвельту, что я передумал.

— О чем ты, парень?

— Ну, давай, ешь меня, — выдавил из себя Лафайет.

— Что-о-о? Есть тебя? — переспросил Кранч. — Да ты что, приятель! Ты меня, видать, не понял. Как я могу съесть человека, который спас мне жизнь?

О'Лири приоткрыл один глаз.

— Так ты не растерзаешь меня на куски?

— Зачем бы это мне понадобилось?

— Неважно, — сказал Лафайет, съезжая по стене на пол. Он с облегчением вздохнул и пробормотал:

— На некоторые вопросы лучше не отвечать.

Отдышавшись немного, О'Лири взглянул на великана, который озабоченно разглядывал его с высоты своего гигантского роста.

— Послушай, если ты действительно хочешь меня отблагодарить, придумай, как нам отсюда выбраться.

Кранч почесал затылок пальцем, который был не меньше ручки молотка.

— Надо подумать…

— Что, если сделать в стене проход? — предложил О'Лири, ковыряя известку между каменными плитами. — Но нам не обойтись без стальных инструментов… И к тому же на это ушли бы годы.

Он оглядел темную камеру:

— Может, в потолке есть люк…

Кранч отрицательно покачал головой:

— Я уж неделю задеваю башкой за этот потолок. Он сделан из дубовых досок толщиной в четыре дюйма.

— Ну… тогда пол…

— Каменные плиты толщиной в шесть дюймов.

Минут десять Лафайет осматривал пол, стены и дверь камеры, а затем прислонился к решетке.

— Ну, что ж, — сказал он без всякой надежды, — приходится признать, что я проиграл. Крупкин заставит Свайнхильд делать то, что ему надо; Адоранна очутится здесь, в Порт-Миазме, и станет мыть грязные горшки; Горубл захватит Артезию, а Дафна… Дафна, скорее всего, тоже окажется здесь, после того как леди Андрагорра попадет в Артезию. И если она не достанется Родольфо, то ее получит Счастливчик Лоренцо. Или Долговязый Ланселот…

— Эй… Я кое-что придумал, — начал Кранч.

— Лучше ляг и поспи, Кранч, — без всякого интереса отозвался О'Лири.

— Да, но…

— И хватит думать об этом — все равно никакого толку. Знаешь, может, было бы лучше, если б ты в конце концов разорвал меня на части.

— А все-таки, что, если…

— Иначе и быть не могло. Ведь я только и делаю, что сижу по тюрьмам с тех самых пор, как попал в Меланж. Я бы мог догадаться, что окончу свои дни в одной из них.

— Конечно, это не бог весть что, но почему бы не попробовать? проговорил Кранч.