Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Фрицы ошиблись, говорю вам, — утверждал он. — Я люблю девушек, красивых девушек с округлостями там, где надо, и у меня их было немало!

Некоторые были склонны верить этому высокому парню с фигурой атлета. Но только не Густав, который постоянно называл его канадским педиком и передразнивал его акцент.

— А может, ты плачешь по Марселю, этому старому педерасту? — не успокаивался баварец. — Он доставлял тебе удовольствие, моя маленькая киска?

Внезапно Симон вскочил со своих нар. Было темно, но он уже привык к темноте. Он услышал звуки музыки, доносившиеся издалека. Врачи и коменданты лагеря, должно быть, праздновали Рождество без всякого зазрения совести — эти палачи, дьяволы во плоти…

— Лучше тебе заткнуться, — пригрозил старший Маруа. — И оставь меня в покое, иначе я заставлю тебя замолчать навсегда как-нибудь ночью. Тебе недостаточно, что все мы обречены подохнуть здесь один за другим десятками, сотнями? Во имя чего? Интересно знать, чем ты заслужил свой зеленый треугольник? Если я педик, то ты, возможно, изнасиловал какую-нибудь девчонку или убил свою жену.

— Тише вы, — шикнул на них по-польски другой заключенный.

Густав беззвучно поднялся. Симон скорее угадал массивный силуэт, метнувшийся к нему. Он получил удар, затем еще, дав наугад сдачи. Их растащили, опасаясь прихода капо или его заместителя.

«Вот он, ад на земле, — подумал молодой человек, снова вытягиваясь на своих нарах. — Мама, я попал в ад. Молись за меня, мама…»

Семейство Шарден отправилось в Роберваль на мессу. Жослин повез туда свою супругу и сына Луи, а также экономку и мадемуазель Дамасс, пекущуюся о спасении своей души.

Но Эрмина отказалась ехать с ними, Бадетта тоже. Несмотря на то что была верующей, журналистка предпочла остаться в тепле большой гостиной, сияющее убранство которой ей очень нравилось.

В отсутствие хозяев и бойкой Мирей роскошный дом, казалось, дремал, совсем как Шарлотта, которая до сих пор спала, и Лора решила ее не трогать, думая, что она заболела.

— Как замечательно, моя дорогая подруга, что вы пришли выпить со мной чаю! — сказала Бадетта Эрмине. — А как же ваши дети?

— Мадлен прекрасно с ними справляется. К тому же они уже все погрузились в чтение книг графини де Сегюр. Я хотела переговорить с вами без посторонних ушей. Это идеальный момент.

Они сидели друг напротив друга за круглым столиком. От елки исходил приятный аромат, светящиеся гирлянды наполняли комнату разноцветными бликами. Из носика чайника поднималась струйка ароматного пара.

— Я принесла из кухни бисквиты, — продолжила Эрмина. — Какая тишина!

— И правда, здесь так уютно! Так о чем вы хотели меня спросить? Ручаюсь, что это связано с моей будущей статьей об этих ужасных пансионах.

— Вовсе нет. Мы к этому перейдем, но чуть позже. Бадетта, вы будете второй, кто об этом узнает: моя подруга Мадлен уже в курсе. В апреле, или даже раньше, я собираюсь поехать во Францию. Октав Дюплесси, мой импресарио в Квебеке, настаивает на этой поездке.

— Как это, настаивает?! Это чистой воды безумие! Париж и вся Франция находятся в руках немцев. Эрмина, у вас трое детей, вы же не собираетесь покинуть это безопасное место, чтобы броситься в пасть к волку, простите за такое сравнение? И потом, навигация откроется только весной.

— Я полечу самолетом из Нью-Йорка. Бадетта, я могу на вас положиться?

— Ну разумеется!

— Мне удалось связаться с моим бывшим импресарио Октавом Дюплесси по номеру телефона, который он написал на оборотной стороне поздравительной открытки. Казалось бы, самое обычное поздравление, но что-то мне показалось странным. И я была права, поскольку завуалированными фразами он объяснил мне, что я должна обязательно приехать к нему в Париж. Это связано с Тошаном! Вы ведь знаете, что во Франции организуется Сопротивление, с подачи Шарля де Голля и благодаря помощи Лондона. Мой отец утверждает, что этот военный — достойнейший человек, который борется за свободу своей родины. В общем, вопрос решен, я должна ехать и хотела бы попросить вас сопровождать меня. Разумеется, я оплачу все ваши расходы. С вами я буду чувствовать себя менее одиноко. К тому же вы француженка, мне это поможет.

Ошеломленная, журналистка налила себе чаю. От ее душевного спокойствия не осталось и следа.

