Не верьте клятвам, сёстры - Мария Похиалайнен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелькало осуждение во взгляде
Моих высоконравственных подруг.
Но в силу обстоятельств (как обычно,
Они сильнее и любви, и клятв),
Со мною быть не мог. Всё так логично.
Пусть обстоятельства определят
Финал. Ну что ж: не высятся стропила,
Не вышита узорами канва…
Со временем конечно б разлюбила,
Но ты бы не был в этом виноват.
* * *
И вымысел, и правду, как известно,
Расставит время по своим местам.
Иллюзия – изысканно-чудесна,
А истина – банальна и проста.
Негодовать, конечно, неуместно,
Но всё-таки досадно. Потому,
Что он не лгал мне – заблуждался честно…
А я почти поверила ему.
* * *
Ну вот и всё – закончился роман.
Бесстрастно подвожу его итоги:
Я для тебя была – одной из многих…
Полощется серёжек бахрома,
И облачком пыльца зависла жёлтым.
Сегодня окончательно ушёл ты.
Ну вот и всё – закончился роман…
Шмели напоминают сообща Жужжанием своим, что дело к маю…
За прошлое тебя не упрекаю,
А будущего мне не обещал.
Ну вот и всё – закончился роман…
* * *
Иллюзии не строя,
Я отступлю без боя.
Так много лет судьбою
Ты связан не со мною,
Как цепью из металла.
Я оказалась лишней.
Об этом прочитала,
Листая Книгу Жизни.
Нас прошлое не сблизит,
Как вас оно сближает.
Устала от коллизий,
Далёкая, чужая.
От привкуса эрзаца
И сникла, и раскисла...
Ей есть за что сражаться.
А мне?
Не вижу смысла.
ЧТО РАССКАЗАЛА БАБУШКА О СВОЕЙ ЮНОСТИ
Рассорилась с подругами,
Переругалась с братьями.
Смотрели сёстры круглыми
Глазами, онемев.
Ну не хочу порвать я с ним,
Забыв о реноме
Сестры, подруги, дочери...
И все в недоумении:
Ирландию порочу я!
Что на меня затмение
Нашло. Но им не вняв,
Неистово, отчаянно
Любила англичанина.
А он любил меня.
* * *
Целовались на бульваре,
В тире, в лавке антикварной,
В галерее, в банке, в баре
И на лестнице пожарной,
В супермаркете и в лифте,
И в подземном переходе,
И на выставке финифти,
В помещенье, на природе…
В опере не целовались.
А всему виной гастроли.
А иначе бы едва ли
Искушенье побороли.
Марица ДЖЕРДЖИЧИ[8]з цикла «Посиделки в Леличе»
* * *
Ветер с юга обманул
(Не поверить как лгуну?)
Яблоню наивную.
Развесёлый сумасброд
Посулил весны приход —
Пору дивную.
В бело-розовых цветах
(Эх, святая простота!),
Смотришь – в счастье верится.
Облетела до утра
И стояла, как вчера, —
Бурым деревцем.
«Что ж ты, глупая, цвела, —
Осуждало полсела, —
Рано, не ко времени».
Я, почувствовав сродство,
Подошла погладить ствол.
С ободрением.
*
* * *
Сколько дураков на свете,
Из-за всех не огорчишься.
Лает пёс – уносит ветер.
Что мне пёс, он – не волчище.
Шелудивого, с паршою,
Я когда-то пожалела,
Мосолыжкою большою
Угостила между делом.
И теперь, уверен свято
В праве на моё вниманье,
Всё беснуется, проклятый,
Словно уличил в обмане.
Лает, лает пёс облезлый,
Замолчит – начнёт сначала.
Был бы он моим, болезный,
Я б, конечно, огорчалась:
Что назойливый и злобный,
Беспородный и вульгарный,
С ненасытностью утробной
Тявкает неблагодарный,
Носится, как обалделый,
И, нахально, что-то просит.
Мне же – никакого дела:
Лает пёс – а ветер носит.
* * *
Эта долгая зима
Истомила: сырость, хвори,
Опустели закрома,
Недомолвки в разговоре,
Ссоры из-за ничего…
И зловещий волчий вой.
Мы дожили до весны,
Хоть страдали и болели,
Ели хвою от сосны…
Но в хлеву ягнята блеют,
Сок в берёзовых стволах,
Медуница зацвела.
Обольщая гончара,
Утренней росой умоюсь
И примерю в первый раз
Бисером расшитый пояс.
Всё продумала зимой —
И гончар навеки мой.
* * *
Солнца жаркие лучи,
Тает снег, бегут ручьи,
Мы кораблики пускаем, —
У детей игра такая.
Много лет прошло…
Опять
От меня уплыл кораблик…
Сколько можно наступать
На одни и те же грабли?
* * *
Кочевали долго,
В лошадиных холках
Ленты выгорали,
Как велит обычай,
Мы к пути привычны —
Холод ли, жара ли.
