Стеклянный занавес - Мария Ивановна Арбатова

И Валя снова удивилась, Максим казался ей законченным нарциссом. Но ведь мать не придумывает, значит, влюблён по уши.

В двери повернулся ключ, мать стремглав спрятала ползунки. Вихрем влетел Шарик, вошла разрумянившаяся Вика. И Валя начала её вертеть и рассматривать, как мать любовно изучает ребёнка, вернувшегося из пионерского лагеря.

– Чё такого хочешь увидеть? Что у меня матка выпала на пол и клацает зубами?

– Типун тебе на язык! – зашептала и мелко закрестилась мать.

– Прикинь, сегодня передача про сексуальное насилие, – объявила Вика. – Каждые полчаса гонят рекламу с нашей Нонкой! Она уже автографы раздаёт! Звони бегом Дедморозычу!

Реклама не заставила себя долго ждать. Из обрамления берёзовой декорации всплывало растерянное Валино лицо со словами: «Раз не понимаете, что это жесточайшее преступление, – значит, насилуете женщин вместе с насильниками!»

За ней появлялась красавица Ирина Куница, взмахнувшая рукой на фразе: «А у нас изнасилованная должна в ходе следствия десять раз пересказать травмирующую историю. Ей легче забрать заявление или покончить с собой, чем добраться до суда…»

И тут же экран заслоняло лицо Викиной подружки с блестящими от слёз глазами: «Я проголосую, но пусть Ельцин защитит нас от насильников, от плохих законов и плохих милиционеров!»

Денис, успевший вечером к коллективному просмотру, потянул носом в сторону кухни, где варилось варенье, и предположил:

– Наверное, так пахнет в Эдеме!

Мать в ответ водрузила ему на колени поднос с ужином, язвительно добавив:

– Любовь да ягодку на год не запасёшь.

– Это телевизионный терроризм! – воскликнул Денис уже в начале передачи. – Вы добиваете информацией до сотрясения мозга, миллионы изнасилованных получат сегодня у телевизора сердечные приступы.

– Дедморозыч! – закричала Вика. – Это категорический способ агитации!

– Кидай меня в грязь, будешь князь, – проворчала мать и ушла драить полы в кухне, словно передача была о стерилизации жилища.

А Валя так нервничала, пока смотрела, что сил комментировать не оказалось. Сил не было и потом, отвечать на звонки по раскалившемуся домашнему и сотовому не стала.

– Население не готово к такой встряске, – продолжил Денис, когда легли спать. – Мама твоя даже досмотреть не смогла.

– Для неё девственность как икона.

– А знаешь, что до конца восьмого века невест лишали девственности за день до свадьбы волхвы в специальной «девичьей бане»?

– И они не девственницами шли замуж? – Валя была поражена.

– Князь Святослав делегировал это мужьям только в десятом веке, а княгиня Ольга издала указ о денежной или вещевой компенсации за недевственность. – Денис сел на лекционного конька. – Позже, если невеста оказалась не девственной, брак расторгали, а ей надевали на шею позорный хомут. Отсюда «хомут на шею». Муж при этом не считался прелюбодеем даже при ребёнке на стороне…

– Как и сейчас. Хотя вот Вике жена Макса по фигу. Но Вика отвязанная…

Денис вскоре заснул, а Валя ворочалась с боку на бок. Материны слова про лесника Тимофея разрывали голову. Тимофей увозил бабушку на своём Огоньке якобы лечить больных в другую деревню.

Младшеклашку Валю на это время отправляли к соседу Ефиму и его хлопотливой жене, которая пекла для Вали дрожжевой пирог. Тесто ставила с ночи, значит, о визитах Тимофей предупреждал заранее, а бабушка предупреждала соседей.

Но как? Телефонов не было, о телеграмме знала бы вся Берёзовая роща, почтовых голубей не водилось. Валя вспомнила, как бабушка Поля объясняла бабам, какая фаза луны больше годится для любви… Значит, их «еженедельником» был лунный календарь.

Зазвонил сотовый, разбудил Дениса. Валя напрасно не отключила его на ночь.

– Ну, Лебёдка, у тебя и чуйка на темы! Страна замерла, как на чемпионате мира по хоккею! Звонили из Кремля, как бы рыдают крокодиловыми слезами, – затарахтела Ада. – Сказали, можно ещё раз бухнуть половуху. Думай о теме. Катька тебе не звонила?

– Трубку не беру. Устала.

– Если так и вторая передача пройдёт, на новый цикл увеличим твою денежку вдвое.

Было противно подскочить в цене таким странным образом, тем более что никакого нового цикла Валя с ней не планировала.

– И вот ещё, Артёмову моему предложили, а увидели тебя в этой передаче и перезаказали…

– Кого перезаказали?

– У оооооочень крупного дяди… фамилию пока не свечу… жена обожралась таблеток. Крышей съехал от горя. Поминки крутые, Алексий отпевает. Сама понимаешь, почём это. Короче, тебе за поминки пять штук отстегнут. Клянусь, я не в доле, всё по чистому!

– За какие поминки?

– Лебёдка! Ты глухая? Артёмову предложили за трёшку вести поминки. Увидели тебя про изнасилования, мне позвонили, я им: «Моя Лебёдушка – не хухры-мухры, за трёшку не помянет, у неё покойнички идут по пятё-рочке!»

– Ада, ты охренела? – Валя аж подскочила в постели.

– Чё за кипиш? Работа как работа. Чёрное платьице, скромные камушки. Два часа с микрофоном грустные стихи, слезу промокаешь фирменным платочком… И тосты: «Елена Иванна была светлой и ранимой!» Все ведущие так зарабатывают. У Артёмова образец сценария, пришлю тебе с водителем.

– Не мой жанр. Извини, я сплю! – Валя отключила телефон, но сна не было уже ни в едином глазу.

– Что там ещё? – сонно пробормотал Денис.

– Реклама дурацкая. – Было стыдно говорить ему правду.

– Про «поминки»?

– У Ады такая манера изложения, – соврала Валя.

Денис заснул, а Валя тихо лежала рядом, и слёзы лились по щекам и носу. Она осторожно промокала их простынёй, чтоб не попали на плечо Дениса. Звонок Ады был последней каплей.

Лесник Трофим был моложе бабушки, но умер, когда Валя училась в седьмом классе, от сердца. Пролежал в своем доме на заимке, пока идущие мимо на лыжах охотники не услышали вой его собаки и ржанье Огонька.

Отдала бы мать Валю бабушке в Берёзовую рощу расти в любви, учиться в деревенской школе, бегать по лужайкам, копаться в огороде, остаться там навсегда, задержать бабушку на этом свете.

Валя лечила бы людей из окрестных деревень, помогала бы местным старикам и жила бы сейчас небольшая счастливая Берёзовая роща, а не хлопала на ветру мёртвыми ставнями. И, занимаясь своим делом, Валя никогда бы не услышала: «Моя Лебёдушка – не хухры-мухры, за трёшку не помянет, у неё покойнички идут по пятёрочке!»

На следующий день газеты распухли от дискуссии, что можно, а что нельзя обсуждать в передачах, а количество благодарных поклонниц, звонивших на домашний номер, стало увеличиваться в геометрической прогрессии.

Мать вела их учёт в тетради:

– Сегодня дозвонились одна Лиза, три Лены, две Маши, тут ещё какая-то Соня Кизиловна – нерусская… Любят, спасибо всякое, счастья желают… Одна про своего мужика рассказывала. Совета просила.

А в центральной газете на первой полосе вышло фото, где снятая со спины Валя выходила из двери ресторана в