Калейдоскоп вечности (СИ) - Евгения Кострова

— Что ты такое? — вопросил Скай, спрашивая у пустоты. Такой беспощадный вихрь прорубил отпечаток по расплавленной земле, устремляясь ввысь, и рассек небо, впуская чистый лунный свет на волю. И все еще в воздухе витал аромат опасности, грозящей располосовать его на куски, как добычу хищного зверья. И спиной он чувствовал, как его окружают незримые им взоры, куда страшнее и опаснее человеческих, ведь они принадлежали нелюдям. В его сторону двигались двое высоких белокожих безликих чудовища с раскрытыми обезображенными пастями, они бежали с неуловимой для человека скоростью, перемещаясь так быстро, что юноша едва успевал следить за их передвижениями. Один из них высоко подскочил в воздух, а второй расправил когти, используя их, как гибкие хлысты при нанесении удара становившиеся прочнее алмаза. Третий же несся к нему со спины — бежать некуда, а значит нужно принимать весь удар на себя.

— Ничтожество, что вы о себе возомнили? И в мгновение его поглотил яркий свет, разлетающихся ветров, превращающихся в водоворот, как после крупных взрывов, когда сила заряда настолько велика, что вбирает в себя окружающее пространство. Свет озарил ночное небо, возвещая живущих о несокрушимой и богобоязненной власти. От алчущих крови и жизни не осталось ничего, лишь бойня, устроенная его стихией могла поведать о случившемся: разодранные здания, укрытые смогом, по которым растекался грязной пеленою покрывала черни, оставленные огненной поступью; зыбучие тропы на дорогах, усыпанные инеем и покрытые тонкой коркой льда, похожей на тающие в небе облака. С высоты к его ногам упала тяжелая закругленная золотая брошь, с выгравированным знаком вечности, такие обычно надевали дети после церемонии пророческого явления, когда ребенку ведали его судьбу. Он подцепил пальцами драгоценный символ, стирая грязь, забившуюся в выемки, и вглядывался в значок своими грустными и одинокими глазами, тоска пленила сердце. Он вспоминал себя еще ребенком, когда прислуга дрожащими от важности момента руками, прикалывала к его воротнику в точности такое же украшение. Его матери тогда уже не было в живых, чтобы сделать это самой, как подобает женщине, дарующей жизнь, а отец строго распрямив плечи, отдал сухой приказ его служанке, пытаясь отгородить себя от никчемного занятия. Скай почему-то надеялся, что если получит столь почетный статус, как один из претендентов на звание Рефери, удостоится, хотя бы мимолетной улыбки, но ее не последовало. Последовала бесконечная и трудная подготовка к соперничеству, порой он так изматывал себя над контролем подчинения ветра, что все физические способности иссякали, и он падал ничком наземь, почти бездыханно пролеживая в кровати под присмотром царственных лекарей. Юноша устремил взгляд на рушащуюся постройку высокой кремовой башни, вершина которой пролетела к высохшему изумрудно-синему пруду, и его чистые воды некогда сливались с небесной синью. А за одну ночь на этом месте заклубились облака праха. Едкий дым кружил ему голову, и он с кипящей в венах яростью отбросил золотой амулет прочь, в воздухе разбивая его на крупные осколки, и отблески золотого гнева отразились в его синих глазах.

Ему не хотелось здесь находиться. Он огляделся, надеясь получить отрезвление, но его не было. Он ощущал, как дрожь пробирает его тело, когда взгляд падал на загустевшую кровь и безвольные тела, как розовато-кремовые цветы сгорали от высокой температуры кислорода, и он будет ведь это каждый день. Скай не знал, что произошло, но безжалостное полымя унесло тысячи жизней в один миг.

И стоя перед человеком, который легко рассуждал о жизни и считал себя правым отнимать их о других, ему хотелось стереть его в пыль так же, как это сделала девушка, превратив древний город в руины, чьи изумрудно-янтарные иллюзии содрогнули землю, превратив ее в живую преисподнюю.

