Дочь викинга - Юлия Крен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несомненно, этот корабль не был произведением искусства, но для выживания не нужна красота, и Руна гордилась им – настолько, что готова была его показать. Гизеле, конечно, а не Тиру. Чем больше проходило времени, тем легче было Руне поверить в то, что норманн и в самом деле ничего не помнит. Однако это нисколько не меняло того обстоятельства, что этот корабль принадлежит ей, ну, и Гизеле, но уж никак не ему.
Но похоже, Гизела готова была отказаться от своих прав на это судно. Она осторожно обошла деревянную постройку, словно достаточно было одного неосторожного движения, чтобы корабль разрушился. Очевидно, она не решалась говорить – ни одного слова не сорвалось с ее губ. Не ответила она и на улыбку Руны.
– Как мы сможем поплыть на этом корабле? – неуверенно спросила Гизела, давая понять, что не разделяет мечту Руны отправиться в Норвегию.
Северянка гордо вскинула подбородок:
– Пускай это будет моей заботой.
Гизела, сжав губы, опустила глаза. Когда она посмотрела на Руну вновь, в ее взгляде не было восторга, который рассчитывала увидеть северянка, только страх. Страх и немного упрямства.
– Но нам так хорошо тут… – пробормотала принцесса.
До сих пор Руне удавалось скрывать свой гнев, вызванный тем, что подруге не понравился ее корабль. Но теперь, после этих слов, она потеряла самообладание.
– Ты о чем? – крикнула северянка. Гизела опустила голову еще ниже.
– Мы больше не мерзнем, – тихо, но решительно произнесла она. – Не голодаем. У нас есть крыша над головой. С тех пор как тут появился Тир, мы больше не одни. Зачем нам рисковать? Мы ведь можем утонуть, если выйдем в открытое море.
Руна не смотрела принцессе в глаза. Отвернувшись, северянка уставилась на корабль, пытаясь отыскать в своем творении источник мужества, того самого мужества, которого ее лишили слова Гизелы. До сих пор Руну нисколько не смущало то, насколько уродливо это деревянное сооружение, теперь же она сумела взглянуть на него глазами Гизелы.
«Твой корабль ни на что не годен…»
Но помыслить такое – не то же самое, что произнести.
– У нас есть старая поговорка, – выпалила Руна. – «Коли собираешься в славный поход, готовься к морскому путешествию». И еще. «Волк, который крутится у своей норы, не полакомится мясом. Так и человек ничего не добьется, если будет только грезить о победе».
Лишь теперь Гизела подняла голову. Ей трудно было спорить с Руной, но с тех пор как она начала носить Тиру еду и устроила для него ночлег в сарае, девушка избавилась от былой робости.
– О какой победе ты говоришь?
Руна обошла вокруг корабля, шаркая ногами. В воздух взлетала пыль, а потом медленно оседала на землю. Во рту у нее горчило от злости, но еще горше было уныние – уныние, от которого раньше страдала только Гизела. Теперь же отчаяние окутало северянку с ног до головы; оно душило ее, точно густая болотная жижа.
– Мой отец силой увез меня с родины, – голос Руны срывался. – Но последнее слово все равно будет за мной!
Она всхлипнула и тут же испуганно прикрыла рот рукой, не успев подавить этот звук.
Ее голос звучал хрипло. Голос же Гизелы звенел, точно колокольчик. Подойдя к подруге, принцесса ласково погладила ее по плечу:
– Твой отец увез тебя с родины, мой же хотел отдать меня в жены своему злейшему врагу. А его лучший друг и советник пытался меня убить.
Руне едва удалось сдержать слезы.
– И это значит, что нам нужно бежать отсюда! – воскликнула она.
Гизела покачала головой:
– Это значит лишь то, что не всегда можно одержать победу. Не всегда последнее слово должно оставаться за тобой.
Руна грубо стряхнула ее руку со своего плеча:
– На нашем языке слово «дурак» звучит как heitnskr. И в нем слышится другое слово моего языка, heim. Оно означает «дом». Знаешь, почему так? Потому что те, кто остается дома, дураки! Да, ты дура, раз хочешь остаться здесь!
– Но разве умно плыть на корабле, который обязательно перевернется? – тихо спросила Гизела.
Руна топнула ногой, вдавливая пяткой в землю свежую траву. Пыль взметнулась еще выше. Северянке хотелось вырвать эту поросль, смять ее в своих мозолистых руках, потрескавшихся от тяжелой работы.
– Я промучилась всю зиму! Да я в жизни так не трудилась! А ты отсиживалась в тепленьком домике. И теперь ты насмехаешься над плодами моего труда?! – в ее голосе послышались визгливые нотки.
– Я не насмехаюсь! – Гизела задрожала. – Но мне страшно. – Ее глаза наполнились слезами, и крупные капли заблестели на щеках.
Но это зрелище не успокоило Руну, а только еще больше вывело ее из себя. Гизела словно лишала ее права на печаль. Права на уверенность в себе. Права на веру в то, что она поступила разумно, построив этот корабль.
– Тебе все время страшно! – кричала Руна. – Ты же всего боишься! И всех! Как по мне, оставайся здесь! Ты мне не нужна! И никогда не была нужна. Если бы меня не было рядом, ты бы не выжила! Но если бы тебя не было рядом, я избавилась бы от лишних хлопот и мне жилось бы намного легче!
– Но я ведь вызволила тебя из темницы в Лане, – всхлипнула Гизела.
– Да меня же туда из-за тебя и посадили!
– Руна, прошу тебя! – Принцесса подошла к ней вплотную. – Не сердись на меня. Ты ведь единственный близкий мне человек… Ты мне как сестра…
За все проведенные вместе месяцы они ни разу не говорили о том, что значат друг для друга. А еще они ни разу не ссорились. То, что теперь это происходило одновременно, сводило Руну с ума.
– Да, – повторила Гизела, – ты мне как сестра.
– Но у меня нет сестры! – завопила Руна. – И никогда не было! У меня была бабушка, и…
– И она мертва. У тебя больше нет родины, – закончила за нее принцесса, рыдая.
Руне казалось, что у нее разорвется горло, с таким трудом она сдерживала плач.
У тебя больше нет родины.Твой корабль ни на что не годен.Твоя бабушка мертва.
Она открыла рот, но возразить ей было нечего. Руна медленно подняла руку, мозолистую, изъеденную шрамами руку, наверняка такую же отвратительную, как и лицо Тира. И влепила Гизеле пощечину.
Звук эхом отдался у нее в ушах. Должно быть, принцессе было очень больно.
Гизела, не издав ни звука, ударилась спиной о корабль. Этот отвратительный корабль…
У тебя больше нет родины.Твой корабль ни на что не годен.Твоя бабушка мертва.
Руна больше не сдерживала слез. Зато Гизела теперь не плакала.
– Мне жаль, – выдавила северянка, изумленно глядя на свою руку, словно та больше не была частью ее тела.
Гизела отвернулась и побежала прочь.
Ничто не причиняло ей столько боли – ни холод, ни голод, ни удар Адарика. Предательство Бегги подкосило Гизелу, но Бегга поступила так из слабости. Руна же не была слаба – ни духом, ни телом. Как же сильно она ее ударила! Щека Гизелы горела огнем, а тело дрожало от холода. Было слишком зябко, чтобы плакать, слишком зябко, чтобы жаловаться, слишком зябко, чтобы бежать прочь.
