Ее старшеклассники - Евгения Шалимова

В парке было величественно и строго, отчего Елена Владимировна неожиданно для себя устыдилась прогулочного настроения и прибавила шагу.

Распахнув двери школы, она радостно улыбнулась ("Перемена. Своих увижу"). Давно уже отгремели оркестрами праздничные дни ноября, звенела предвкушением новогодних радос-тей вторая четверть. Елена Владимировна любила эту пору занятий: учебный год как бы брал разбег, был он молодой, задорный, всемогущий.

Улыбаясь милым мордашкам первоклассников ("На завтрак идут. Какие серьёзные."), она помахала рукой своим девчонкам, что стайкой пронеслись в лингафонный кабинет, и, розовощёкая с мороза, настроенная бодро и оптимистично, зашла в учительскую. У телефона стояла чистенькая, прелестная Наташа Чижикова. Ей разрешили позвонить домой.

— Бабуленька, милая, я ни за что не смогу прийти домой к обеду…Конечно, дела…Почему обязательно прямое производство? Нет, не педсовет. Я зачёт принимаю. Да. Я! Нет, ещё не учительница. У двоечников принимаю, ну, у слабых…Конечно, они меня из школы не выпустят, пока я их не выслушаю. Что? В пять часов обязательно буду…Ну, хорошо-хорошо, у них, конечно, тоже есть родители…А классный руководитель в этом же кабинете сидеть будет. Нет, у ней другая работа…Бабуля, я же из учительской звоню… — прошептав несколько слов в трубку, Наташа, извинившись, проскользнула к двери.

— Хорошо у вас комсомол за лентяев берётся, — одобрительно кивнул в сторону уходящей Чижиковой старый математик, — теперь он преподавал в девятом "б". Елена Владимировна благодарно улыбнулась.

— Вас директор разыскивает, — тронула её за рукав страршая вожатая.

Из кабинета Анны Петровны удручённая учительница отправилась в лингафонный класс.

— Лизонька, у меня плохие новости, — присела она за парту рядом с копсоргом. — Завтра я ухожу на семинар в другую школу. На целый день. Вы будете одни.

— Ой, труды завтра! И факультатив по химии…Ну, вот, жди неприятностей.

— Нет-нет, всё надо предусмотреть. Главное, завтра и генеральная уборка.

— Опять? Что, комиссию ждут? — иронически улыбнулась девочка, задумалась, добавила. — Впрочем, какая разница. Мыть надо. Ох, Жени нет, Наташа Чижикова уйдёт в райком, никак нельзя откладывать, у Игоря соревнования…Ой, чувствую, завтра девятый "б" вернёт себе былую славу…

— Что ты раньше времени паникуешь? Всё будет хорошо, — неуверенно проговорила Елена Владимировна ("А будет ли? Без меня и почти без помощи бюро что может сделать олна девчонка с этой необузданной оравой?") Мысленно в этот момент руководительница девятого "б" видела только худших его представителей.

Внимательно посмотрев в глаза учительнице, Лизонька вздохнула, вытянула из-за спины пушистую свою косу, сняла почему-то чёрный капроновый бвнт, распустила ленту, медленно наматывая её на тоненький указательный палец, по слогам сказала:

— По-про-бу-ем.

— Справишься! — пыталась её ободрить, начала учительница, но звонок развёл их по разным кабинетам, оставив у обеих чувство недосказанности, неудовлетворённости ("Как мерзко я себя вела. Ясно, девочке надо помочь. Ну, сама себе противна. Эта фальшь в голосе. Будто Лиза не понимает!") Елена Владимировна верила, что ещё успеет поговорить со своим комсоргом. Но, как часто бывает в школе, множество непредвиденных дел отвлекли обеих, а когда после шестого урока учительница пришла в кабинет физики, где занимался девятый "б", оказалось, что Теплову без ведома учителя отправили по просьбе старшей вожатой на слёт лучших учеников. ("Поговорили. А вечером производственное совещание. Опять будем заседать три часа. Лучше бы это время каждый учитель потратил на индивидуальную работу, к двум-трём детишкам на дом сбегал. Польза была бы! Что делать? Пусть теперь ребятки сами выход из положения ищут. Бедная Лиза!")

На другой день девятый "б" выглядел, дейчтвительно, не лучшим образом. То ли ребята почувствовали неуверенность Лизоньки и, как водится, размечтались об анархии, то ли несчастное стечение обстятельств было тому виной, только на генеральную уборку добровольно не пожелал остаться никто.

После четвёртого урока Теплова, задержав ребят, торопливо объявила:

— Напоминаю: сегодня генеральная уборка. Внеплановая. После трудов сразу. Всем надо в кабинете литературы собраться. Три бригады работать будет, Анна Петровна нам три участка дала…

Немногословный монолог её был прерван хором девушек из окружения Реминой:

— А у нас билеты в кино!

