Дочь викинга - Юлия Крен

«Надо отдать Фредегарде должное, – подумал Гагон, – она не плачет. И говорит всегда уверенно».

На самом деле раньше Фредегарда часто плакала и ее пронзительный голос всегда дрожал. Возможно, ей придало сил время, проведенное в монастыре? Или сегодняшнее возвращение в Лан, ставшее для всех неожиданностью? А может, силы ей придавала ненависть к нему?

– Я все знаю, Гагон, – сказала Фредегарда чужим, решительным голосом. – Я знаю, что ты проведал о моем обмане. Что Гизела, притворившись Эгидией, бежала из Руана. Что она добралась до Лана, но ей вновь пришлось бежать, потому что ты вознамерился ее убить.

Гагон даже не пытался спорить с ней. Сейчас он говорил с Фредегардой с глазу на глаз. Король – все еще или опять – был в Лотарингии.

– Проклятая Бегга! – прорычал он.

– Проклятый Гагон! – крикнула Фредегарда. – Ты мог заставить Беггу предать Гизелу, но меня она знает всю свою жизнь. Она никогда не предала бы меня! Бегга во всем мне призналась, едва я взглянула ей в глаза. Она рассказала мне все. А то, чего она не знала, я выяснила из предсмертного письма Эгидии.

– Эгидии, которую весь мир считает Гизелой, – пробормотал Гагон. – О ее преждевременной кончине скорбит все королевство франков. Правда, я сомневаюсь в том, что пролитые по Эгидии слезы были искренними. Кое-кто, несомненно, думал, что каменный гроб подходит франкской девушке больше, чем постель Роллона.

Фредегарда не обратила внимания на насмешку в его словах.

– Где Гизела? – ледяным тоном осведомилась она.

– Если бы я знал это, разве твоя дочь осталась бы в живых?

– Нисколько не сомневаюсь в том, что ты послал за ней убийц, когда она бежала из Лана с той северянкой!

Вот теперь голос Фредегарды дрогнул, маска равнодушия дала трещину. Ненависть к нему – и, конечно же, к королю, из-за которого все это началось, придавала женщине силы, но мысль о своем ребенке, беззащитном и одиноком, подкосила ее.

– Так и есть, – без обиняков заявил Гагон.

Правда, он не стал рассказывать Фредегарде о том, что уже много месяцев ничего не слышал об Адарике. Гагон не был уверен в том, что его брат еще жив. И что Гизела мертва. Возможно, Адарик оказался достаточно глуп, чтобы вступить в бой с норманнами.

– Что тебе еще известно? – закричала Фредегарда. Ее слюна брызнула ему в лицо.

– Ничего. Но я знаю наверняка, что зима была долгой, а у твоей дочери не очень-то крепкое здоровье.

– Ты должен что-то предпринять, Гагон! Иначе король обо всем узнает, клянусь!

Советник отер ее слюну с подбородка и задумчиво посмотрел на Фредегарду. Затем он одарил ее любезной улыбкой. Женщина поморщилась, будто эта улыбка причинила ей боль.

– Откуда в тебе столько враждебности, милая моя Фредегарда? – спросил Гагон. – Может быть, в прошлом мы и были противниками. Теперь же я тоже хочу, чтобы Гизела выжила. Понимаешь, раз невеста Роллона скончалась, ему нужна новая, не так ли? А кто посмеет усомниться в том, что ты родила королю двух дочерей?

Плечи Фредегарды дрогнули.

– Ты не посмеешь! Не смей даже думать об этом! – прошипела она.

Гагон обошел вокруг нее все с той же улыбкой на устах.

– Но ты ведь позволишь мне отправить в Нормандию отряд… а лучше два? Они перевернут там все вверх дном, чтобы отыскать твою дочь. Позволишь, Фредегарда?

Женщина опустила глаза. Ее лицо окаменело, а кожа словно превратилась в лед.

– Не жди, что я буду молить тебя об этом. Высылай отряды!

Монастырь Святого Амброзия, Нормандия, осень 936 года

Сестра-наместница пошатнулась. Двух монахинь, последовавших за ней, вырвало рядом с трупами. Мать настоятельница тоже почувствовала едкий привкус во рту, но сумела подавить тошноту.

– Если вам невыносимо смотреть на это, уходите в церковь! – приказала она сестрам.

Монахини повиновались. Спотыкаясь, они скрылись во дворе. А вот сестра-наместница осталась рядом с ней.

Судя по звукам борьбы, тут сражались целые армии, но мертвых было всего пятеро.

Мать настоятельница подумала о том, что кто-то из выживших мог бежать. Или же от испуга слух подвел ее, и потому она представила себе более кровавую битву, чем было на самом деле.

Сестру-наместницу же волновало вовсе не количество павших.

– Наверное, это связано с восстанием Риульфа,[18] – пробормотала она.

Мать настоятельница пожала плечами. Риульф был язычником. Пару лет назад он приплыл сюда из северных земель и сразу собрал вокруг себя северян-язычников, которым был не по душе правитель Нормандии Вильгельм. Они считали, что сын Роллона слаб. К тому же он был христианином, а значит, не стал бы в полной мере представлять интересы норманнов. По словам Риульфа, Вильгельм был скорее франком, чем северянином. Риульф взял в осаду Руан и чуть было не захватил этот город, но Вильгельм оказался не так слаб, как полагал Риульф, и в конце концов сын Роллона одержал победу. С тех пор прошло четыре года, но мертвецы у ног матери настоятельницы свидетельствовали о том, что язычество еще не утратило влияния на этих землях.

Женщина смотрела на павших и думала о том, действительно ли ее прошлое и тайна Арвида стали причиной этого сражения, или же они оказались втянуты в совершенно другое противостояние, никак не связанное с тем, что в жилах Арвида текла кровь и христиан, и язычников.

Сейчас же кровь, казалось, застыла в его жилах. Юноша пошатнулся, его лицо сделалось пепельно-бледным, на лбу проступили капли пота.

– Франки, – пробормотала мать-настоятельница. – Мертвые франки. Ты знаешь, что это значит? Это те люди, которые напали на тебя?

Щеки Аренда так и не порозовели, но юноша вздрогнул, возвращаясь к жизни. Он кивнул – по крайней мере, она восприняла его движение как кивок. Не успев сказать то, что намеревался, юноша опять замер и склонил голову к плечу, прислушиваясь.

Сестра-наместница тоже удивленно повернулась. За деревьями послышался хруст веток. Заржала лошадь.

– Уходи! – крикнула ей мать настоятельница.

Она нисколько не сомневалась в том, что означают эти звуки. Не все нападавшие были мертвы. Один, а может, несколько из них вернулись.

Холодный пот стекал по ее спине. Арвид беспомощно ухватился за амулет.

Сестра-наместница действительно скрылась в церкви. Посмотрев ей вслед, мать настоятельница медленно повернулась.

Под деревьями стоял конь. Всадник, сидевший в седле, спешился и двинулся ей навстречу.