Меркурий до востребования - Катя Рубина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они, конечно, на всех плевали, им совершенно было все равно, как это смотрится со стороны.
Когда они целовались, ангелы им улыбались. А они в счастье купались, смеялись и баловались. Так им легко дышалось. Один на двоих вдох.
Хорошо-то как, ох! Мед-пиво из одной кружки, сладка на двоих ватрушка.
Максик поступал в высшее художественное заведение уже шесть раз и твердо решил в этом году сделать последнюю попытку. Нет так нет, – они дождутся, когда Пупели исполнится восемнадцать лет, и сразу же поженятся.
Максик работал художником-оформителем в одном очень секретном почтовом ящике. Он неплохо зарабатывал, правда, много денег уходило на подготовку в высшее художественное заведение, а если на это заведение забить, то можно спокойно проживать с любимой. Так он думал. Пупель на эту тему совершенно не думала. Она была абсолютно непрактичная, домашняя девочка-цветок. Она хотела жить с Максиком, ни о чем не задумываясь, и рисовать вещи, не имеющие никакого отношения к академическому линейному и тональному рисунку. Максику очень нравилось то, что она делала вне мастерской великого Севашко.
В тот самый первый день их знакомства, когда Максик появился со своими работами у Севашко, все рисовали натурщицу Люду. Максик встал с мольбертом прямо за Пупель. Он с удивлением наблюдал, как она пририсовала Люде несуществующий веер, нарочито усугубила складки на лице, придавая ей жесткий, даже страдающий характер. Он так увлекся этим наблюдением, что не заметил подошедшего Севашко.
Севашко посмотрел на него, на его пустой лист и изрек:
– Э-э-э, нет, так дело у нас не пойдет. Ты давай не глазищи лупи, а дело делай. Время-то уходит, у меня здесь так – пришел, нарисовал, поступил, а это что еще такое?! – буквально закричал он, увидев рисунок Пупели. – Это что за самодеятельность, что за провокации?! Разброд и шатание!
Пупель съежилась, покраснела.
– Ты это дело брось, Пупа, ты тут мне мерехлюндию не разводи, народ не смущай, подумают еще, что в кружке пионерском находятся.
Севашко вытянул руку и большим белым кохиноровским ластиком, прямо через плечо Пупели, стер веер и прошелся по лицу инфанты – Люды.
– Смотри на натуру. Ничего не надо пририсовывать, не в цирке.
Пупель молчала. Внутри у нее что-то закипело, что-то забулькало, заколотилось. Вдруг она услышала шепот Максика у самого уха:
– Это дома надо делать, тут табу, рисуй тихо, не выпендривайся, помочь тебе?
Пупель повернулась к нему:
– Не надо, я умею, просто захотелось.
Максик посмотрел на нее: понимаю, было очень классно, поговорим потом. Пупель успокоилась и принялась моделировать, прорисовывать нос, скулу на первом плане. Максик сделал блестящий рисунок, практически в один присест.
– Вот это понимаю, это молодец, посматривай за Пупкой, она у нас с прихвостью. Многому уже научилась, но дурь не вся вышла. Я смотрю, ты ей приглянулся, она у нас гарная девка, но норовистая, характер бой, пахать на ней можно без бороны, не смотри, что кожа да кости.
Пупель опять скукожилась и насупилась.
Севашко глянул и на ее рисунок, кивнул, произнес удовлетворительное:
– Це добре, а то ишь чего наудумывала.
Пришла весна-красна. Хорошо на реке, светло на душе.
Пупель и Максик любили ездить в Коломенское с этюдниками. Там на пленэре весной они испытывали минуты полного блаженства и эйфории.
Пупель в ярко-желтой куртке, в зеленой блузе, в беленьких сапожках на тонких ногах, Максик в кирзовых сапогах, в свитере-самовязе, в ветровке, с сигаретой во рту.
Они рисовали, болтали, целовались до одури.
Когда они рисовали, за ними музы стояли и на лирах играли, а когда говорили, с неба лучи светили и золотом их покрывали, и не было места печали.
Печаль уходила в сторонку, в кустах жевала соломку.
В академическом рисунке Максик был на десять голов выше Пупели. Он объяснял ей некоторые вещи на понятном ей языке, и она моментально улавливала. Пупель тоннами рисовала своих испанских принцесс, придурковатых цыганок, безумных лошадок и осликов. Максик искренне восхищался, он ей говорил так:
«Ты такая талантливая, у тебя такой взгляд на все, может, не стоит тебе себя мучить, может, хрен с этим высшим художественным заведением, может, бросим это все псу под хвост. Я буду Ленинов рисовать, денег нам хватит, а в остальное время – жить только для себя, будем самосовершенствоваться. В музеи ходить и учиться у великих».
