С ярмарки - Шолом Алейхем

У Берла была своя система: кто слушался его, приносил табак и папиросную бумагу, был славным парнем, хорошим товарищем, тот же, кто боялся или не умел воровать, – считался у него размазней, слюнтяем и исключался из товарищества. И если ему особенно везло, он еще бывал бит рукою того же Берла. Поссориться с Берлом или пожаловаться на него не имело никакого смысла, пришлось бы выдать себя с головой – и на это ни у кого не хватало смелости. И ребята делали все, что Берл приказывал, погружаясь вместе с ним все глубже и глубже в трясину. Бог весть, до чего бы это довело, если бы самого Берла не постиг печальный конец, да такой, что и в голову не сразу придет. А ребята по молодости своей и невинности толком даже не поняли, что тут произошло. Они только знали, что случилась история в пятницу. Парня поймали у бани, когда он, выставив кусочек стекла, подглядывал одним глазком, как купаются женщины.

Боже, что творилось в местечке! Мать Берла, вдова, упала в обморок, его самого забрали из хедера, не пускали в синагогу, ни один мальчик из хорошей семьи не смел встречаться с этим «вероотступником». Так прозвали его тогда. И, как видно, чтобы оправдать это прозвище, Берл впоследствии, после смерти матери, крестился и пропал бесследно.

14. Фейгеле-черт

Сорванцы каются. – Не девушка, а черт. – Ведьма, которая щекочет.

Все же не следует думать, что дух зла постоянно брал верх, а ангел добра всегда оказывался побежденным. Не нужно забывать, что существует месяц элул, дни покаяния, Новый год, судный день и вообще молитвы, посты и особые посты, придуманные благочестивыми евреями. Невзирая на мелкое воровство, картежную игру и прочие мальчишеские прегрешения, можно с уверенностью сказать, что средний из братьев, Шолом, сын Нохума Вевикова, был по-настоящему благонравным и богобоязненным, он не раз давал себе слово исправиться и, когда вырастет, если богу будет угодно, стать праведным и благочестивым, как наставляла его бабушка Минда, учитель и все добрые, почтенные люди.

Часто случалось, что во время молитвы он плакал, бил себя в грудь, отдалялся от старших братьев и от товарищей-озорников, которые подговаривали его делать дурное. Но настоящим кающимся грешником он становился, когда приходили дни суда и покаяния.

Быть праведным и благочестивым вообще очень отрадно и приятно. Но кто когда-либо переживал дни покаяния, тот согласится, что лучшего на свете нет. Кающийся – это человек, который примиряется с богом, преодолевает в себе дух зла и соприкасается со святая святых. Посудите сами, что может быть лучше примирения! Что может быть слаще победы! Что может быть прекрасней, чем святая святых! Кающийся чувствует себя сильным, чистым, свежим, заново рожденным и может смело смотреть всем в глаза. Как хорошо, как чудесно быть кающимся грешником!

Как только наступал месяц элул и слышался первый звук праздничного рога, герою этого жизнеописания казалось, что он видит духа зла связанным, поверженным в прах, молящим о пощаде, о том, чтобы его не слишком топтали ногами. А Новый год! А судный день! А испытания трудного поста! Чувствовать голод, смертельную жажду и держаться наравне со взрослыми – во всем этом была такая сладость, оценить которую может только тот, кто благочестив или хоть когда-нибудь чувствовал себя благочестивым.

Ах, как приятно быть кающимся грешником!

Но дух зла – да будет проклято его имя! – сатана-погубитель всюду вмешивается и все портит. На этот раз сатана появился в образе деревенской девушки, с вьющимися волосами и зелеными глазами. Откуда взялась эта девушка, вы сейчас узнаете.

В дни постов и покаяний, таков был старинный обычай, деревенские евреи, «праздничные гости», как их называли, съезжались из окрестных деревень в местечко Воронку. Каждый хозяин принимал своего постоянного праздничного «гостя» и «гостью». Гость Нохума Вевикова – Лифшиц из Глубокого – приходился ему дальним родственником. Это был набожный человек с широким лбом, лбом мудреца, хотя в действительности он умом не отличался. И жена была набожная – горячая молельщица и любительница нюхать табак. Детей они не имели, но жила у них служанка – сирота, дальняя родственница по имени Фейгл. Ребята же называли ее по-иному – Фейгеле-черт, потому что эта была не девушка, а огонь, бес, девчонка с мальчишескими повадками, любившая шалить с ребятами, когда никто не видит, рассказывать им сказки, петь песенки, большей частью не еврейские.

