Новый Мир ( № 4 2007) - Новый Мир Новый Мир

Переживание войны через тексты воевавших — это, очевидно, большее, что возможно. Рассказы о правде тех, кто имеет на это право. Интересно, главкомы знают о существовании этого проекта? С какими чувствами они с ним знакомились?

Юрий Кублановский. “ Поэзия — хранитель истории”. Беседовал Андрей Кульба. — “Нескучный сад”, 2007, № 1-2 <http://www. nsad.ru>.

“<…> А вот зависит ли вдохновение от внешних причин — вопрос разом и деликатный, и интересный, потому как природа вдохновения — и это говорю я, имеющий сорокалетний опыт стихослагательства, — загадочна . Не было, конечно, поэта, который не пытался бы об этом думать. Бродский в Нобелевской речи характеризовал вдохновение как колоссальное убыстрение работы сознания. Это правда. Но от чего оно происходит? Где его импульс? Это все-таки сверхъестественно, когда полгода двух слов связать не можешь, как писал Пушкин, „насильно вырываешь у Музы дремлющей бессвязные слова”, и вдруг — идут строки, образы, только успевай записывать. Есть ощущение, что это свыше . Вот почему поэт, если он не полный версификатор, не может быть, по-моему, атеистом... А вообще мне, моему поколению грех роптать: мы не пережили долгих физических страданий, связанных с войной или лагерем, и в этом плане прожили довольно-таки благополучную жизнь.

— В ваших стихах очень историчен сам фон, сам пейзаж. Каждая деталь может оказаться вдруг отсылкой в историю...

— Недавно я прочитал замечательные слова Василия Розанова: „Поэзия есть хранитель политики, хочется преувеличить и добавить — ангел-хранитель”.

А я бы хотел добавить, что поэзия еще и хранитель истории. Действительно, я всю жизнь бьюсь над загадкой несчастной нашей истории, почему рухнуло русское царство, кто первоисточник вины: монарх? народ? интеллигенция? инородцы? Ничего уже не поправить. Но помните, как метко говорил Достоевский: „Дайте русским мальчикам карту звездного неба, они наутро вернут ее исправленною”. Во мне, видно, и в пятьдесят девять сидит такой „русский мальчик”. Но ведь настоящая поэзия и не может без такой сверхзадачи, без, как вы выразились, „отсылки” к чему-то главному, что стоит за текстом. Это и только это придает ей лирическую и культурную глубину, без которой она всего лишь более-менее удачная словесная вязь.

— Раньше поэты были пророками. Пушкин чувствовал себя государственным деятелем. А сейчас стесняются пафоса...

— А пафоса и не надо, гремучего, декларативного пафоса. Но глубинный интимный пафос решения сверхзадачи необходим. Я, к примеру, ощущаю себя государственным человеком. Но я знаю, что есть поэты совершенно от этого далекие, для которых главное — это игра воображения, реализация собственных культурно-эстетических задач. Среди них тоже есть у меня друзья. Все зависит от натуры стихотворца. Кто-то очень метко заметил, что стиль — это человек. Но подспудный пафос творчества — это человек тоже”.

Юрий Моренис. Стивен Кинг идет за картошкой. Рассказ. — “Складчина”. Литературный альманах. Омск, 2006, № 3 (5).

Натурально идет. Молодой начинающий писатель спускается в прохладный подвал своего загородного дома за пакетом клубней этого вполне интернационального растения. И становится, как вы понимаете, жертвой им же самим выпестованных и растиражированных впоследствии фобий. Ему ужасно страшно в этом враждебном мире. И крысы, крысы к тому же.

Евгений Мороз. Мата Хари по-советски. — “Народ Книги в мире книг”. Еврейское книжное обозрение. СПб., 2006, № 66.

Запоздалая, но очень полезная рецензия на книгу Игоря Дамаскина “Мата Хари 30-х годов. Семнадцать имен Китти Харрис” (М., 1999), посвященную гражданке США, участвовавшей в советском атомном шпионаже.

