Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II - Андрей Лазарчук

Он опёрся об этот шар, потому что ему было больше не обо что опереться. Долгое усилие. Вторая рука поймала книгу.

Ну же…

Всё произошло как-то сразу – и вне его, и внутри. Только что он лежал – или висел – в каких-то мягких тенётах, и вдруг понял, что всё не так, что он просто стоит перед закрытой дверью, держится за ручку этой двери, под мышкой у него книга, и всё, что нужно, так это ручку повернуть и потом потянуть на себя дверь, он раньше делал это много раз… но вот не решается почему-то… с ним было что-то вроде обморока, недолгой потери ориентации… ну же! Пора!

Он повернул ручку и потянул на себя дверь. Дверь пошла туго. Из щели потоком хлынул розовый свет.

Глава одиннадцатая

Где-то

…когда Лев потянулся и задрожал под её ладонью, Отрада испытала странное, будто бы знакомое, но давно забытое ощущение… или это просто перетекало в неё из недостижимых в обыденности животных глубин? Так загнанная в угол собачка вдруг ощущает себя страшным зверем, так настигнутый погоней безоружный вдруг натыкается взглядом на оставленный кем-то заряжённый револьвер… может быть, силы по-прежнему неравны – но что-то меняется, меняется принципиально…

Аски повизгивала от нетерпения.

Наконец Лев поднялся на все лапы. Только теперь Отрада поняла, насколько он огромен. Он был больше слона! От него ударила волна странного электрического запаха. Он был несчастен и счастлив одновременно. Он подавлял – и вызывал совершенно младенческое доверие…

Отрада сразу и с огромной, пугающей силой поняла его. Поняла и почувствовала.

А потом она поняла многое другое.

Весь её предыдущий путь, начиная с момента зачатия, был путём через огромный, сложный, опасный лабиринт – сюда. То, что происходит сейчас, – это главный момент её жизни. Или нет – это прелюдия к главному моменту. Который наступит скоро…

Не зная, как – она оказалась на спине Льва. Аски повизгивала где-то далеко внизу.

Восторг слепил глаза.

Мелиора. Юго-восток

…Тьма – и из-под тьмы, но не достать, не дотянуться, свет багровеет, мир чёрный, тьма. Но что-то успел поймать глазом, рука нашла, подтянулся…

Тело – мешок. Ног просто нет.

Юно знал, что умирает, что всё напрасно, что все добытые им знания умрут вместе с ним, и это было досадно. Лишь это и было досадно.

Он наконец-то сложил головоломку. Только вот – никто не узнает…

Ещё вдох. Ещё рывок. Дорога должна быть где-то рядом… слышны же были скрип колёс и крики погонщиков…

Обращение к умершей августе Юно и монах Фанвасий производили в лесном убежище, у древнего алтаря многомудрого Велеса. С трёх шагов непосвящённому не найти было бы это место. Алтарный камень порос густым коричневым мохом и утонул в земле так, что выступал лишь на палец. Фанвасий бережно расчистил его, обнажив вырезанный крест и тайную надпись. Расставил амулеты.

Шёл дождь.

Монах сказал лишь несколько слов, и – Юно поразился, такое он видел впервые – сам собою, начавшись с центра алтаря, начал расширяться сухой круг. Дождь не просто перестал падать на эту землю – вся лишняя вода ушла из неё. Монах сел и пригласил Юно сесть рядом.

Им пришлось просидеть неподвижно часов шесть. Монах негромко говорил с кем-то невидимым и неслышимым на непонятном языке.

Потом произошло что-то, и Юно понял, что они уже не в лесу, а в каком-то закрытом помещении. Перед глазами не изменилось ничего, но сверху – невидимый – стал давить каменный свод. А потом, неслышно ступая, пришла августа…

Им не повезло, когда уже всё кончилось. А может быть, это была расплата за нарушение запрета. Они брели, измотанные, не замечая ничего под ногами, и монах пропал вдруг, оставив после себя лишь сноп взлетевших искр – так бывает на торфяных пожарах, но здесь не было торфяников и уж подавно не было суши, вода пропитала всё в этом лесу… а через несколько секунд огонь охватил самого Юно, не целиком, он успел прыгнуть куда-то назад и вбок… Несколько вёрст он всё же прошёл, опираясь на палку, но потом ноги отказали совсем. На них было страшно смотреть: чёрная, клочьями, плоть…

Он полз. Он пытался отдыхать и ползти ещё. Жизнь уходила.

Старец, елдыть, Филадельф, – подумал он с какой-то смертной игривостью. Ну ты же и ходок, ну и жеребец!.. Ну ты учудил!..

Вот она чья дочка, девочка Отрада… и значит, сила в ней немереная… и её, свою кровинку, ты, старец, бросил в самое пекло…

О да, всё встало на места и даже короткое время держалось на этих местах, Юно видел, видел! – эту картину, эту мозаику, во всяком случае, он знал теперь, как задумывалась и как начинала осуществляться эта дурацкая, эта гениальная, эта немыслимо жестокая комбинация, и зачем, и…

Мрак. Что-то лопнуло внутри, и он ткнулся лицом в землю. Но оставались там и другие пузыри, ещё не лопнувшие… Он глупо захихикал, воспользовался коротким просветлением в глазах и прополз ещё чуть-чуть. И снова мрак. Кружащийся засасывающий мрак. Багровый свет внизу…

Юно, голос над ним, Юно, ты?.. зачем?.. поднимайте и несите, осторожно, осторо…

Конрад?

Юно всё слышал, но ничего не чувствовал и не мог ничем помочь тем, кто нёс его на руках.

Кузня

Как-то так вышло (само собой, наверное): полковник Эсакия оказался полностью уверен в том, что получил приказ перебросить свои танки в другой пункт дислокации, а в командном пункте ГО, где разместился штаб по ликвидации стихийного бедствия, тоже долго пытались разобраться, кто же отдал злополучный приказ, но не испытывали ни малейших сомнений в том, что да, кто-то действительно отдал, не зафиксировав этого письменно, а – устно, по рации или по телефону. В той неразберихе могло случиться и не такое, и слава Богу, что обошлось без новых жертв, а только – потерей техники…

Эта маленькая хитрость стоила Алексею такой траты сил, что казалось: просто не сможет устоять на ногах. И жабий мёд почти кончился. Он налил в баклажку воды, тщательно и многократно встряхнул, потом выпил ополоски. Разведённый, жабий мёд оказался ещё более гнусен на вкус.

Он ехал в командирском "уазике" рядом с маленьким лысым усатым полковником-танкистом. Впереди пылила машина Стеблова, сзади – грохотали танки. Дорога была гравийная, малоезжая, по обочинам косо чернела грязная сухая полынь с лебедой… и дома были подстать полыни: грязные и покосившиеся.

– А правда, что вы колдун?! – наклонившись к Алексею, крикнул полковник.

Алексей закричал в ответ:

– Можно сказать и так! Примерно! Но вокруг этого столько небылиц наворочено!..

– Как водится! Моя бабка, которая мордовка, тоже колдунья была! Такое рассказывала!.. Целые деревни колдунов были! А уж когда вражда начиналась меж ними, то всё!..