Однажды, в теплую светлую ночь праздника кущей, она подобралась к месту, где спали мальчики (из-за «праздничных гостей» детей уложили спать по дворе), уселась возле них полураздетая и, расплетая косы, принялась рассказывать удивительные сказки. Это были не те сказки, какие рассказывал Шолому друг его Шмулик. Фейгеле рассказывала про чертей, духов, бесов, которые причиняют человеку всякие неприятности – выворачивают одежду наизнанку, переставляют мебель, перелистывают книги, бьют посуду, таскают горшки из печи и тому подобное. И о колдунах она рассказывала и о ведьмах; ведьма, если захочет, говорила Фейгеле, может целую сотню людей замучить щекоткой.

– Щекоткой? Как так щекоткой?

– Вы не знаете, что такое щекотка? Вот я вам покажу, как щекочет ведьма.

И Фейгеле-черт с распущенными волосами кинулась показывать, как щекочет ведьма. Сначала мальчики смеялись, потом стали отбиваться, бороться с ней. Они вцепились ей в волосы и надавали тумаков, как полагается. Фейгеле делала вид, будто защищается, но видно было, что это доставляет ей удовольствие – она принимала удары и напрашивалась на новые… Лицо ее пылало. Глаза (светло-зеленые кошачьи глаза) блестели. При свете луны Фейгеле казалась настоящей ведьмой. Но хуже всего было то, что ведьма не только поборола всех ребят, но каждого из них обнимала, прижимала к груди и целовала прямо в губы.

Счастье, что дело происходило до «гойшано-рабо»,[15] когда судьба человека еще не подписана на небесах и можно упросить создателя не посчитать эти невольные поцелуи и объятия слишком большим грехом, сам бог свидетель, грех был не намеренный, а случайный.

Откуда же взялась Фейгеле-черт? Что это было за существо – дух, бес, оборотень? Или же сам сатана в образе женщины явился, чтобы довести невинных детей до такого грехопадения – до поцелуев против собственной воли с девушкой.

15. Бес

«Домовой», творящий пакости. – Бес пойман. – Распущенную девчонку выдают замуж, и она превращается в праведницу.

Кем была в действительности Фейгеле-черт, вскоре выяснилось, да таким удивительным образом, что об этом стоит рассказать.

В ту же зиму, под праздник хануки, приехал к нам Лифшиц из Глубокого с новостью – в доме у него завелся бес, «домовой», который отравляет ему существование. Вначале этот бес, рассказывал Лифшиц, только потешался над ним – каждую ночь перелистывал фолианты талмуда, рвал молитвенники, библию, переворачивал тарелки в буфете, бил горшки, кидал в помойную лохань мешочек с филактериями и разрисованный мизрох[16] и поворачивал портрет Моисея Монтефиоре[17] лицом к стене – и скажите, хоть бы малейший шорох! Позже бес стал опустошать и выворачивать карманы, таскать мелочь из ящиков стола; стащил и заткнул куда-то женин жемчуг. Чистое несчастье! И вот Лифшиц приехал к своему родственнику, к Нохуму Вевикову, за советом, – что делать? Заявить ли в стан? Отправиться ли к тальненскому праведнику? Или просто покинуть Глубокое?

Выслушав эту историю, Нохум Вевиков задал Лифшицу только один вопрос: где спит служанка и как она с хозяйкой? Лифшиц даже обиделся. Во-первых, Фейгл их родственница, бедная девушка, которую жена собирается наделив приданым, выдать замуж. И живется ей у них как нельзя лучше. Во-вторых, спит она, как убитая, где-то там в кухне, за запертой дверью.

– Нет ли у нее знакомых в деревне? – опять спросил его Нохум, и тогда Лифшиц, уже возмущенный, раскричался:

– Откуда могут у нее взяться знакомые в деревне? Уж не думаешь ли ты, что бес этот – сама Фейгл?

– Боже сохрани! – ответил Нохум Вевиков и, посмеявшись над своим глупым родственником, попытался убедить его в том, что ни бесов, ни домовых вообще не существует.

Лифшиц, однако, и слушать не хотел. Чтоб ему довелось так ясно услышать рог мессии, клялся он, как он своими ушами слышал ночью сопение какого-то живого существа и царапанье ногтей? А наутро в кухне, на посыпанном песком полу, видны были какие-то странные следы, вроде куриных лапок.

Увидев, с кем имеет дело, Нохум Вевиков повернул, как говорится, дышло назад. Вполне возможно, что бес этот и в самом деле бес. Но ему все же хотелось бы самому убедиться… Если Лифшиц ничего не имеет против, он поедет с ним в деревню и посмотрит собственными глазами. А если ехать, то поедет с ним и его младший брат Нисл Вевиков, он же Нисл Рабинович.