Пупель ему возражала, она говорила так:
«Что ты, что ты такое говоришь? Тебе надо обязательно поступить в высшее художественное заведение, если не ты, так кто же достоин? Осликов у меня никто не отнимет, но мне туда тоже надо. Нам надо получить корочку, чтобы потом я могла осликов рисовать, а ты шедевры свои писать. Чтобы нас никто не попрекал, что мы без корочки рисуем и тунеядствуем, чтобы мы свободными стали».
Зачем она это говорила?
Зачем он ее слушал?
Весна-красна, надолго ли пришла? Весна – глаза болят от блеска.
Весна – и голова по кругу. Трава, река и небо – яркая картинка.
На цыпочках печаль выходит из сторонки, в руках – кусочек жеваной соломки.
Глава 3
С мифологической точки зрения Меркурий постоянно находится рядом с солнечным божеством Гелиосом. Он исполняет функцию посланца богов, передавая на Олимп пожелания людей.
– Я что, должен в воздухе развернуться, чтобы на этот поворот попасть? Мы уже проехали! – Водила попался злобный, баранистый такой.
– Как тебе атмосферочка? – обратилась Пупель к Устюгу.
Никакого ответа не последовало.
– Ты здесь? Чего молчишь?
Тишина.
«Он, наверное, не успел сесть и остался там, под дождем, – начала про себя рассуждать Пупель. – Хотя это странно, что теперь делать? Назад ехать? Как это будет выглядеть? Что я скажу? Марк, попроси шофера вернуться, я потеряла свое привидение, и видишь ли, без него никуда ехать не хочу, потому что уже успела к нему привязаться? С ним так прикольно, совсем не как с тобой, с ним мне спокойно и смешно и... в общем, да...»
Пупель сразу как-то помрачнела, загрустилось ей очень. Перспектива провести остаток вечера в «Кувшинчике» с Марком совершенно ее не грела.
Она начала рассуждать про себя: «Вот что интересно, ведь это только сегодня все началось, ведь я слыхом не слыхивала про этого Устюга, и что это вообще такое? Кто он? Вот надо же, только сегодня все это произошло, а мне так грустно, он пропал и все. А дальше-то как? Интересно все-таки, почему он пропал, в прошлый раз во сне, как он это объяснял? Связь пропала или еще что? Какая связь? А что, если он больше никогда не появится? Это как в «Малыше и Карлсоне», Малыш тоже так думал. Так. Стоп! Карлсон был плод фантазии Малыша. Значит...»
Машина подъехала к «Кувшинчику». Марк расплатился, и они вышли.
– Сейчас поужинаем, наконец-то мы вдвоем, – Марк был в чудесном настроении.
Он, казалось, совершенно не замечал подавленности Пупель. Они вошли в «Кувшинчик».
Полна народу зала, музы?ка уж играть устала...
Если бы. Музыка гремела во всю мощь. Электрическая скрипка – фанерный звук, певец, заливающийся – Арго, тра-ля-ля, нам с тобой дорога тра-та-та.
Пупель и Марк уселись за столик прямо под кувшинчик. Официантка принесла меню.
– Что будешь?! – крикнул Марк, пытаясь перекричать певца.
– Тордочки с лаксмердончиками, – выдавила Пупель.
– Что? – Марк или не понял, или не расслышал.
«А в принципе хорошо, что здесь такой гвалт, разговаривать не надо», – подумала Пупель.
– Люля-кебаб! – выкрикнула она. – И бокал белого вина!
Марк заказал люля ей и себе и два бокала вина и, по-видимому, был доволен ее выбором. Люля было самое дешевое блюдо.
Заказанное быстро принесли. Певец все еще пел нескончаемую песню про аргонавтов, про эту чудовищно трудную длинную дорогу. И дорога длинная, и припев невыносимый – найнанайнаннананна, найнанайнанна.
«Сдохнуть можно», – подумала Пупель, ковырнув вилкой кебаб.
– Что с тобой сегодня? – Вопрос Марка вывел Пупель из задумчивости.
– Не знаю, спать хочется.
– Сейчас поужинаем и поедем спать.
Пупель промолчала.
– Ты что, из-за Сусанны расстроилась, из-за того, что я с ней так долго трепался, так ведь это по делу.
«Господи, какая Сусанна? – подумала Пупель. – О чем он?»
– У меня голова болит, – соврала она.
– Надо красного вина заказать, все как рукой снимет, – Марк старался, проявлял внимание.
– Закажи, – Пупель не стала сопротивляться.
– Ты и не ешь, что – совсем хреново?
Пупель стало себя жалко. Она надула губы, хлюпнула носом и пробормотала:
– Угу.
Принесли красного вина. Пупель залпом выпила бокал.
– Ну, ты даешь! – Марк просто остолбенел. – Я хотел за нас выпить.
– Выпей.
– Что же я один за нас буду пить?
