Легенды города 2000 - Оксана Усова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удар «гексалимская мухобойка», контрудар «плеткой Турцы», удар «алпехский ложный» – Янтарина думать забыла о том, где она, кто она, что она. Вселенная из огромного красочного мира сжалась для нее до размера игольного ушка, в котором остались только две вещи – два серебристых клинка-молнии. В черном пространстве перед ее глазами размыто сияли только соударяющиеся мечи, а под ногами, словно она и он наступили в белую краску, светились цепочки шагов смертельного танца, в котором они сошлись. Для постороннего человека это были растоптанные плевки в пространстве, для фехтовальщиков они имели столько же смысла, сколько смысла имел узор из осенних листьев для дерева, которое их сбросило.
Руки снова скользнули по рукояти, и она решилась на сложную комбинацию – «сумасшедший мак», два шага вперед, один назад, «радуга». Но прямо посреди «волны», порожденной ее мечом, две серебристые молнии стали тремя.
Черное наваждение разбилось, и вместе с ним в камни врезалась, выбивая из нее дух, половинка ее клинка, срезанная почти точно посередине.
Янтарину сначала затопило разочарование, что поединок закончился, а потом она очнулась от боевого куража и опустилась на корточки, чтобы поднять обломок и оценить ущерб.
– Знаешь, ты первая, кому за столько лет удалось сравниться со мной в мастерстве, – Фэйт убрал меч в ножны и протер лицо платком.
Янтарина вскочила на ноги и зло крикнула, потрясая обломком меча:
– Сравниться?! Да ты разбил мое оружие, и только это спасло твою голову от поражения!
Ее волосы разметались по взмокшему лицу.
– Бой есть бой, – невозмутимо напомнил ей парень. – Ты же не будешь пенять на врага, если твое оружие окажется слабым?
– А ты, стало быть, друг? – поинтересовалась она, заворачивая останки любимого меча в кусок холщовой ткани, который ей любезно подал молчаливый служитель. Меча было жаль больше, чем гордости. Каждая потертость его рукояти удобно ложилась между многолетних мозолей, и оружие было ей близко, как старый приятель.
– Почему бы нет? – его карие глаза следили за ее движениями и рыжеватой прядью, налипшей на лоб медно-золотыми нитями. – Я оружейник, но чаще кузнец, так что прошу позволить мне загладить свою вину.
Вся злость мигом улетучилась с ее лица.
– Ты правда можешь выковать мне новый меч?
– Это моя работа, – заметил он и дал знак рукой служителю. Им открыли ворота. – Идем.
Они выступили из тени деревьев и вышли на улочку настолько узкую, что им пришлось следовать друг за другом след в след. После начинались Ярмарочные ряды.
– Как красиво, – принцесса во все глаза разглядывала разноцветные лотки, уставленные снедью.
Нос щекотали запахи топленой карамели, жженого сахара, корицы и свежей выпечки. Но на этом сходство с привычной Янтарине едой заканчивалось. Рассыпчатые печенья, густые шоколадные пасты, сияющие от меда рогалики доселе были ей неведомы – а выросла она во дворце и доме купца!
Заметив ее удивление, Фэйт наклонился к ней и пояснил:
– Это сладости из Хурмандже, султаната на далеком юго-западе. Говорят, там самая вкусная кухня во всем мире.
– Самая вкусная? – Янтарина недоверчиво выгнула бровь и вдруг брезгливо повела носом. – Ну и смердит же от меня!
Она бросила торговцу орехами медную монету и с наслаждением окатила себя водой из бочки с дождевой водой сбоку прилавка.
– Не отставай, – со смехом приказала девушка Фэйту, и он покорно облился водой из ковшика.
С них текло, как с бродячих собак, но никто не обращал на это внимания – люд и не-люд – в Ярмарочных рядах бродил всякий. Гости из султаната Хурмандже носили голубые тюрбаны и разноцветные парчовые халаты, и от них пахло смесью пота и масел, флакончики с которыми хурманджеиты рассовывали по бесчисленным складкам и карманам своих одеяний. Торговцы из числа сынов султаната были неизменно вежливы со всеми покупателями, однако с явным предубеждением посматривали на темнокожих охотников из Оззирии. Носить оружие без разрешения Купеческого совета в Гексалиме было запрещено, но оззи выглядели пугающе и без своих копий и луков. Сухие, жилистые и высокие, они носили только набедренные повязки из шкурок мелких животных и перьев, а масляно искрившуюся кожу пересекали загадочные белые линии, составляя уникальный узор. Фэйт негромко пояснил, что это их аналог письменности, и завитки и кружочки рассказывали о неудачах и достижениях каждого отдельно взятого воителя. Женщины выглядели примерно так же, разве что им пришлось прикрыть грудь кусками материи, чтобы попасть в Гексалим. Этот закон был принят в Гексалиме не только ради хурманджеитов, которые считали открытую плоть у человека греховной, но и для безопасности гостий: солнце в этих краях было злое, и лекари говорили, что контакт его лучей с обнаженной кожей может привести к болезням.
– Как-то их много здесь, – заметила Янтарина, продираясь через толпу вслед за Фэйтом.
Солнце жарило так беспощадно, что от разноцветных покатых крыш валил легкий дымок, а воздух в паре метров впереди слегка вибрировал.
– В такую жару только хурмаджеиты и оззи вылезают наружу, – бросил через плечо юноша, которому погода, похоже, не причиняла никакого беспокойства. Янтарина же только и мечтала о визите в «Приют усталого путника» – кабак, где летом торговали колотым льдом с сиропом, а зимой – сотней видов подогретого вина с пряностями. «Приют» ей когда-то показал господин Гердар. – С двенадцати до четырех самое пекло. А они из таких краев, где бывает и пожарче.
– Надеюсь, место, куда ты меня ведешь, того стоит, – простонала девушка.
Вода, которой она облилась, давно выпарилась, и на лбу и спине снова выступили крупные капли пота. Ей очень хотелось стянуть с себя рубашку, но лучи палящего солнца тут же принялись бы пировать на ее бледной коже.
– Еще несколько лавок, и мы на месте.
И действительно, вскоре она увидела кованую вывеску,