Клятва, которую мы даем - Монти Джей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я… Боже… — бормочу я бессвязно, мешанина слов и выражений, которую я никогда раньше не говорила.
— Ш-ш-ш, не разговаривай. Просто возьми это.
Я смотрю на него полуприкрытыми, затуманенными глазами, опускаю веки, наблюдая, как напрягаются мышцы его живота при каждом толчке, как блестит от пота его тело, как сосредоточенно нахмурены брови, как темные глаза сверлят меня хищным взглядом.
— Кончи для меня, Хекс. Намочи этот член, сожми меня.
Как будто мое тело просто ждало его команды, я чувствую, как сокращаются мои мышцы, спина выгибается над матрасом, и крик экстаза вырывается из моего горла. Яркие огни вспыхивают перед моими веками, когда я сотрясаюсь от хриплых стонов, охваченная стремительным потоком блаженства, которое на вкус как сладчайшая амброзия.
Именно так чувствовали себя боги, я уверена в этом.
Полная и абсолютная эйфория, как будто ничто не может их коснуться.
Я бьюсь в волнах, едва улавливая его хриплый голос надо мной, чувствуя лишь его толчки, не глубокие и быстрые.
— Скажи мне, куда я кончу сегодня ночью, — приказывает он, нависая надо мной в погоне за собственной разрядкой. — Скажи это, красавица.
— В мою киску, — бормочу я, вжимаясь в матрас под собой, позволяя мягкому материалу поглотить мое тщательно оттраханное тело. Мои внутренние стенки сокращаются, сжимаясь вокруг его члена, и я чувствую, как эти штанги трутся о кожу внутри меня.
Господи Иисусе, блядь. Как будто ему нужен был пирсинг с таким большим членом.
— Правильно, детка. Это все мое, все, блядь, мое, — стонет он, делая грубые, быстрые толчки, его бедра ударяются о мою липкую кожу, когда он теряет темп. — Черт, я собираюсь наполнить тебя. Собираюсь заполнить эту киску. Черт, черт…
Когда он кончает, изливая поток за потоком теплую сперму в меня, это восхитительный момент. На его обычно бесстрастном лице столько эмоций.
Брови нахмурены, зубы впиваются в нижнюю губу, голова откинута назад в удовольствии, пока он продолжает лениво кончать в меня, продвигая свою сперму глубоко внутрь.
У меня уже был секс раньше. До всего этого.
Я лишилась девственности на втором году средней школы с Йеном, но это было не то.
Я смогла полностью исключить свой разум из уравнения. Я заставила свою голову опустеть, и все, что я могла делать, — это чувствовать. Мое тело гудело, извивалось и поддавалось навстречу ему, бедра встречали его толчок за толчком. Я потерялась в вихре удовольствия, медленно тонула в омуте экстаза.
Не было страха. Не было воспоминаний.
Абсолютное, всепоглощающее блаженство окутывает мой разум и тело. Сайлас лучше любого экстази, который я когда-либо принимала. Ни один наркотик не сравнится с этим. Ничто плохое не может коснуться меня здесь. С ним.
Когда в темноте этой спальни раздается только наше тяжелое дыхание, мой желудок начинает сжиматься. Мои глаза наполняются слезами, и я понимаю, что нарушаю главное правило любовных отношений: не плакать после секса.
Но я ничего не могу с собой поделать, особенно когда знаю, что влюбляюсь в него.
Не в жестокой, грубой форме, когда кулаки ломают кости, а зубы прокусывают кожу, не так, как любовь ощущалась в прошлом. Не в том виде, в котором, по моим представлениям, любовь была до него.
— Коралина, — говорит Сайлас, смотрит на меня с тревогой в темных глазах. — Эй, поговори со мной. Ты все еще здесь, со мной?
Таким приторно-сладким, нежным голосом, что я, черт возьми, начинаю плакать.
Почему именно сейчас? Почему именно он?
Так много раз я молила о том, чтобы стать такой красивой, желанной женщиной, которая была бы милой и доброй. Ночами я падала на колени и молила любого бога, который мог бы меня выслушать, стать человеком, достойным настоящей любви.
Вместо этого мне сказали, что я проклята. Мне суждено было прожить только горькие ночи и мрачные рассветы. Вся моя жизнь была обречена на то, чтобы прожить ее под проклятием одной гребанной вещи — нелюбви.
Но Сайлас не торопится произносить мое имя, как будто это его любимое слово, которое он хочет произносить как можно медленнее. Он не торопится произносить его как дурное предзнаменование. Вместо этого он произносит его как пророчество, предназначенное только для него.
Сайлас не заставляет меня чувствовать себя проклятой.
Он заставляет меня чувствовать себя любимой.
— Почему ты не позволяешь мне спасти тебя от меня самой?
28. ПРОКЛЯТАЯ
Сайлас
Когда я возвращаюсь в спальню, Коралина закуталась в мою толстовку с капюшоном. Спрятанная под черной тканью, она сидит, прислонившись к изголовью кровати, подтянув колени к груди.
Отсюда она кажется такой маленькой, эта хрупкая, крошечная душа, и мне трудно поверить, что кто-то когда-либо боялся ее.
От теплой кружки в моих руках идет пар, когда я подхожу к ней. Штаны свободно свисают с моих бедер, когда я сажусь на край кровати, давая ей пространство, но протягивая чашку в ее сторону.
— Я не пью кофе, — бормочет она, вытирая лицо рукавом толстовки. Ее щеки покраснели, и она все еще плачет.
Не могу сказать, что это была та реакция, которую я хотел увидеть после нашего первого секса, но она непредсказуема. Это одно из многих качеств, которое мне в ней нравятся.
Каждый день чувствуется по-новому, и всегда есть, что открыть для себя.
— Это лавандовый чай, — я прочищаю горло. — Лилак говорила, что это единственное, что помогает тебе уснуть. Свежая лаванда, а не поддельное дерьмо. Это ее слова, не мои.
Она моргает затуманенными глазами, и мне приходится бороться с желанием протянуть руку и вытереть ее слезы. Единственный способ, которым я хочу ее утешить, — это последнее, что ей нужно.
Я хочу обнять ее, прикоснуться к ней, физически дать ей почувствовать себя в безопасности, но прикосновение — это спусковой крючок для Коралины. Трудно пройти этот путь, когда все, чего я хочу, — это прикоснуться к ней.
— Я думала, у тебя ее нет, — она неуверенно протягивает руку, забирает у меня кружку и прижимает ее к груди.
Я провожу рукой по шее, слегка почесывая ее.
— Я купил.
— Ты купил гребаную лаванду? Зачем?
Я сдерживаюсь от смеха, потому что именно этот вопрос задал Рук, когда я рассказал ему об этом. Я медленно киваю, подтверждая ее слова.
— Потому что она
