Реки не умирают. Возраст земли - Борис Бурлак

— С ума сошла!

— Бабушка у нас  т а й н ы й  советник. Уж она-то поняла бы и повлияла на своего младшего сыночка, я уверена.

— Смешная ты.

— Надо бороться, по крайней мере.

— С кем?

— Да, бороться пока что не с кем, — охотно согласилась Саша. — И слава богу... Но как я могу тебе помочь? Как? Я пыталась говорить с твоим бирюком...

— Ты... ты говорила с ним?!

— Ну да.

— Ах, Саша, Саша, ну кто тебя просил об этом? Ну зачем ты это делаешь?

— Не буду больше. Сама вижу теперь, что зря...

Обеденный перерыв кончился, и бригада принялась за дело. Ее никто не подгонял: Каменицкого не было, а прораба вызвали в управление треста, — и девушки, почувствовав полную самостоятельность, работали на совесть. Клара только считалась освобожденным бригадиром, но всегда наравне со всеми выполняла норму, Потому и подчинялись ей беспрекословно, хотя вообще-то женщины не любят подчиняться женщине. До Кузнецовой бригадиром был один развязный мастер, который все похаживал да покрикивал на девчат. Они долго терпели, однако все же отказались работать под началом такого «надсмотрщика». На участок приехал сам управляющий трестом Петр Ефимович и предложил другого бригадира — выпускницу профтехучилища Клару Кузнецову. Девчата согласились без особого энтузиазма. Ну, а потом привязались к ней.

Сегодня белили и красили дотемна, чтобы закончить отделку главного зала магазина, не откладывая до понедельника. У Саши сильно кружилась голова от нитрокрасок. «Нет, не выйдет из меня никакого маляра», — сказала она Кларе. Та сама устала сильно. Но вот она сбросила заляпанный комбинезон, вымылась, надела платье, туфли, причесалась перед зеркальцем, укрепленным в сумочке, — и хоть сейчас на танцы или на концерт в Доме культуры. Да не с кем.

— Что ты завтра будешь делать? — спросила она Сашу.

— Завтра Виктор, приезжает из экспедиции.

— Понятно. Значит, отлежусь я вдоволь.

«Спит по выходным, точно вдова какая-нибудь», — с сожалением подумала Саша не в первый раз.

На следующий день она встретилась с Виктором и позабыла обо всем на свете.

За городом было красивое ущелье, где Урал со всего разгона пробивался через горы. Дальше лежала степь до Каспия, и там он трусцой бежал налегке, а тут, на развороте, как последний барьер на его пути, вставали базальтовые скалы. Неизвестно, что заставило Яик пойти на безумный прорыв в те далекие времена, когда он торил себе дорогу, но факт остается фактом: он выбрал именно трудный путь, хотя напрямую вдвое ближе к морю. А может, казачий Яик лелеял заветную думку поскорее увидеться с Волгой? Да не хватило сил, чтобы доскакать, и он, отмахав добрые полтысячи верст на запад, до Уральска, опять повернул на юг, довольный уже тем, что Волга теперь рядом.

Сашу всегда поражало единоборство воды и камня: крепок гранит, но река терпелива. В самом деле, сколько времени нужно было для того, чтобы без всякой взрывчатки проложить это каменное русло. Она подолгу смотрела на грозные утесы, у подножия которых крутились пенные водовороты, и проникалась все большим уважением к Уралу. Казалось бы, чего уж ему вскипать от ярости, когда дело сделано, так нет — он все наступает и наступает, особенно на правый, горный берег, и после каждой весны, пусть на миллиметры, но шире становится ущелье. Что и говорить, завидное терпение. Людям бы такое.

Виктор причалил лодку к зеленому мыску, где можно и купаться и загорать спокойно, не то что на городском пляже, — там не сразу отыщешь под солнцем свободное местечко.

Отвернувшись, Виктор начал раздеваться. Саша кинула в траву белую капроновую сетку с продуктами и пошла в сторону цветущего шиповника. Уютный зеленый мысок был окаймлен тихим низовым пламенем. Оно горело между утесами, в безветрии, очень ровно, и поздний подгон только еще занимался, хотя была середина лета. Саша неторопливо обогнула все полудужье нарядного кустарника, жадно вдыхая пахучий воздух, настоянный на розах. Какая благодать: век бы не уходил из этого райского угла!

Виктор стоял в одних трусах на кромке берега, высокий, атлетического сложения парень, будто с цветной обложки «Огонька». Вот он махнул рукой и бросился в воду; течение подхватило его и понесло на стрежень.

— Далеко не забирайся! — крикнула Саша.

Ущелье в точности повторило ее окрик, усилив многократно. Она рассмеялась: ого, какое эхо!