— Здрасте! Я же вчера предупреждала об уборке! — Лиза чуть не плакала. К ней подошла Ремина, сказала с ухмылкой, блеснув глазами в сторону мальчишек:

— Ради искусственной косы нашего комсорга мужчины выдраят всю школу, не то, что три участка. Пошли, девушки, — и добрать треть класса скрылась за дверью. Лиза в отчаянии бросилась к Ломникову, вцепилась в его сумку, которую он уже навесил на плечо, воскликнула:

— Неужели и ты уйдёшь, такой сильный?! А кто столы перевернёт?

— Чего ты мне мозги компостируешь, девочка? — грозно прогудел Гриша и кивнул на небрежно развалившегося на последней парте Борисика: — Вон, Цыган тебе поможет. Он у нас нынче идейный. А меня дела ждут. И исчез.

— Борисик! — Лиза вдруг ожесточилась, синие гоаза её потемнели, багрово вспыхнули щёки, девушка подбежала к последнему столу, рывком отодвинула стул.

— Ну, что молчишь? Не видишь разве?

— Мне что, больше всех надо? — буркнул Борисик, зло сверкнули чёрные глаза.

— Да, больше всех! — выкрикнула Лиза, уже не обращая внимания на шумевших сзади одноклассников. — Ты же Елене Владимировне обещал!

— Что обещал? — издевательски переспросил парень, бросив взгляд на ребят, стоящих за спиной комсорга. — Ангелом стать? Этого не обещал. В рабы к кому-то записаться? Тем более не обещал. Или не так? — ещё больше откинувшись на спинке стула, широко расставив ноги и наклонив голову, Усов исподлобья глядел на Теплову.

— Эх, ты, комсомолец! — презрительно бросила та и, повернувшись, хотела уйти.

— Нет, постой! Это ты меня упрекаешь? А кто в седьмом классе за комсомол агитировал? Помнишь, всем скопом в райком таскали? "У нас будет комсомольский класс!" Не твои ли слова? Вот и получай, комсоргиня!

— Я перестала тебя уважать, запомни! — бледние лицо Лизы вдруг обожгло Борисика воспоминанием о Жене. Он резко вскочил, схватил за руку убегающую Лизоньку, быстро повернул к себе и непонятно произнёс:

— Не хочу терять настоящего друга.

— Что?! =- щироко раскрылись синие глаза, качнулись на висках слегка вьющиеся волосы Лизы.

— Это я не тебе. Не злись Я пошутил…

— Как это пошутил?! — вскипела девушка. — Я что, игрушка?! Наговорил такого, а потом — пошутил!

— Ах, не веришь? Ни к чему тебе наши шуточки? — наливаясь яростью, угрожающе спросил Борисик. — Ну, как знаешь!

Он резким прыжком перемахнул через соседний ряд столов и, растолкав одноклассников, скрылся за дверью. Исчезновегие Усова было сигналом к действию.

— Ура! Свобода!

— Да здравствует анархия — мать порядка!

— Парни, уроков не будет! У трудовика похороны тёщи!

Дурачась, прыгая друг через друга, сталкиваясь в дверях и перебрасываясь сумками, мальчишки один за другим убегали домой, и вскоре в классе осталось лишь несколько девочек. Лиза сидела за той самой партой, где несколько минут назад ораторствовал Борисик. Оглушённая, испуганная собственной беспомощностью, понявшая вдруг, как мало ещё сделано ими, активистами, для сплочения ребят в коллектив, девочка чувствовала себя такой несчастной, что никаких утешений подружек не слышала. Как в полусне, пошла она на урок домоводства, механически выполнила задание, молча и быстро составила перечень работ — на уборку осталось пять человек — и так же молча, не слыша вопросов и советов, мыла стены и двери, чистила светильники, протирла стёкла. Дома, едва поев, заперлась в своей комнате, напугав чуткую Агнию Георгиевну своим убитым видом, а вечером отправилась к Елене Владимировне.

Семинар литераторов города всегда был для Весениной явлением необходимым: она заряжалась новыми идеями, настроениями, свежими планами, которых к концу дня накапливалось так много, что учительница едва могла дождаться утра, так хотелось скорей начать воплощать задуманное в жизнь. Умение радоваться чужим успехам, способность моментально подхватывать и развивать идею, "носящуюся в воздухе", как любила повторять директриса Анна Петровна, страстное увлечение всем, что имело отношение к работе с подростками — всё это помогало Елене Владимировне после каждого скминара обновляться, в ней пробуждались новые силы, открывались не увиденные ранее резервы — и как литератор, и как классный руководитель — она становолась иной: умней, добрей, проницательней. Потому появление Лизоньки, растерянной и измученной, не изменило бодрого настроения хозяйки дома.