Эскапизм - Всеволод Фабричный

— Неделю назад я был в маниакальном настроении и набросился на свою квартиру. Все мыл и чистил. А теперь даже белье не стираю…

— Вчера ездила в центр. Там ребенок какой–то орал. Я хотела наклониться к его роже и орать, орать в ответ.

— Сними себя на видео — и ты увидишь, что ты нормальная.

— И коронка вылетела…

— Может быть, Али хочет чего–то сказать? Нет? Ну ладно…

— А я люблю болеть… Когда грипп, например. Он тянется недели три, и тогда ты забываешь свои моральные страдания и концентрируешься на физических. Освобождение посредством болезни.

— Всегда начинаю с улыбкой во всю харю, хочу, чтоб все было хорошо, а потом…

— ….И через минуту уже думаю, как я их ненавижу. Представляю, что дерусь с ними.

— Часто мечтаю, что у меня есть пистолет, который всех испаряет.

— Так. Я пошла. Не могу больше терпеть.

— Спасибо за откровения!

— Гмммм….Гммммм….

— Где бы ни работал, всегда все одно и то же: начинаю пьянствовать и увольняюсь…

— Я всегда с прогулки что–нибудь приношу. Цветок или камешек. И потом смотрю на него и думаю: «Вот…значит я где–то была»

После «собрания» мне жаль всех этих людей и жаль себя, потому что я не лучше, хотя и притворяюсь перед собой, что я там «по ошибке». И раз уж я настроен на такую жалостливую волну и шмыгаю носом — позвольте мне письменно изъявить свое великое желание. Это моя ПРОСЬБА ПРОСЬБ.

Дорогие мои. Я ненавижу унижаться, я ненавижу о чем–то просить. Для меня легче проиграть и потерять, чем заискивать и молить о помощи. Но тут я готов унизиться до последнего. Я готов лизать немыслимые предметы, чистить отхожие места, стоять в бесконечной очереди, готов не закрываться от удара, пренебрегая инстинктом. Я готов потешничать, строить смешные рожицы и быть петухом, который, торчит около параши и языком заменяет зэкам туалетную бумагу. Красные, черные, шерстяные, обиженные — все подходите! Я могу принять на голову атомную бомбу и не моргнуть. Я могу сам стать атомной бомбой и разорваться на испытании. Я могу перейти с восьмиградусного пива на шестиградусное. Я все могу перенести, но только:

— пожалуйста, не рожайте больше детей.

Милые мои, не делайте этого. Не надо. Если хотите — я повторю вам чуть более сахарно, коверкая слова:

— пазалуста, не лазайте больсе дитей.

Если у вас иной менталитет и вы привыкли к палке и грубым приказам — я наберу в легкие двадцать кубометров воздуха и крикну вам в самое ухо, оглушу вас навсегда, посеяв в голове непрерывный вой и звон:

— Перестать рожать! Мрази! Я сказал — перестать!!!

Знаю, знаю: я рос одиноким барчуком, кормящимся добром, центром вселенной, одиноким пупом земли. Слово Севочки было свято и Севочка всегда учинял что–нибудь плохое. Я вырос трусом, неудачником, воришкой и пьяницей. Я никогда не терпел особую нужду, я врал напропалую, все мои беды я причинил себе сам. Я могу предать любого из вас от страха или ради курьеза, мне не нужно соратников, друзей и подруг. А если нужно — то чтобы развлечь себя на короткое время. Мне плевать на свой народ, мне плевать на чужой народ. Я — эгоистичная развалина, хотящая обратить на себя внимание. Я состарил своих родителей просто будучи таким, какой я есть. А они состарили меня. Нигилист и извращенец мыслей. Самоучка, мазохист, ленивец, иммигрант… Знаю, знаю.

Но вы — другие! Вы запросто во многом лучше меня. Я отношусь к вашей массе с иронией и злобой, но это от безвыходности нашего с вами положения.

Вы выручаете друзей и родственников из беды, вы помогаете друг другу, вы любите своих детей и пойдете ради них на любые жертвы. Вы завещаете своим внукам крупные суммы денег и квартиры. Вы справедливы и искренни. Вы сдерживаете свои обещания. Вы готовы пойти под шквальный огонь артиллерии к реке, чтобы набрать ведро воды для своих умирающих от жажды близких. Вы сдаете кровь и дарите почку больному племяннику. Вы подаете милостыню. Вы чистите зубы своей собаке, чтобы у нее не было кариеса. С попугайчиком беда! Уж не болит ли горлышко? Вы умеете прощать, вы придете на помощь в трудную минуту. Даже к таким как я. Умнее, ловчее, способнее. Добрее, в конце концов.

Вы умеете жить и приносить радость себе и другим.

Однажды я пошел в театр (по–моему, на Таганке), и в антракте один молодой человек, вытащив из паспорта десять тысяч рублей, повел свою свежую как булочка подругу в буфет, чтобы там налопаться осетрины с фантой и обсудить игру актеров.

