Не верьте клятвам, сёстры - Мария Похиалайнен

Мария Похиалайнен

Не верьте клятвам, сёстры

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мне осталось три страницы —

Я хочу их дочитать.

Подарите эту книгу своей хорошей подруге, но такой, которая сможет не только иронию уловить в описании самых схожих эпизодов женских судеб, но и рифму необычную услышит, и сонетной форме не просто порадуется, но и отличие английского сонета от французского уловит, и наш родной жестокий романс тоже узнает!

Мария Похиалайнен, математик и преподаватель математики, умеет совмещать точный поэтический размер с игрой в форму. Видно, всем им, пишущим математикам, покоя не дает их английский коллега, придумавший историю про девочку Алису, которая идёт себе идёт, попадает в игру и тем самым её разрушает, просыпаясь и выходя в жизнь.

Вот и М. Похиалайнен предлагает бесконечное множество (как там у них, у математиков?) вариантов историй, которые только на первый взгляд женские, а на второй и все последующие – это литературная игра, которая, конечно, куда интереснее всех этих встреч-невстреч, ожиданий-разочарований и проч.

Поэтому иногда смотрятся такими необязательными в этом сборнике какая-нибудь неизбежная «Тишина», ещё пара стихотворений, которые выдают всё же в авторе старательно фиксирующую свои переживания женщину. Ничего, пусть будут, потом выльются во что-нибудь неожиданное, вроде цикла «Письма Марыси» или переводов из Шейлы О’Нил или Лоуренса Тримэдока, – привет от Черубины де Габриак.

Стилистические перехлёсты, умение жеманно отставлять пальчик, как леди из цветочного магазина, или еле передвигать ноги в песках в поисках Эльдорадо, тонкости карточной игры (вот где ритм, и страсть, и азарт, и умение хлопнуть дверью, проиграв всё!), калейдоскопическая быстрота в смене масок, ритмов, исторических эпох – да, это знак таланта, того самого, который есть у настоящих женщин: приземляться всегда на ноги. Но это ещё и знак той самой тоски, той жизненной неудачи, помеченной «золотым клеймом», о котором говорила Ахматова. Именно это «клеймо» и есть знак искусства, придающего смысл тому, в чём мы видим просто жизнь.

Если ваша подруга вас поймёт, вам будет о чём поговорить.

Татьяна Морозова

СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ

* * *

Там, где море упирается в горы

Голубеющей дугою залива,

Без меня остался город, в котором,

Вероятно, я была бы счастливой.

Недоступен, отрешён, независим,

На возврат туда наложено вето.

Два десятка неотправленных писем

Пожелтели, дожидаясь ответа.

А когда доносят вести муссоны

Ярким отблеском вечерних сполохов,

Город, вздрогнув в тишине полусонной,

Понимает, что ему тоже плохо.

От тоски и неприятностей мелких,

От возможности прожить друг без друга

На часах своих бесстрастные стрелки

Повернула я обратно по кругу.

И вернулась бы в покинутый город

В прошлом, в будущем ли, в дне настоящем.

Покрывал бы дымкой море и горы

Разогретый солнцем воздух пьянящий.

И, шагнув на двух дорог перекрёсток,

Мы смотрели б друг на друга, немея…

С наклоненьем сослагательным просто,

Так как формы временной не имеет.

* * *

Сквозь дождь, туман и дыма гарь

Струился мягкий свет:

В ветвях запутался фонарь,

А звёздочка – в листве.

И если всё вернуть назад...

По замыслу планет

Мне нужно было «да» сказать,

А я сказала – «нет».

Не слыша в шуме городском

Веления судьбы,

Я заглянула в гороскоп.

Напрасно, может быть.

И снова мне дала совет

Вечерняя звезда:

Ответить нужно было «нет»,

А я сказала – «да».

И подсказать, как дальше жить,

Светила не хотят.

До этих дней ещё свежи

Укусы на локтях.

* * *

Лишь косыночка с Нотр Дам,

Говорит, что была я там.

Кружит времени колесо,

Связи с прошлым слабей и слабей,

То ли вымысел, то ли сон

Существует сам по себе.

Я боюсь говорить о нём —

Против истины погрешить.

Смутный образ иных времён,

Наслоенье дат и имён,

Суеты спасительный щит.

Можно выдумать от тоски:

Дождь, фонтаны, окно с плющом,

Тишину площадей городских...

Да и мало ли, что ещё.

* * *

Блеск ненайденного руна,

Заставлявший аккорды брать,

Отмерцал, но звенела струна —

Цепь из звеньев зла и добра,

С каждым днём становясь тяжелей

От мысли, что шли не за тем мы.

