По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация - Андрей Мартынов

Все документы цитируются в соответствии с современными нормами орфографии и пунктуации. Разрядка и подчеркивания в цитатах даются курсивом, авторские сокращения раскрываются полностью.

Архивные материалы предоставлены Гарвардским университетом, Гуверовским институтом войны, революции и мира (США), Федеральным архивом, Федеральным военным архивом, Институтом современной истории (ФРГ), Государственным архивом (Княжество Лихтенштейн), Центральным государственным архивом высших органов, Государственным архивом Витебской области (Беларусь), Центральным государственным архивом общественных объединений (Украина), Российским государственным архивом современной политической истории, Домом Русского зарубежья имени А.И. Солженицына, Центром новейшей истории Брянской области (Россия), а также частными лицами.

В тех случаях, когда оригинал рукописи отличается от издания, отсутствующие фрагменты цитируются по материалам архива. Так, не вошедшие в книгу генерал-майора Митрофана Моисеева «Былое. 1894–1980»{113} эпизоды воспроизводятся по рукописи «Зондерштаб. Воспоминания из прошлого 2-й Отечественной войны — сороковые года», которые хранится в архиве Дома Русского зарубежья имени Александра Солженицына{114}.

Англоязычные версии книг (В. Штрик-Штрикфельдта, С. Стеенберга) имеют отличия от русского перевода{115}. В случае если в русском тексте отсутствуют факты, содержащиеся в английском варианте, цитируется последнее издание. Точно также используется английское издание, если русский перевод содержит ошибки (Е. Андреева{116}).

Полная библиография приводится в конце книги.

Автор считает своим долгом и приятной обязанностью выразить искреннюю признательность за помощь в работе и строгую критику Берте Азарновой, Сигизмунду Дичбалису, (Австралия), Юрию Мордвинкину, (США), Валентине Благово, Ольге Волкогоновой, Наталье Давыдовой, Екатерине Ивановой, Ларисе Долбиной, Любови Цукановой, Светлане Шешуновой, Юлии Щербининой, Владимиру Александрову, Олегу Бэйде, Сергею Василенко, Михаилу Высоцкому (Беларусь), Дмитрию Жукову, Ивану Ковтуну, Игорю Кондакову, Сергею Нехамкину (Беларусь), Игорю Петрову, Сергею Сапожникову, Константину Семенову, Борису Соколову, Леониду Чекину, Олегу Шевцову, Олегу Шикову, Арону Шнееру (Израиль).

ЧАСТЬ I.

Глава 1.

СОЦИОЛОГИЯ КОЛЛАБОРАЦИИ

История Русского освободительного движения (РОД), возникшего в годы Второй мировой войны, и его лидера генерал-лейтенанта Андрея Власова тесно связана с большим количеством мифологем.

Анализируя Русское освободительное движение, необходимо учитывать, что оно возникло до сдачи Власова в плен (12 июля 1942 года) и с самого начала приняло довольно широкий характер. Согласно официальным данным, потери личного состава Северо-западного фронта пленными и пропавшими без вести в 1941 году составили 142 190 человек, то есть 52,64% от числа общих безвозвратных потерь. Западный фронт потерял 798 465 (61,52%), Юго-западный фронт — 607 860 (71,36%), Южный фронт — 188 306 (60,3%), Брянский фронт — 138 417 (69,79%), Ленинградский фронт — 74 280 (22,54%), Карельский фронт — 18 685 (24,02%), Калининский фронт — 18 866 (15,92%){117}. Естественно, не все из попавших в плен сдались добровольно, а из пропавших без вести дезертировали. Часть погибла, но в ходе отступления не была учтена. Также часть штабной документации была уничтожена в ходе боев, что привело к определенным лакунам в статистике.

Всего же за годы войны, по разным подсчетам, в плен попали от 4,5 млн. человек, из которых погибло свыше 1 млн., до почти 6 млн. (4 млн. погибших){118}.

Для сравнения: во время войны Судного дня (6–26 октября 1973 г.) египтяне и сирийцы пленили 365 военнослужащих Армии обороны Израиля. Большинство из них (около 300) было захвачено в боях за приграничные позиции (линия Суэцкого канала, Хермон) на второй-третий день боев ранеными, без боеприпасов, воды и связи. Никто из солдат не сдался без боя. Следственная комиссия после войны признала действия всех пленных легитимными и не противоречащими положениям АОИ (лишь один офицер был осужден за разглашение top secret неприятелю).

Зададимся вопросом, на каком основании подразделение — во главе с офицерами, с достаточным вооружением — может прекратить сопротивление и сдаться в плен? И не только сдаться, а перейти на сторону противника. Так 22 августа 1941 года поступил 436-й пехотный полк майора Ивана Кононова (по другой версии — часть полка){119},[19] включая часть политработников[20].

Правда, бывший офицер РККА, ставший в плену служащим Отдела пропаганды вермахта (OKW WPr), Владимир Кержак (Берг, Волошин)[21] относил начало массовой коллаборации к октябрю — ноябрю 1941 года, когда стало ясно, что объяснить поражения Красной армии «изменой» невозможно{120}.