— Я считаю, что все это абсурд, Эрмина. Подумайте: Канада воюет с Германией. Вас будут рассматривать как врага нацистов, если ваша личность раскроется. Я бы очень хотела оказать вам услугу, поддержать вас, но… я не могу принять ваше предложение. И потом, у меня работа. Директор «Пресс» не даст мне отпуск, особенно в такое время. Милая моя, откажитесь от этой затеи, умоляю вас! Это просто безумие, других слов я не нахожу.

Эрмина была готова к такой реакции. Она не обиделась. Эта поездка казалась ей одновременно близкой и далекой, а также несколько нереальной.

— Тогда, раз уж вы пробудете здесь до Нового года, посоветуйте мне что-нибудь. Как разговаривать с вашими соотечественниками, где поселиться в Париже…

— В этом я вам с удовольствием помогу. Но когда ваши родители узнают о ваших планах, они сделают все, чтобы помешать поездке, и будут правы. Этому Дюплесси хотя бы можно доверять? Почему вы думаете, что он как-то общается с вашим мужем?

Эрмина задумалась. Ее действия основывались на двусмысленных словах, которые импресарио произнес со странной, настойчивой интонацией.

— Октав сумел пробудить мое любопытство и одновременно предупредить, — пояснила она, прежде чем откусить от одного из бисквитов с нежным медовым вкусом. — Он сказал, что во французских лесах живут забавные птицы и что мое пение сможет их приручить.

— Бог мой, но это же полная чушь!

— Только не для меня! Леса вокруг Перибонки были владением Тошана, который называл меня своей певчей птичкой. Что касается слова «приручить», признаю, с ним я не разобралась.

Они замолчали, погрузившись каждая в свои мысли. В большой чугунной печке потрескивал огонь. За стеклами кружились мелкие хлопья снега. К утру сильно подморозило и снег стал легким, как бы хрустальным.

— Я поговорю об этом с родителями после обеда, — решила Эрмина. — Мне нужно, чтобы они одолжили мне денег. Мама, конечно, будет кричать и охать, но в итоге она согласится на это безумие, как вы говорите.

Бадетта пригладила свои светло-русые волосы кончиками пальцев. Одетая в теплое шерстяное платье с цветными узорами, она, тем не менее, зябла, но главное, ей было не по себе.

— Милая моя, прошу вас, откажитесь от этой безумной поездки, — снова сказала она, стараясь быть убедительной. — А что, если вы из нее не вернетесь? Что станет с вашими детьми и малышкой Кионой, которую вы так нежно любите? Если бы Тошан был в курсе, он бы запретил вам пересекать океан! Франция переживает смутные времена, травля евреев усиливается, правительство Виши пресмыкается перед немецким сапогом. Господи, если я буду знать, что вы уехали в Париж, я этого не переживу!

— Певица может ездить по миру, не вызывая подозрений, — ответила молодая женщина, начиная выходить из себя. — Октав Дюплесси наверняка просчитал все риски. Он не стал бы просить меня приехать, если бы мне грозила опасность.

— Вижу, что вы не измените своего мнения. Храни вас Бог!

— Я готова на все, лишь бы увидеть Тошана. Мне так его не хватает! Интуиция подсказывает мне, что, как только я окажусь во Франции, быстро его найду.

— Если бы все солдатские жены вам подражали, Гитлеру пришлось бы опасаться высадки грозного женского десанта, — пошутила журналистка. — Дорогая моя подружка, как же вы меня расстроили! Решиться на такую авантюру!

Эрмина мечтательно улыбнулась. В глубине души она понимала, что ступает на путь, полный опасностей, но ей нужно обязательно победить, чтобы быть достойной любви своего мужа. «Я искуплю свою вину, когда полечу к нему, преодолев все преграды, — воодушевленно думала она. — Мне не следовало увлекаться Овидом, как выразилась моя мама. Я предала Тошана, когда кричала от удовольствия под ласками другого мужчины. Но я докажу ему, что мы неразлучны, что он мой муж на веки вечные».

Бадетта наблюдала за подругой, любуясь ее красотой и грациозностью движений. Металлический звук, донесшийся из кухни, заставил ее вздрогнуть.

— Вы слышали, Эрмина? Что это? Ведь внизу никого нет!

— Оставайтесь здесь, я схожу посмотрю.

— Прошу вас, будьте осторожны! Ваша экономка днем не запирает дверь на ключ. Кто угодно мог проникнуть в дом!

Эрмина была уже в коридоре. Из кухни снова послышался шум, словно кто-то звякал железной посудой.

— Шарлотта? — удивилась Эрмина. — И как давно ты спустилась? Что за манеры! Ты должна была зайти в гостиную и поздороваться с нами.