Сбросив туфли, неосторожно ступила на голый камень и обожглась. Пританцовывая на отполированном граните, сняла кофточку, мини-юбку и осталась в одном купальнике. Она придирчиво оглядела себя, недовольная, что очень худенькая, — никакого сравнения с Кларой. «Что делает моя бригадирша в такую жару? — подумала она, — Неужели валяется в постели?» И пожалела подругу с той доброй жалостью, на которую способны лишь счастливые.

Саша вошла в воду, поежилась, — вода показалась ей холодной, — и с отчаянной решимостью окунулась, саженками поплыла навстречу Виктору. Откуда-то снизу буравили родники, остро обжигая ноги.

Ну что такое море, пусть самое южное, против любой реки? Плещется из стороны в сторону, не зная, куда деваться. Энергии много, а цели нет. Другое дело — река. Не девятым валом славится она, не за буйную страсть воспевают ее люди, а за этот скорый бег.

Да, человеку тоже дается немного времени — от верховья и до устья, но в награду на твоем пути вся прелесть жизни: и встречи с юными притоками, и весенний разлив по окрестным лугам и перелескам, и жаркая работа на виду у всех, и позднее бабье лето на высоких берегах, и журавли в осенней, пронзительно синей дали, и глубокая тишина в конце пути...

Накупавшись до озноба, Саша и Виктор бросились на песок, приятно согревающий все тело.

— Почему хмурый, кто тебя обидел? — заговорила Саша, любуясь мужественным лицом Виктора с длинными бровями, сомкнутыми у переносицы.

— Кто может меня обидеть?

— А я?

— Ты можешь. Но сам виноват.

— Опять двадцать пять!

— Двадцать пять — мой возраст.

— Помню.

— Когда же, наконец?..

— Не знаю, ничего не знаю, Виктор. Тебе что, ты кончил институт. А я?

— Будешь учиться заочно.

— Хорошенькое дельце! А потом вот еще что. Мой отец, наверное, женится.

— Георгий Леонтьевич? На ком?

— Что ты удивился? Отцу нет и пятидесяти. А женится он, наверное, на Метелевой. Они ведь дружили в молодости.

— Им легче.

— Нет, им тяжелее.

Саша прикрыла глаза ладонью, защищаясь от солнца, и Виктор мог вдоволь наглядеться на нее. Ну что он нашел в этой своевольной, капризной девчонке, еще и не оформившейся как следует?.. Он старался порой убедить себя, что все пустая блажь, надо быть благоразумнее и оставить в покое Сашу. Ну, к чему унижаться? Когда он идет по городу, то многие девушки посматривают вслед ему. А он, считай, никого не замечает. Рыцарь! Какая-то школьница водит за нос, и он ходит за ней по кругу. Сколько же кругов будет ей угодно сделать? Вот теперь надо ждать, пока женится Георгий Леонтьевич. Потом найдется другая причина: Олег ходит тоже в холостяках в свои тридцать лет и, стало быть, нужно повременить, пока не обзаведется семьей и Сашин дядюшка. Заколдованный круг — да и только.

— Я уезжаю в самую дальнюю геологическую партию, — сказал он, как бы между прочим.

— Надолго? — Она встрепенулась, вскочила на колени и уставилась на него детскими немигающими глазами.

Он отвел взгляд в сторону: таким неподдельным был испуг в Сашиных глазах, что ему стало жаль ее. Однако он добавил твердо:

— До белых мух.

— Ой!.. А как же я?

— Работа есть работа. Начальник экспедиции посылает искать воду в степи.

— Милый ты мой, м о к р е н ь к и й  геолог!.. — Саша быстро поцеловала его в губы. Он не успел опомниться, как она тут же отпрянула в сторону.

— Оно и к лучшему, что уезжаю, — сказал Виктор деланно-безразличным тоном.

— Вот-вот, к лучшему... Тебе что, тебе и там будет неплохо среди студенток-практиканток. Ну и отправляйся к ним.

— Разрешаешь?

— А ты не смейся. Будет и на моей улице праздник.

— Тогда к празднику я и вернусь.

— Вижу, вижу по глазам, что ты сам вызвался в командировку...

Они искупались еще раз и стали собираться в обратный путь, тем более, что плыть теперь надо было против течения, едва доберешься домой в сумерки.

Виктор усиленно работал веслами, а Саша сидела за рулем, выбирая места потише, где река замедляла бег в глубоких омутах. Расстались, когда уже стемнело.

— Пиши, — сказал на прощание Виктор.

— А куда?

— Напиши куда-нибудь, — в тон ей ответил он и пошел своей дорогой.

Огибая стадион со стороны безлюдной окраины, примыкавшей к огородам, Виктор услышал короткий женский вскрик. Он насторожился, прибавил шаг: за углом решетчатой ограды стояли на дорожке трое. Он подбежал к ним и различил в тесном кругу парней растерянную девушку.