Генерал - Гусейн Аббасзаде

— Ради аллаха, голубчик, побыстрее, я ведь опаздываю! Ребенок мой раненый заждался меня там!

Какие-то трагические нотки уловил шофер в голосе матери.

— Нушу хала, мы ведь не меньше твоего торопимся, — сказал он, надевая колесо на ось и закрепляя болты. — Ты садись, садись в машину, пока устроишься, мы все и наладим.

— А больше ничего не случится? — спросила старуха у Рзы. — Ничто не помешает ехать?

— Нет, Нушу хала, сейчас поедем, помех не предвидится.

Собрав разбросанные по земле инструменты, водитель бросил их под сидение, сел и выжал газ.

Начинало темнеть, когда машина стала взбираться на баиловский подъем. Рза с трудом открыл рот.

— Вот, Нушу хала, не переживай: уже Баку. Почти что приехали.

«Но, бог мой, что будет, когда они узнают все!» — подумал он и даже поморщился от этой мысли.

Остановились у какого-то здания, и Нушу хала, как молодая, первой выскочила из машины.

2

Сергей Сирота с семьей только что сошел с поезда Ростов-Баку. Получив дней пять тому назад письмо Ази с сообщением о том, что генералу дали отпуск для поездки на Родину, Сергей Сирота, взволнованный приглашением Ази приехать в это же время в Ленкорань, посоветовался с женой и необычайно быстро решил ехать и собрался в путь. Наташа, заразившись его нетерпением, всю дорогу мечтала о том, как встретится с подругой! Шутка ли, больше трех лет не виделись! Изменилась, наверно, Хавер, дети, писала она, подросли — не узнать…

Когда Сергей, пропустив вперед жену и дочку, спускался по лестнице Бакинского железнодорожного вокзала, он услышал по радио имя Ази Асланова. Он подумал, что передают последние известия, и среди них сообщение о приезде Ази на родину. Диктор говорил по-азербайджански, и имя и фамилию — Ази Асланов повторил несколько раз.

— Наташа, Ази уже в Ленкорани, — сказал Сергей.

— Откуда знаешь?

— Не слыхала? По радио без конца говорят… Это, знаешь, событие герой, генерал приехал навестить земляков… Слышишь, как торжественно читает?

— Наверно, уже дома сказал, что вот-вот нагрянем… А я бы хотела, чтобы приехали внезапно. Приедем, позвоним, Любу в дверях поставим, а сами спрячемся. Посмотрим, узнает ее Хавер или нет?

— Узнает. Женщины, у них глаз острый…

— Да как она узнает, Сережа?.. Кроме белых волос, других-то примет не осталось. Ты на взрослых не смотри, ребенок, он с каждым годом резко меняется.

Они дошли до садика Ильича и стали ждать трамвай номер три, чтобы ехать на морвокзал. Рядом, у газетного киоска стояла молчаливая очередь. Сергей тоже купил газету; тут подошел трамвай, они с Наташей и Любой торопливо сели. Мест было много свободных, Сергей усадил своих, спросил кондуктора, далеко ли до мор-вокзала, сел, отодвинув чемодан, развернул газету и сразу изменился в лице.

С первой полосы, из траурной рамки, на него смотрело спокойное лицо Ази Асланова. Имя, отчество и фамилия набраны крупно и тоже заключены в рамку.

— Сергей, ты чего в газету уткнулся? Тебя кондуктор дожидается, купи билеты, — сказала Наташа.

— А ты знаешь?.. — Сергей не смог больше выговорить ни слова и показал жене газету.

— Ой, господи, — Наташа побледнела. — Что это? Как же? Зачем?

— Беда, Наташа… Похоже, нет нашего Ази.

3

Гроб с телом Асланова сопровождали начальник политотдела бригады подполковник Филатов, адъютант генерала Смирнов и пехотный генерал, представитель комадования Первого Прибалтийского фронта.

Генерал и Филатов поехали ночевать в гостиницу «Баку», а Смирнов остался возле тела своего командира и стал свидетелем той душераздирающей сцены, когда Ну-шаферин, поднявшись по широкой лестнице и все сразу поняв, кинулась к телу своего сына. Добежав до гроба, она потеряла сознание. Долго не могли привести ее в чувство, а когда очнулась, кинулась целовать и обнимать мертвого, била себя по голове, по лицу, падала в обморок, опять вставала и шла, всплескивая руками, — к сыну, к сыну! Видела ли она его сквозь слезы? Может, его только и видела, а больше никого. Рза пытался ее увести.

— Нет, Рза, нет. Никуда я отсюда не уйду. Только в землю ушла бы с ним! Где Ази, там и я, — и опять упала на тело сына, покрывая поцелуями его холодное закаменевшее лицо. — Сыночек, открой свои ясные очи, взгляни на несчастную свою мать! Разве когда-нибудь я думала, что увижу тебя в гробу? О, аллах, за что послал мне такое горе-горькое? Лучше бы ты убил меня, чем отнял детей моих! Лучше бы мне ослепнуть, чем видеть Ази бездыханным!