Когда спектакль кончился — я ехал домой на метро и чувствовал острейшую жалость к этой паре. Сам не знаю, почему. Как вспомню, как он из паспорта деньги доставал — так хоть плачь.

Мне жаль людей в очках. Когда они плачут — очки сразу снимаются.

Все–все таки вы все очень хорошие. Вас очень много, и я прошу, прошу прямо из толкающего кровь сердца:

— Хватит. Нас в этом мире достаточно.

Выражение «полно народу» хуже, чем любое матерное. Нет ничего пошлее и гаже, чем «народ».

Выражение «ради моих потомков» хуже всего когда–либо сказанного на свете.

Народ, народности — это же так неприлично! Поймите вы это наконец… Это как криво подставленное больничное судно. Паштет инфекционного кала, скользнув по краю, пластилинно ляпается на кафельный пол.

Все наши беды, наши страдания происходят потому, что после нас кто–то еще будет. Этим страшным «будет» мы парализованы от маковок до больших пальцев ног.

Наша индивидуальность ежесекундно придушена нашей численностью

Невозможно ничему радоваться, невозможно достигнуть счастья и прогресса в своих чувствах, когда вокруг тебя — в миллионах маток зреют плоды. Пока мы рожаем, осеменяем, брюхатим — у нас нет выхода. Мы навсегда пойманы, залиты в кубы цемента и опущены на дно шахты. Потому что так заведено, а «заведено» — тоже страшное слово.

Детишки продолжают поступать и каждый из них — комок земли на твой гроб.

Не спорю: детородный инстинкт силен — особенно у женщин. Наш род должен продолжаться. Чувство материнства прекрасно! Ах, ни с чем не сравнимые ощущения, когда новорожденного ребенка кладут тебе на потную грудь.

Но, милые женщины! Вы рожали и рожали тысячелетия. И всегда все одно и то же. Хотели бы вы хоть раз в жизни сделать, что то удивительное, что–то способное убить всех Богов и чертей и сделать вас Богинями? Не рожайте новых детей. Любите тех, кто остался. И самое главное: вы, непосредственно вы — отдельная единица — будете участвовать в великом освобождении земли и себя от смерти при жизни. При появлении на земле нового ребенка — все сразу сводится к нулю. Земле уже остоебенили эти нули (Земля мне лично не сообщала, но я уверен, что это так).

Если вы еще нерожавшая девушка — не поддавайтесь искушению. Материнство — неблагодарная и жуткая вещь. Мать навсегда проклята. Пять лет козы и «буль–буль–буль мой зайчик!!» скоро пройдут и начнется совсем не то, о чем ты мечтала. А вдруг твой сынок будет таким как я? Пожалеешь, ох как пожалеешь…

И, если бы я просил хоть что–то делать… но ведь то, что я прошу — так просто! Я прошу ничего не делать и только вовремя вытаскивать половой член из влагалища, пока убивающее надежду семя не прыснуло в багровую глубину и не откинуло наше счастье еще на один виток.

Свобода будет только тогда, когда мы наконец поймем, что самое великое, гуманное, легкое и правильное решение — это прекратить человеческий род и дожить наши дни, убывая количеством, а не увеличиваясь.

Забудьте об анархизме, коммунизме, фашизме, капитализме. Забудьте о любых проектах, которые нас осчастливят, или помирят, или наполнят гордостью. Это брехня. Это бессмысленно.

Да, когда люди начнут убывать — появятся хапуги, которые начнут занимать все больше и больше земли. Появятся оппортунисты и недоноски. Но все они со временем станут добрее, потому что жадность и невыносимое поведение — тоже следствие того, что «когда–нибудь наши потомки…» и так далее.

Когда мы останемся одни, наши пороки профильтруются через новое, удивительное чувство, которое будет все нарастать и нарастать. Я даю вам гарантию. Ну, а если кто–то зарежет меня средь бела дня: что ж, умирать все равно легче, когда знаешь, что ты «один из последних» Тем более, что все равно менты и пожарники останутся. Врачи останутся. Но новых не будет.

Когда с каждым днем нас будет становиться все меньше — все мы физически почувствуем, как с наших согнутых плеч сваливается невыносимый, уничтожавший нас груз. Можно будет в первый раз в жизни чем–то гордится. Каждый из нас станет личностью, хозяином вселенной и никакое божество, никакая теория эволюции не посмеет и пикнуть в нашем присутствии. Мы скомандуем Богу: «Лежать!», и он ляжет. Главный инстинкт разбит в пух и прах. Мы повернули реки вспять. Открытие Америки, первый полет на Луну, Китайская Стена, пенициллин — это все, простите, хуйня, когда тебе уже восемьдесят лет и ты продвигаешься по опустевшему городу и знаешь, что ты — один из последних. Ты — мудрее их всех. Ты понял самое главное и обманул то, что тысячелетиями сидело в тебе инстинктом.