Он сделал шаг вперед, и волосы на его голове встали дыбом, как у разъяренной кошки, но прежде чем он успел собрать достаточно энергии, чтобы создать воздушную воронку, человек, чувствующий себя вполне комфортно в его присутствии, спокойно произнес:

— Мое имя Руаль Моруа, мой род ведет свое начало на земле священной и гиблой Британской Империи. В его голосе не было первобытного страха, который Скай столь часто слышал от других людей просто находящихся с ним в одной комнате и случайно встречающихся с ним взглядом в коридорах дворца, и уже это заставило его испытывать дискомфорт. Его светлые брови угрюмо сошлись на переносице, когда в руке заблестел стеклянный клинок без гарды и рукояти, прозрачный как слеза. Вихри ветра взметнулись к ночному небу, и вокруг юноши стали скапливаться сильные воздушные сине-лазурные порывы, как океанские штормовые волны, теплые и разящие, и земля под его ногами расширилась, словно по швам, раскололась на крупные гранитные куски.

— Похоже, что кто-то распространил на территории Старого Города белую болезнь, изменяющую сознание человеческое и их натуру на противоположную им, раскрывая их самые порочные и темные стороны души, — продолжал свою неспешную беседу мужчина, даже не дрогнувший при виде массиве вихря, снесшего ближайшие постройки. Глаза Моруа коварно сузились, словно он был пророком, знающий тайну человека, пришедшего к нему на исповедь.

— Знаешь, поговаривают, что люди в смерти своей встречают зеркальную стену, находясь в кромешной бесконечной тьме, и все пытаются разбить преграду, чтобы не сойти с ума и выйти на свет, дабы не остаться навечно в ночи, где собственное имя разносится бесконечным эхом, но разбивая зеркало, становятся пустыми безликими тварями, жаждущими поглотить чужую душу, которая больше никогда не сможет переродиться. Не этих ли страшных чудовищ ты повстречал на своем пути? Единственное, что может остановить процесс полного поглощения — это исцеляющий огонь. Или ты хотел, чтобы эта мертвая зараза перекинулась от старого града к новому?

Алмазное лезвие заискрилось голубыми молниями, и небеса загрохотали, сгущая облака, подчиняясь власти клинка.

— Сила, что течет по нашим венам вместе с нашей кровью, дана нам для защиты людей. И ты мог бы их спасти, — щебенка, трепещущая под его ногами, поднялась в воздух, а вокруг юноши образовалось серебристо-белое поле, изменяющую саму силу гравитации, — но вместо этого твоя соплеменница погубила под камнями и валами огня тысячи жизни менее чем за секунду. Твоя жизнь и жизнь твоей верной поданной будет малой расплатой за содеянное кровопролитие.

— Какие сильные слова для столь юного человека. Но потому ты и юн, думаю, что будь я твоего возраста, вполне мог рассуждать бы также, если бы не столкнулся с этой чумой в своем прошлом, — невозмутимо рассуждал он, лаская пальцами горящий ветер, который не причинял ему боли. — Эту болезнь, эту черную магию нельзя остановить, она передается через кровь, дыхание. Лишь пламя рассеивает эту нечистую силу. И в юношестве глупцы те, кто не учится на чужих ошибках, — символы на его предплечьях заиграли, ползая по его телу словно ожившие змеи, вплетенные в саму кожу, облегая его своими склизкими толстыми кольцами. — Я глупец, потому что не извлек уроков тех, кто смог пережить этот кошмар, а ты, видя все это, продолжаешь нести ерунду о спасении тех, кто еще способен блуждать по этим руинам. Как только демон вышел к гавани — они были уже обречены на погибель свою, и вопрос был только во времени, которое займет у черной смерти, чтобы добраться до противоположных берегов и подчинить своей неконтролируемой власти всю Столицу. Разве ты не понял, мальчишка? Это испытание, которому подвергаются участники Великого Турнира — как судья ты должен быстро и верно принять наиболее лучшее решение, а будешь медлить, погубишь больше жизней, чем спасешь.