Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город - Джордж Манро

При Екатерине было издано больше законов, относящихся к Петербургу, чем к любому другому городу. Москва шла на втором месте с небольшим отставанием, но если сбросить со счетов многочисленные манифесты начала 1770-х гг., посвящённые борьбе с чумой, то число указов, относящихся конкретно к Москве, составит лишь чуть больше половины указов о Петербурге[780]. Трудно сказать, насколько в этих документах видна рука государыни. Известно, что большинство их составляли комиссии и отдельные чиновники по её прямому поручению. Но, во всяком случае, ясно, что императрица читала и утверждала почти все проекты указов, потому что её собственноручную резолюцию («быть по сему») можно часто видеть на полях архивных экземпляров законодательных документов. Так что есть основания утверждать, что указы выражают волю и намерения самой Екатерины в отношении Санкт-Петербурга, если не всех русских городов.

Эти законодательные постановления распадаются на четыре группы: касающиеся административного устройства, градостроительного проектирования, регулирования экономической и социальной деятельности, а также повышения культурного уровня, или «просвещения», горожан. Каждая категория законов имела собственную цель. Целью губернской реформы 1775 г., Устава благочиния 1782 г., Жалованной грамоты городам 1785 г. было упорядочить управление. Ведь чем лучше были организованы государственные органы власти на всех уровнях, тем лучше они исполняли волю государыни. Комиссия от строений была создана, чтобы направлять рост Петербурга и держать его под пристальным контролем, гибко реагируя на желания императрицы. Хорошо спланированный город должен был приносить максимальную экономическую выгоду, увеличивая поступление денег в государственную казну. Были введены меры регулирования, благодаря которым каждый подданный получил чётко определенный статус и функцию в обществе. А если люди знали, что им позволено делать и чего от них ждут, они могли взаимодействовать в полном согласии. Наконец, внимание к культурным вопросам, к «просвещению» подданных произрастало из свойственной камерализму заботы обо всех гранях их жизни. В хорошо налаженном государстве долг монарха – создавать школы и больницы, печься о сиротах, вдовах и престарелых, особенно в городах.

Таким образом, цели Екатерины при разработке градостроительного законодательства далеко выходили за рамки простого желания иметь великолепную столицу. Более важной её целью было подчинить всю социальную и экономическую активность в городе государственному регулированию, дабы она приносила пользу государству, а значит, и обществу. Императрица вводила преобразования не затем, чтобы способствовать росту столицы, а для того, чтобы облегчить управление ею и повысить налоговые поступления. Идея урбанизации как таковой Екатерину не интересовала, но в стремлении к главной своей цели императрица вводила многочисленные меры, поощрявшие также и урбанистическое развитие города.

В самом очевидном смысле, Екатерина наложила на Санкт-Петербург свою печать, преобразив его физический облик. Как давно уже отметили историки, говорить в наши дни о существовании петровского Петербурга – анахронизм, так как лишь немногие из зданий, возведённых при Петре, стоят до сих пор. К царствованию же Екатерины восходят около пяти десятков дворцов, зданий государственного назначения, церквей и других построек. При ней были включены в план городской застройки каналы, а через некоторые из них перекинули хорошие мосты. Нева и каналы получили свои гранитные набережные. Тогда же проложили главные улицы, продолжали их освещать и мостить, соорудили систему канализации. Некоторые памятники последующих царствований – например, Казанский, Никольский и Исаакиевский соборы и др. – явились плодом тех проектов, которым дала ход ещё Екатерина.

Строительные работы – идёт ли речь о сооружении общественных зданий или дворцов для императорской семьи и её фаворитов – обеспечивали сезонную занятость десятков тысяч работников, которые, в свою очередь, нуждались в жилье, пропитании и удовлетворении всех прочих потребностей. Проблемы этого постоянно растущего слоя населения почти никак не отражены – в сущности, вообще отсутствуют – в указах, посвящённых административной системе, управлению активной экономической жизнью города или сфере социальных услуг. Однако именно бурное оживление, вызванное сезонными приливами и отливами рабочей силы и сопутствующего ей персонала, занятого её жизнеобеспечением, отличало Петербург от всех других искусственно созданных во времена барокко и классицизма городов, служивших резиденциями верховной власти.