Только три недели
Вволю мы не ели —
Кончились припасы,
Нет людского крова,
И вожак суровый
Матерится басом.
Черствые коврижки,
Мокрые дровишки,
Цыганёнок плачет.
В темноту ночную,
Будто, что почуя,
Раззаржалась кляча.
И, конечно, вскоре
Ей гнедой завторил,
Эх, пораньше так бы —
По степи открытой,
Весело и сыто,
Шел цыганский табор.
Кончились печали,
Ложки застучали,
Вспыхнули поленья,
Наш вожак суровый
Расспросил у новых,
Как найти селенье.
Вот и пир в разгаре,
Вдруг подходит парень,
Видно нет зазнобы,
И, звеня монистом,
С песнями и свистом,
В пляс пустились оба.
Только очень скоро
Дров сгорает ворох,
Кто уснул, кто дремлет.
Нам одним не спится,
Яркие зарницы
Освещают землю.
И уже не вспомнить,
Обвинять кого мне —
Звёзды ли, луну ли
Или запах лета,
Только до рассвета
Глаз мы не сомкнули.
У цыган дорога
Не одна, их много,
Горевать напрасно.
Разбрелись под утро,
По путям, по трудным,
Поделив припасы.
Их кибитки плыли
В серых клубах пыли,
Влево мяли травы.
Мы, народ бродячий,
В поисках удачи
Подались направо.
Из цикла «Сухой остаток»
* * *
Мне рок не смягчить: он к стенаниям глух.
Не верьте, не верьте любовным рассказам.
Был шарфик когда-то на шее повязан…
Теперь он валяется в пыльном углу.
* * *
Я не смела слов любви ему сказать —
Почему-то замирали на губах.
Но однажды отказали тормоза —
Позвонила. Недоступен. Не судьба.
* * *
В бочке дёгтя мёда ложка
Струн души не будет трогать.
Неожиданно немножко —
Мёд совсем не портит дёготь.
* * *
Наконец улеглась кутерьма,
Навалилась тупая усталость,
На душе пустота... Оказалось,
Мы «на шару» наелись дерьма.
* * *
Жизнь на вкус, как сухая галета:
Крошек хруст на зубах, в горле – ком.
А до лета так далеко…
И наступит ли это лето?
* * *
Разобраться стремясь, для начала
Поглядела правде в лицо —
Красотою не отличалось,
Что неважно, в конце концов.
Лоуренс ТРИМЭДОК[9]
* * *
Два солнца освещали жизнь мою.
Я грелся в их лучах, прикрыв глаза от света.
Зайдёт одно – взойдёт другое. Это
Ночь превращало в день, а зиму – в лето.
Прекрасно было. Но не утаю:
Стал утомлять меня порою сильный жар,
И я не знал, куда от зноя деться,
Избытком света извелась душа,
И по желанью разума и сердца
Одно погасло. Раскалённый шар
Померк, пропал, меня не беспокоит.
Не надо прикрывать глаза рукою,
А света и тепла хватает от того,
Которое осталось. Одного
Светила мне достаточно для жизни.
А ненеобходимое – излишне.
Сентенции разумность признаю,
Стараясь не терзаться понапрасну.
Два солнца освещали жизнь мою...
Но одному позволил я погаснуть.
*
КОГДА ПОЁТ КОНОПЛЯНКА
Прошло столько лет, и казалось – едва ли
Припомню душевные муки и драмы.
К мольбам моим женщины не были глухи,
Сердца бескорыстно свои отдавали
Девицы, вдовицы, замужние дамы
И даже портовые шлюхи.
Я многих забыл, закалённый в сраженьях,
Пройдя сквозь пески, звон литавр и пучину.
А скольких покинул я без сожаленья, —
Любовью связать невозможно мужчину.
Но сердце опять замирает и ноет,
Когда поутру запоёт коноплянка,
И вспомню глаза цвета неба весною
Бесстыжей и рыжей ирландки.
В лишеньях, в неволе и в странствии дальнем,
С судьбой постоянно играя в орлянку,
Стал чёрствым и жёстким.
Несентиментальным.
Но славу и почести, деньги, трофеи —
Я всё бы поставил на эту ирландку,
Бесстыжую рыжую фею.
Скрывает прошедшее лет пелена,
Не знаю, меня-то любила ль она.
НА БИВУАКЕ
Эй, парень, расслабься, удачу лови,
Ты выдержал столько атак!
Наслушался сказок о вечной любви?
Поверь, не бывает так.
Не думай об этом, сомненья отбрось,
Понять невозможно её —
Слова и поступки у женщины врозь,
Всё – правда и всё – враньё.
Тебе не по чину иметь скорбный вид.
Не должен заботить пустяк:
Не знаешь, была ли с тобой по любви,
С тоски или просто так.
Хлебни-ка из фляги – оценишь трезвей,
Пора засигналить трубе,
Не может быть женщина только твоей,