И она целовала сына в холодные губы и закрытые глаза, терлась лицом о его холодное лицо.

К утру она уже не могла говорить, голос у нее осел, и она совсем выбилась из сил.

Потом она немного утихла — потому ли, что слез у нее не осталось, голоса не было, или потому, что пришли другие люди, много людей со скорбными лицами, и старушка поняла, что ее горе растворяется в общем сочувствии и что ей подобает теперь быть сдержанной. Только иногда она качала головой, тихо била себя по коленям. «Сынок, сынок, погасил ты мою свечу, разрушил мой дом».

Потом замолчала. Казалось, на нее нашло отупение.

Хавер сидела возле гроба, как каменная, и слез у нее не было.

В зал несли и несли венки, ими заполнили всю сцену, и Ази с трудом можно было разглядеть в этом море цветов.

Мимо постамента шли люди, замедляли шаги, глядя на ее сына, и подавленно покидали зал.

Менялся почетный караул.

За полчаса до выноса тела доступ в зал был прекращен, и в почетный караул встали знатные и известные люди, и среди них Мирбашир Касумов, Узеир Гаджибеков, Мамед Саид Ордубади и Самед Вургун.

Потом семья Ази Асланова и родственники, прибывшие из Ленкорани, прощались с Ази.

Приникла к телу мужа Хавер. Поцеловала сына Нушаферин — молча, без слов.

4

В три часа дня объединенный духовой оркестр частей Бакинского гарнизона, выйдя из помещения, грянул траурный марш.

В толпе перед Домом офицеров прошло движение. Оно перекинулось волной на улицы Свободы, Красноармейской и Девятого января, где тоже собралось бесчисленное количество народу.

Сергей Сирота сумел расспросить, по каким улицам пойдет похоронная процессия, и вместе с женой и дочерью, обойдя несколько кварталов, вышел к универмагу. Дождя не было, но тучи легли почти на крыши домов.

Самед Вургун, Узеир Гаджибеков, Мирбашир Касумов, Рза Алекперли, подполковник Филатов, пожилой генерал, представитель командования Первого Прибалтийского фронта, вынесли на улицу гроб. Подошли воины, подхватили гроб генерала и установили на артиллерийском лафете, застланном кумачом с черной каймой.

Сразу за гробом шли Нушаферин и Хавер, родственники, близкие и друзья. На посеревшее лицо Нушаферин падали седые волосы. Она была неправдоподобно маленькой, эта мать генерала — горе иссушило ее.

Впереди процессии несли увеличенный портрет Ази Асланова в большой раме; полтора десятка орденов и медалей, Золотая Звезда Героя плыли на красных шелковых подушечках. За ними слушатели Бакинского пехотного училища несли венки.

Пара вороных лошадей медленно везла лафет, на нем плыл сквозь море людей в последний свой путь генерал-танкист.

И вот процессия вышла к тому месту, где стояла семья Сироты.

Они увидели и узнали закутанную в черное Хавер. И Люба не удержалась, со слезами в голосе окликнула: «Тетя Хавер!» Сергей, приподнявшись на цыпочках, глядел прямо в лицо несчастной женщине, мало надеясь, что она заметит его, но все же надеясь. Хавер никого не не видела и не слышала. И тогда Наташа, протиснувшись к самому оцеплению, звонким, отчаянным голосом сказала: «Хавер!» — и подняла руку. Хавер на мгновение повернула голову и узнала Наташу. Сделала знак рукой: «Подойди!» А милиционеру, который загородил Наташе путь, сказала: «Это моя сестра!», и он посторонился, а Сергей, протолкнув жену вперед, вслед за ней подтолкнул Любу и пролез через оцепление. Недоумевающему офицеру из оцепления Хавер сказала, посмотрев на Сергея: «Это брат Ази». Наташа упала на плечо подруги, и так они пошли, ничего не видя от слез.

Ази медленно уплывал от них в утопавшем в цветах и зелени гробу, спокойный, с ясной улыбкой на окаменевших губах, словно заснул сладким сном. Сергей неотрывно смотрел на него, неузнаваемого, и не мог сдержать слез.

Траурная процессия дошла до сквера Сабира, поравнялась со зданием Академии наук. На углу, опираясь на палку, стоял одноногий молодой человек. Прижав к груди букет цветов, он плакал, глядя на подплывающий гроб с телом генерала.

Это был Мустафа Велиханов. После тяжелого ранения под Сморгонью он лишился правой ноги. Накануне он узнал о гибели командира бригады Ази Асланова и о предстоящем погребении, и приехал из Бузовны, проводить своего генерала. Он недавно выписался из больницы, был очень слаб, не научился еще ходить, и не мог влиться в общий поток людей. Он решил пропустить процессию, а потом подняться к парку Кирова, подождать, пока станет свободнее и народ разойдется, и положить на могилу свои цветы.