Так стану ли я жалеть

Эти белые хризантемы…

* * *

В. П.

Какие странные порой

На свете происходят вещи —

Спектакль другой, состав другой

Нам был афишами обещан.

Прожектор, ослепив глаза,

Погас. Кларнет вздохнул печально.

И понемногу ускользать

Стал замысел первоначальный.

Где режиссёр? Где драматург?

И кто поможет разобраться?

Свет рампы резал темноту —

Защиту ветхих декораций.

Актёры бросили игру,

Слонялись в непотребном виде,

Директор предлагал к утру

Билетами зарплату выдать.

Какой-то зритель без труда

Из зала выбрался на сцену

И уговаривал продать

Ему кулисы за бесценок.

Пожарный монолог читал

И угрожал брандспойтом даме,

Оркестр, актёрам не чета,

Старательно фальшивил в яме.

По креслам ползали клопы,

Скулу сводило в нервном тике.

В буфете тесно от толпы,

Коньяк – разбавлен, цены – дики.

В окошке Орион завис,

Потом исчез за краем рамы.

Мне обещали бенефис,

Да перепутали программу.

ТИШИНА

То ли от тревоги ночи,

То ли от вина,

Только слышу – тихо очень —

Бродит тишина.

Ей давно б угомониться,

А она не спит.

Не прогнётся половица,

Дверь не заскрипит.

Так и бродит между нами,

Как полночный вор,

Пробираясь временами

В стихший разговор.

С осторожностью излишней

Спрячется меж штор…

И никто её не слышит,

И не знает, что

В сумраке тревожной ночи,

Слова лишена,

Очень тихо, тихо очень

Бродит тишина.

ОДИНОЧЕСТВО

В дом мой старый, обветшалый

Я его не приглашала,

Не ждала в тот вечер никого.

А оно в квартиру влезло,

На краю присело кресла,

Завело неспешный разговор.

Что обуза небольшая,

И ничуть не помешает:

Мало ест, не пьёт, шаги тихи.

И, его не замечая,

Буду я за чашкой чая

Как всегда, писать свои стихи.

Самым правильным решеньем

Было – гнать его в три шеи,

Деликатность подвела. И вот,

Я подумала – ну ладно,

Пусть гостит, раз ненакладно.

У меня теперь оно живёт.

Если честно, поначалу

Я его не замечала,

Но потом в душе вскипела злость,

Вышло вот какое дело —

Мне за чаем не сиделось,

Не писалось, даже не спалось.

Никаких от гостя выгод,

А уже неловко выгнать,

И привыкла я к нему притом.

Из угла хожу я в угол,

Мысли чёрные как уголь...

Не пускай кого попало в дом.

ПЕЧАЛЬ, СЕСТРА…

С. А.

Спокойна, холодна и деловита

Я появляюсь на работе в восемь.

Окружена заботами, как свитой, —

Свою печаль я не лелею вовсе.

Она живёт во мне спокойно, мирно,

Не требуя ни водки, ни разгула,

Растёт неприхотливо, как пустырник.

Она почти ручная – не акула.

Мы обе с ней тактичны и не вздорны,

Не ссорились ни разу, не кричали,

Нежны, миролюбивы непритворно.

Но хочется порой моей печали,

Когда пробьют часы на стенке белой

И суток новых возвестят начало,

«Любимый мой», – чтоб ночь тебе пропела.

Или хотя бы только промолчала.

* * *

Постоянно со мной, чтоб её отыскать

Не нужны ни фонарь и ни лупа.

Вспоминаю о ней – пробирает тоска, —

Эта глупость, кошмарная глупость.

Не упрятать её, я старалась, – всё зря —

Прорывается, стерва, наружу.

Эх, ружьё бы побольше да полный заряд,

Пристрелить бы… Но нет таких ружей.

Проходили болезни, надежды и злость,

А друзья забывали в разлуке.

Лишь она неотступна, признаться пришлось —

Нет на свете надёжней подруги.

Неотлучно при мне, как покорный слуга,

Не сбежать от неё, хоть ты тресни.

И не знаю, за что я ей так дорога,

Как мотив полюбившейся песни.

Страшный Суд разберётся за пару минут:

Блуд, гордыню, отсутствие веры

Мне простят, только глупость поставят в вину.

Приговор будет – высшая мера.

РАЗГОВОР С ВНУТРЕННИМ ГОЛОСОМ

Катюне Морозовой

Ветерком повеяло, и слезинку сдунуло.

Обманули девочку.

Головой бы думала.

Отражает зеркало месяц светло-бежевый.

Обманули девочку.

Уши не развешивай.