В принципе, события лета — осени 1941 года имели некоторые аналоги (массовая сдача в плен) с ситуацией второй половины 1917 года, а точнее — с разложением армии непрофессиональным руководством Временного правительства (печально знаменитый приказ №1) и германо-большевистской пропагандой. Так, в частности, в ходе операции Albion (29 сентября — 20 октября 1917 года) по захвату Моонзундского архипелага немцы в ходе высадки десанта и установления контроля над островами, потеряв примерно 400 человек, взяли в плен около 20 тыс. военнослужащих{121}.

Справедливости ради следует отметить, что в начале войны имели место и переходы военнослужащих противника на сторону Красной армии. Именно так в ночь с 21 на 22 июня поступил унтер-офицер вермахта Альфред Лискоф (Дисков). Он, в частности, сообщил о готовящемся нападении Германии. А 25 июня перелетел на киевский аэродром экипаж бомбардировщика Ю-88 (командир унтер-офицер Ганс Герман). На следующий день опустился еще один экипаж люфтваффе. Правда, подобные переходы, в отличие от сдачи в плен немцам, никогда не носили массового характера, в том числе и в конце войны. Тогда вермахт предпочитал капитуляцию перед союзниками.

К «довласовскому» периоду относятся и предложения пленных старших офицеров и генералитета предоставить свои услуги немцам. Так, например, 17 июля 1941 года командир 48-й стрелковой дивизии генерал-майор Павел Богданов сдался в плен. Спустя 2 месяца, 18 сентября, он заявил о готовности сформировать из военнопленных отряд для действий на Восточном фронте. 26 августа 1941 года перешел на сторону противника командир 102-й стрелковой дивизии комбриг Иван Бессонов. В апреле следующего года он выступил с предложением создания антипартизанского корпуса, а в сентябре, в рамках акции РСХА «Цеппелин» (Zeppelin) (проведение разведывательно-диверсионной деятельности с массовым использованием военнопленных) разрабатывал план десанта в районе концлагерей с целью нарушения тыловых коммуникаций в районах Транссибирской магистрали, Северной Двины, Печоры и Енисея{122}.

Важно иметь в виду, что коллаборанты представляли в процентном отношении довольно точную копию советского общества. Рассмотрим социальное происхождение осужденных на московском процессе 30 июля — 1 августа 1946 года руководителей РОД: Андрей Власов (из крестьян), Иван Благовещенский (из семьи священника), Дмитрий Закутный (из крестьян), Василий Малышкин (из семьи потомственных почетных граждан), Федор Трухин (из дворян), Георгий Жиленков (из крестьян), Сергей Буняченко (из крестьян), Григорий Зверев (из рабочих), Виктор Мальцев (из крестьян), Михаил Меандров (из семьи священника), Владимир Корбуков (из крестьян), Николай Шатов (из крестьян). К ним можно добавить судившихся отдельно Михаила Богданова (из рабочих), Владимира Арцезо (Ассберг, Ассбергьянс) (из мещан), Андрея Севастьянова (из мещан), Александра Будыхо (из рабочих), Тимофея Доманова (из казаков), Героев Советского Союза капитана ВВС РОА Бронислава Антилевского и майора ВВС РОА Семена Бычкова (оба из крестьян), а также казненных чешскими партизанами Владимира Боярского (Баерского) (из рабочих) и Михаила Шаповалова (из крестьян). Интересно, что если посмотреть на командиров Русского охранного корпуса, состоявшего в основном из эмигрантов или их потомков, то нельзя не обратить внимание на ту же тенденцию к «демократичности»: Михаил Скородумов (из дворян), Борис Штейфон (из купцов, по другой версии из мещан) Анатолий Рогожин (из казаков){123}.

Парадоксально, но не остались в стороне и партийные функционеры. Один из ближайших сподвижников Власова, Милетий Зыков, не считал нужным скрывать свои марксистские убеждения. Михаил Китаев вспоминал, что «Зыков в области политической экономики, несмотря на свои антибольшевистские убеждения, был последовательным марксистом. Точно так же, в области философии, не вдаваясь как неспециалист в глубокие дискуссии, он говорил, что, может быть, диалектический материализм и можно опровергнуть и раскритиковать, но что все известные ему в этом направлении попытки кажутся ему крайне неубедительными». В свою очередь Владимир Кержак писал Борису Николаевскому 28 августа 1949 года: «Мое личное мнение о З<ыкове> — типичный большевик, оппозиционер-бухаринец (=”идеалист”). “Хоть с чертом, но против Сталина”. То же, что он был и остается марксистом, он никогда не скрывал»{124}. По некоторым сведениям оставался коммунистом и генерал-майор Дмитрий Закутный{125}.[22] К числу политработников, вступивших в РОА, можно отнести бригадного комиссара РККА Георгия Жиленкова и батальонного комиссара Петра Каштанова (в эмиграции Михаила Шатова). Интересно, что и один из лидеров французского коллаборационизма, Жак Дорио, около пятнадцати лет являлся членом компартии. Он состоял членом исполкома Коминтерна и секретарем Французской федерации молодых коммунистов (аналога советского комсомола).