Мемуары - Филипп де Коммин

Филипп де Коммин

МЕМУАРЫ

Академия наук СССР

Philippe de Commynes Memoires

Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина

Издательство «Наука» Москва 1986

Редакционная коллегия серии «Памятники исторической мысли»

К.3. Ашрафян, Г.М. Бонгард-Левин, В.И. Буганов (зам. председателя), Е.С. Голубцова, С.С. Дмитриев, В.А. Дунаевский, В.А. Дьяков, М П. Ирошников, Г.С. Кучеренко, Г.Г. Аитаврин, М.В. Нечкина, А.П. Новосельцев, А.В. Подосинов (ученый секретарь), Л.И. Пушкарев, В.И. Рутенбург, А.М. Самсонов (председатель), В.А. Тишков, 3.В. Удальцова (зам. председателя).

Ответственный редактор Ю.Л. Бессмертный

© Издательство, 1986

Филипп де Коммин. Гравюра с рисунка XV в.

ПРОЛОГ

Монсеньор архиепископ Вьеннский,[1] удовлетворяя Вашу просьбу, с коей Вы соблаговолили ко мне обратиться, – вспомнить и описать то, что я знал и ведал о деяниях короля Людовика XI, нашего господина и благодетеля, государя, достойного самой доброй памяти (да помилует его господь!), я изложил как можно ближе к истине все, что смог и сумел вспомнить.

О временах его юности я могу рассказать только с его слов. С того момента, как я прибыл к нему на службу, и до самой его кончины, при которой я присутствовал, я общался с ним чаще, чем кто-либо другой, по роду своих обязанностей, связанных с выполнением ответственных поручений или же, по крайней мере, с постоянным отправлением должности камергера. В нем, как и в других государях, которым я служил или которых знал, я обнаружил и добрые и дурные свойства; они ведь люди, как и мы, а совершенен один господь.

Все же, когда у государей добродетели и добрые чувства перевешивают пороки, они заслуживают всяческой похвалы, особенно если учесть, что они больше склонны к произволу, чем другие люди, как из-за недостаточно строгого воспитания в юности, так и по той причине, что в их зрелые годы большинство людей стремится им угодить, потакая их нравам и склонностям.

Я хотел бы ни в чем не отступать от истины, и поэтому может статься, что где-нибудь в этом сочинении будет сказано о короле нечто, не заслуживающее похвалы, но я надеюсь, что те, кто прочтет это, примут во внимание указанную причину.

Осмелюсь, однако, сказать во славу ему, что я, кажется, не знал ни одного другого государя, у кого было бы меньше пороков, чем у него. А я ведь, как никто другой во Франции в мое время, часто общался и хорошо знал и светских, и духовных владык как нашего королевства, так и Бретани, Фландрии, Германии, Англии, Испании, Португалии, Италии, а если не знал лично, то имел о них представление по сообщениям их послов, по их письмам и инструкциям. Поэтому у меня была возможность получить достаточно сведений об их характерах и нравах. Но, восхваляя короля в этом отношении, я вовсе не склонен задевать честь и доброе имя других государей.

Я посылаю Вам то, что сумел в короткий срок вспомнить, и надеюсь, что это Вам пригодится для какого-нибудь труда, который Вы собираетесь написать на латинском языке, в коем Вы весьма искусны. Этот труд сможет прославить государя, о котором я Вам поведаю, а также и Вас самих. Если в чем-то мой рассказ окажется неудовлетворительным, обратитесь к монсеньору де Бушажу [2] и другим, кто это сделает удачней и лучшим языком. Но по долгу чести и по причине многих благодеяний и милостей короля по отношению ко мне, не иссякавших вплоть до его смерти, я обязан сохранить о нем более добрую память, чем кто-либо другой. Ущерб и горести, что я претерпел после его кончины, также заставляют меня вспоминать о его милостях, хотя это вещь обычная, что после смерти столь великих и могущественных государей происходят большие перемены, в результате которых одни теряют, а другие приобретают. Ведь блага и почести распределяются отнюдь не по желанию тех, кто их домогается.

Чтобы поведать о временах, когда я познакомился с упомянутым сеньором королем, как Вы просите, я должен начать с того, что произошло до моего прибытия к нему на службу; затем я по порядку буду излагать события с того момента, как я стал слугой короля, вплоть до самой его кончины.

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава I

Когда я вышел из детского возраста и мог уже ездить верхом, меня привезли в Лилль к герцогу Карлу Бургундскому[3], бывшему тогда еще графом Шароле, и он принял меня к себе на службу. Это было в 1464 году. Примерно три дня спустя в Лилль прибыли послы короля, среди которых были граф д’Э, канцлер Франции Морвилье и епископ Нарбоннский [4]. Послы были выслушаны при открытых дверях в присутствии герцога Филиппа Бургундского, графа Шароле и всего их совета. Упомянутый Морвилье говорил очень вызывающе, утверждая, что граф Шароле, будучи в Голландии, велел захватить вышедшее из Дьеппа небольшое военное судно, на борту которого был бастард Рюбанпре[5], и заключить последнего в тюрьму, обвинив его в том, что тот-де прибыл, чтобы схватить и увезти графа; об этом граф через бургундского рыцаря мессира Оливье де Ла Марша [6] возвестил повсюду, и особенно в Брюгге, куда постоянно приезжает множество иностранцев. По этой причине, продолжал Морвилье, король, восприняв как оскорбление эти ничем не оправданные действия, требует, чтобы герцог Филипп отправил мессира О. де Ла Марша под стражей в Париж, где он понесет заслуженное наказание.

Герцог Филипп на это ответил, что мессир О. де Ла Марш – уроженец бургундского графства [7] и его, герцога, майордом, а потому никоим образом не подвластен короне, но если он сказал или сделал что-либо, затрагивающее честь короля, и это будет установлено с помощью дознания, то его накажут подобающим образом; что же касается бастарда Рюбанпре, то его действительно арестовали за речи и поступки, совершенные как им самим, так и его людьми близ Гааги, в Голландии, где тогда же находился и его, герцога, сын – граф Шароле; и что если граф обнаружил излишнюю подозрительность, то это свойство он унаследовал не от него, своего отца, никогда его не проявлявшего, а от своей матери[8], которая была самой мнительной из всех ему известных женщин. Но хотя сам он никогда не был подозрительным, говорил герцог, окажись он на месте сына в то время, когда поблизости был Рюбанпре, он бы его тоже приказал арестовать; однако если окажется, что как утверждают послы, упомянутый бастард не намеревался захватить его сына, то его незамедлительно отпустят на свободу и отправят к королю в соответствии с их просьбой.

Затем слово опять взял Морвилье. Он возвел тяжкие и порочащие честь обвинения на бретонского герцога Франциска [9], сказав, что герцог встретился с графом Шароле, когда тот был в Туре у короля, и заключил с ним боевой союз, скрепив его грамотами, заверенными рукой мессира Танги дю Шастеля [10], позднее приобретшего большую власть в королевстве и ставшего губернатором Руссильона. Это событие в изображении Морвилье выглядело столь чудовищным и преступным, что ничего более позорного и постыдного для государя сказать было бы невозможно.