Превращая Петербург в хорошо организованный город, Екатерина действовала в сфере архитектуры, градостроительного проектирования улиц и площадей, а также законодательного регулирования экономической и социальной активности. Само собой разумелось, что именно распоряжениями высшей власти регулируются преобразования, меняется структура общества, жизнь формируется сообразно с популярными теориями в духе Просвещения или камерализма. Словом, Екатерина и её администраторы не так уж отличались от градостроительных планировщиков любого другого века. Однако её программа для столицы основывалась в первую очередь не только на том, что будет лучше для жителей этого города, но определялась более широким взглядом на проблему, и Петербург составлял лишь часть общей картины. Многие решения Екатерины обернулись ущербом для роста города из-за того, что она принимала их, имея в виду другие цели. Меры по ограничению в столице экономической деятельности крестьян и низших слоев населения, указы о поимке беглых и о возврате их хозяевам, установление жёсткой иерархии корпоративных прав и обязанностей купцов и ремесленников, насильственное выдворение безработных из города – все эти шаги порождались представлениями об обществе, тяготеющем скорее к традиционному сельскому укладу, чем к максимальной урбанизации. И все названные меры тормозили естественное развитие Санкт-Петербурга.

Но думать, будто Екатерина могла направлять и регулировать рост Петербурга, или как-нибудь иначе распоряжаться им по собственному произволу, значило бы приписывать ей гораздо больше власти над жизненными силами города, чем у неё было на самом деле. В конечном счете, город сам выбирал, как ему жить и развиваться. Ни Екатерина, ни её проектировщики и администраторы, похоже, не ожидали такого громадного прироста населения, каким было отмечено её царствование. Время от времени императрица запрашивала сведения о количестве столичных жителей и получала цифры, которые даже их составители признавали сильно преуменьшенными. Попытки контролировать перемещение людей в город и из него, устроив заставы на главных дорогах и соорудив ров и вал по периметру, были до смешного беспомощными. Власти отлично понимали, что стихийный прирост населения вызывает, к примеру, подъём цен на зерно и дрова, но могли, в сущности, лишь учреждать комиссии для изучения вопроса.

Судя по всему, административные органы совершенно не отдавали себе отчета в том, что взрослое население города становится преимущественно мужским. Администрация крайне редко интересовалась жизнью нижних социальных слоев, к которым и относились, в большинстве своём, пришлые работники. Их лачуги и временные пристанища моментально возникали на городских окраинах, причём, скорее всего, даже без ведома полиции. Социальная организация рабочих артелей, такая простая, но позволявшая столь эффективно экономить на прожитье и налаживать отношения с работодателями, существовала вне поля зрения чиновников.

Постоянные попытки выделить специальные места для торговли ни к чему не приводили. В каждой из городских частей были устроены рыночные площади, но многие из них пустовали, в то время как другие не вмещали всех торгующих, и те захватывали под торговлю соседние улицы и строения. Гостиный двор, т. е. рынок Адмиралтейской стороны, успел вырасти из своего массивного каменного здания ещё задолго до того, как его достроили до конца. Лавки мелких торговцев, ряды за рядами, теснились в ближних переулках. Многие из них торговали краденым и даже вещами, утащенными прямо из-под носа у самой императрицы – из Зимнего дворца. А размах контрабанды в порту и вокруг него был таков, что многие историки предостерегают от использования официальной статистики, относящейся к петербургской торговле в XVIII в. Дело в том, что эти данные крайне неточно отражают реальный товарооборот, так как относятся лишь к тем товарам, за которые были уплачены акцизные пошлины.

Санкт-Петербург, конечно, нёс на себе печать царствования Екатерины, но развивался он и сам по себе. В этом смысле многое изменилось с начала XVIII в. При Петре I существование новой столицы полностью зависело от царского попечения, и он строил и растил её так, как ему хотелось. Если бы Анна Иоанновна в 1730-е гг. вновь не сделала Петербург столицей после перерыва в несколько лет, он мог бы так и остаться всего лишь глухим провинциальным городом. К последней трети столетия город приобрёл жизнестойкость, собственное лицо и самостоятельную роль в жизни России. Разумеется, присутствие двора служило импульсом к его развитию, но Санкт-Петербург становился гораздо более значительным явлением, чем барочный Residenzstadt – столица-резиденция – и снискал признание как один из великих европейских городов.