“Похоже, издатели обозвали серую мышку Китти Харрис именем неотразимой Маты Хари лишь по созвучию фамилий. В действительности эти героини шпионажа напоминают друг друга не больше, чем экс-разведчик Игорь Дамаскин — православного мыслителя Иоанна Дамаскина. Перепутать может только Интернет. В истории Китти нет ничего похожего на блеск и соблазны, все банально и очень скромно. <…> Благодаря совместным усилиям Климова (оперуполномоченного КГБ, выписавшего в послевоенное время из дневника Харрис несколько цитат, объясняющих бессмысленность архивного существования документа с точки зрения органов. — П. К. ) и Дамаскина мы знаем теперь, с какими ощущениями подошла Кити Харрис к своему смертному порогу (шпионка умерла в 1966 году в городе Горьком. — П. К. ), что думала она о своей жизни, без остатка отданной коммунистическим идеалам и советской стране:

„Единственно, что я знаю, это то, что я ужасно одинока. У меня нет ни одного друга. Жизнь моя разбита. [Кто должен нести ответственность за мои страдания? Кто будет отвечать за то, что я на протяжении тридцати лет только трижды встречалась с родными?] Почему именно я должна была пройти через этот ад?..”

Эта запись, которой завершается биография Кити Харрис, — самое интересное в книге Дамаскина, теперь и вы, уважаемый читатель, ее знаете, а всего остального, слава Богу, можно не читать”.

А статью Е. Мороз между тем очень рекомендую: ее анонс не зря вынесен на обложку журнала.

Священник Иоанн Охлобыстин. Кбопи. — “Фома”, 2006, № 1 (45).

“Добрая ирония, такое умение посмеяться над своими слабостями и недостатками всегда жили в Церкви и живут сейчас. Это принимало разные формы — от устных баек до использования литературного жанра фацеций. Надо сказать, что, возникнув во времена Возрождения, жанр фацеций поначалу использовался европейскими гуманистами для нападок на Церковь, и лишь гораздо позднее в этом жанре начали писать сами церковные люди, для которых фацеции (а потом и иные литературные направления) давали возможность в смешной форме поговорить о вещах грустных и серьезных. Можно вспомнить Лескова, можно вспомнить Клайва Льюиса. Посмеяться над своими недостатками, в том числе и над недостатками приходской или монастырской жизни, — не зазорно для христианина”.

“В канун Святой Пасхи к отцу Савве приехал поэт Виолентов испросить благословения на создание Истинно Христианской Партии, для скоропостижного прорыва в законодательную власть. „Брат мой возлюбленный, — ответил ему отец Савва, — есть только одна истинно христианская партия, она же — Православная Церковь, все остальное — повод случайных людей получать зарплату за чужой труд”.

— Вы ничего не понимаете! Родина гибнет! — возмутился поэт.

— Моя нет, — крякнул монах, — а твоя давно в руинах, если ей еще одна партия нужна. Устроился бы ты, брат, на работу и в водке ограничился”.

“— Скажите, — вопросил отца Савву молодой послушник, — можно ли спастись?

— Практически невозможно, — ответил тот. — Но стоит попробовать”.

“Было дело, что просвещенный в области духовной молодой иерей из города отец Борис укорил отца Савву за дружбу с одним атеистом.

— Что тут поделаешь, — развел руками преподобный, — Господь так любит людей, что для тех, кто твердо убежден, будто Его нет, Его действительно нет. Человеческому рассудку это непостижимо, но хотя бы оцените уровень свободы”.

(“Уже в наши дни в одном из московских монастырей наместник заметил, что у молодых и не в меру ревностных послушников появляются признаки духовного нездоровья: они все обращались к нему за благословением на чтение литературы о стяжании непрерывной молитвы (исихазме)... Когда в очередной раз послушники попросили у него инструкцию по созерцанию нетварного света, отец наместник вспомнил, что на днях его прихожанка-художница принесла ему книгу, изданную в сопровождении ее рисунков. Книга была про Винни-Пуха. Вот ее-то отец архимандрит взял со своего стола и обязал юных мистиков читать. На их недоуменный вопрос — до каких пор им ее изучать, последовал ответ: „До охоты на Слонопотама! Этого вполне хватит”. Через несколько дней ребята стали такими, какими и подобает быть в их возрасте, сбросив с себя маску преждевременного „старчества”.

Вообще, прежде чем обожиться, надо попробовать очеловечиться. В попытке перепрыгнуть именно через эту ступеньку святой Ириней Лионский (II век по Р. Х.) видел грех первых людей: „<…> не став еще людьми, хотели стать богами”. Улыбка в церковном мире уместна просто потому, что Церковь — это мир людей. У людей бывают разные представления о том, что остроумно, а что нет. Но это спор о вкусах, а не о догматах.

По правде сказать, я не понимаю, как отец Иоанн собрал эти новеллы. Но среди словесной руды, отсеянной им, есть настоящие самородки. Читайте. И „будьте как голуби”: зернышки склевывайте, а камешки оставляйте и на автора не сетуйте. Мир Церкви — мир людей. И отец Иоанн напоминает нам об этом” — диакон Андрей Кураев ).