Эолин - Карин Рита Гастрейх

Он кивнул в знак согласия.

— А вы, миледи?

Ришона судорожно вдохнула.

«Не знаю. Возможно, мне не осталось смысла жить».

— Я вскоре последую за тобой. Позволь мне произнести последнюю молитву за моего брата, чтобы он смог найти путь через бездну с миром.

Он подал сигнал мужчинам. Они бесшумно рассеялись по лесу, быстро исчезнув в тенях.

Ришона смотрела, как они уходят, с тяжелым сердцем и сломленным духом. Она спешилась и принялась ходить кругами среди деревьев, сжав руки в перчатках по бокам.

«О, Тамир».

Потеря пронзила ее душу. Слезы текли по щекам. Присев у дерева, она ударила кулаком по коре.

За лесом боевые кличи были прерваны низким грохотом второй атаки, атаки, которую она намеревалась встретить.

Сожаление плотно сомкнулось вокруг ее сердца. Она посмотрела в сторону своих воинов, но они уже были далеко.

«Я совершила ошибку?»

Впервые она не могла видеть ясного пути в будущее. Она чувствовала себя потерянной и одинокой, покинутой всеми своими проводниками и любимыми.

Собрав влажные листья обеими руками, Ришона погрузила лицо в аромат земли и воды, смерти и новой жизни.

Дома.

Разве не это она чувствовала, когда бродила по этим холмам? Ришона всегда притворялась пришельцем из далекой страны. И все же она принадлежала этому месту, богатому суглинком и влажными лесами, больше, чем когда-либо принадлежала высохшим равнинам народа ее деда.

Ришона все еще была едина со своей матерью Тамарой, когда ужас настиг их, когда жестокость вторглась в некогда тихое место, которое было чревом Тамары. Но Ришона отказалась умирать вместе со своей матерью. Она боролась и толкала, умоляла, пока Тамара не использовала свой последний вздох, чтобы выгнать свою дочь в безжалостный мир. Малышка Ришона тяжело приземлилась на мокрые листья, в ушах звенело от последних мучительных криков ее матери. Холодный воздух ворвался в ее легкие, принеся с собой запах крови и пота, гниющей земли и солоноватой воды.

Даже среди сырнте редкие помнили день своего рождения, но Ришона знала, что это ее вопли вывели лесника из леса. Когда мужчина завернул осиротевшего младенца в свой плащ, мальчик Тамир появился словно из ниоткуда, с широко раскрытыми от потрясения глазами и дрожащими от опасения губами.

— Теперь ты должен заботиться о своей сестре, — лесничий отдал ее на руки Тамиру. — Она будет зависеть от тебя.

С того самого дня Ришона полагалась на Тамира, на его планы и суждения, на его осторожность и мужество. И чего они добились после всех этих лет погони за мечтой о справедливости? Ничего.

— Вы пощадили меня! — она воззвала к небесам. — Когда убийцы вонзили свои ножи в живот моей матери, вы пощадили меня. Для чего, как не для этого?

Под коленями Ришоны раздался шепот. Зловещий и первобытный, он поднялся из глубины земли, как шипение тысячи змей.

«Боги покинули тебя, Ришона из Мойсехена?»

Дыхание Ришоны остановилось. Ее сердцебиение замедлилось. Она хорошо знала этот зов. Она часто слышала это во сне. Дрожащими руками она прижала ладони к земле.

«Твоя судьба не потеряна. Отомсти за него. Отомсти за всех».

Закрыв глаза, принцесса Сырнте призвала Говорящих для совета. Они отступили, не желая формировать будущее под жестоким водоворотом настоящего. В их молчании она нашла только раскаяние. Мучительная пустота смерти брата, безжалостный позор собственной неудачи.

Ришона подавила всхлип и вытерла слезы с лица. Поднявшись на ноги, она достала арбалет и отправила своего коня вглубь леса. Затем она повернулась к холму, где Церемонд держал Эолин. С холодной решимостью она выбрала путь к его вершине.

* * *

Веревка обжигала горло Эолин, когда Церемонд потянул за ее. Она рухнула на землю, глотая воздух между горькими рыданиями. Боль пронзила ее ребра, словно зверь разрывал ее на части изнутри. Она проклинала богов за то, что они не дали ей умереть в детстве, за то, что привели ее к Гемене, а затем к магу Кори. Больше всего она проклинала их за то, что они доставили ее к Акмаэлю.

Церемонд обошел ее. Зловещее пение его магов продолжалось. Кружащиеся тучи закрыли солнце. Над головой прогремел гром.

— Мы победили целую армию таких, как ты, — сказал Церемонд. — Со стороны Гемены было безответственно позволить тебе поверить, что ты можешь противостоять нам в одиночку.

Эолин прижалась к земле, ища утешения, которого нельзя было найти в прохладной и ароматной траве. Прямо над бледно-зелеными травинками она увидела хрустальный блеск своего посоха, бесполезного инструмента, который никуда ее не привел. В конце концов, она была всего лишь пешкой, игрушкой, которую боги использовали, чтобы закончить то, что начал Кедехен.

Она закрыла глаза от правды и услышала невозможный звук: смех молодой девушки. Из-за деревьев появилось пятно движения и побежало к ней. Ребенок опустился на колени и уставился на упавшую магу. Темно-рыжие кудри обрамляли ее круглое лицо. Ее землисто-карие глаза искрились любопытством.

— Думаю, лучше умереть с небольшим количеством магии во мне, — призналась она, — чем умереть без магии вообще.

Эолин удалось улыбнуться, и девочка исчезла. К ней вернулись образы Южного леса, извилистых троп и бесконечных приключений. Она слышала звуки деревьев и животных, чувствовала теплые объятия Гемены. Она вспомнила, как Ахим впервые бросился с ней в холодную реку, и всю магию, которую они открыли вместе, до того, как Боги развели их по разным дорогам, до того, как судьба толкнула их на войну.

Втянув воздух в легкие, она закрепила дух глубоко в земле. Она чувствовала, как вода течет по ее венам и разжигает огонь в сердце. Когда все элементы осветили ее внутри, Эолин поднялась, чтобы встретиться со своим противником. Призвав свой посох, она воткнула его в землю и позволила долгому запретному проклятию гореть на ее языке.

Мэхенам аррат сауфини

Эхемкат нерай!

Молния ударила из кипящих облаков, проникнув в основание ее посоха и потрескивая по всей его длине. Белый огонь пронзил Эолин, напрягая ее конечности и угрожая взорваться внутри нее. Вылетев из хрустального наконечника, залп впечатал Церемонда в землю. Волшебник вскрикнул, размахивая конечностями, а затем замер.

Эолин судорожно вздохнула. Тело болело, в ушах звенело. Ее руки были в ссадинах и волдырях, но она была жива.

Но и он тоже.

Церемонд закашлялся и перекатился на бок. Яростно дрожа, он встал на колени, хрипя и хватаясь за живот. Его одежды были обожжены, а руки почернели. Его лицо было бледно-серым, но решительным.

Он потянулся за своим посохом и оперся на