Кто-то в моей могиле - Маргарет Миллар

— Как ты, папа?

— Отлично. Когда хорошо, когда не очень, но в основном все нормально.

— Ты в городе?

— Да. Приехал вчера вечером.

— Почему же не позвонил?

— Я звонил. Разве она тебе не сказала?

— Кто?

— Твоя мать. Я попросил позвать тебя, но тебя не было. Она узнала мой голос и сразу повесила трубку. Бац, и все!

Дэйзи вспомнила, что она вернулась после прогулки с собакой домой и застала мать сидящей у телефона, взгляд ее был мрачен, глаза налились свинцом.

— Кто-то ошибся номером, — сказала миссис Филдинг. — Пьяница какой-нибудь.

И в полном противоречии с тем, как звучал ее голос: нежно и сладко, словно сочась медом, — на каменном лице матери так и остался след чего-то мерзкого, что никак не вписывалось в общую благостную картину.

— Он был очень пьян, — продолжала миссис Филдинг. — Он назвал меня «детка».

Какое-то время спустя, лежа в постели, Дэйзи думала вовсе не о пьянице, назвавшем ее мать «детка», а о настоящем приемном ребенке, который может скоро стать ее ребенком, ее и Джима.

— Что же ты еще раз не позвонил, папа?

— Мне здесь разрешают только один звонок.

— Разрешают? Кто?

Он ответил застенчивым смешком, оборвавшимся на середине:

— Ты знаешь, я слегка пьян. Ничего серьезного не случилось, но долларов двести мне бы пригодились. Я не хотел, чтобы твое имя с этим как-то было связано, и назвался другим именем. Я подумал, что у моей дочери в городе хорошая репутация, так что нечего было втравливать ее напрямую. Дэйзи, Бога ради, помоги мне!

— Я ведь всегда тебе помогаю. Правда? — спокойно сказала она.

— Конечно. Ты хорошая девочка, Дэйзи, ты ведь любишь своего папу. Я никогда не забуду, как ты…

— Где ты сейчас находишься?

— В нижнем городе.

— В отеле?

— Нет. В офисе одного человека. Его фамилия Пината.

— Он тоже там?

— Да.

— И ты говоришь при нем?

— Он все равно уже все это знает, — пояснил ее отец и снова рассмеялся, негромко и смущенно. — Мне пришлось рассказать ему правду о том, кто я такой и кто моя дочь, иначе бы он меня не вытащил. Он выступил поручителем и освободил меня под залог.

— Так ты был в тюрьме. За что?

— Господи, Дэйзи, неужели тебе нужны подробности?

— Да, я хотела бы послушать.

— Ладно. Я ехал к тебе повидаться, но вдруг мне захотелось выпить. Понимаешь? Я зашел в бар, там, в нижнем городе. Посетителей почти не было, и я пригласил официантку выпить со мной, просто из чувства симпатии, так сказать. Нита, ее так звали, оказалась очень красивой молодой женщиной с тяжелой жизнью. Ну, короче, неизвестно откуда появляется ее муж и начинает на нее орать, почему она не сидит дома и не присматривает за детьми. Они сказали друг другу пару слов; и он принялся командовать. Ну, я же не могу просто так сидеть и смотреть на подобные вещи, не принимая никаких мер.

— Ты полез драться?

— Вроде того.

— Не вроде, а совершенно точно. Верно?

— Да. Кто-то вызвал полицию. Нас повязали и отправили в кутузку. Мелкое хулиганство и нарушение общественного порядка в нетрезвом состоянии. Ничего серьезного. Но все равно. Я назвался вымышленным именем, чтобы никто не узнал, что я твой отец, если дело попадет в газеты. Я и так уже бросил тень на твое имя и имя твоей матери.

— Я тебя умоляю, — сказала Дэйзи. — Не пытайся разыгрывать из себя героя потому, что ты назвал вымышленное имя и защитил нашу честь. Во-первых, ты нарушил закон, ведь уже есть «послужной список». Верно?

— Неужели нарушил? — Его удивление показалось искренним. — Ну да ладно, что об этом говорить. Мистер Пината вряд ли меня выдаст. Он джентльмен.

Дэйзи без труда могла себе представить, как ее отец определяет джентльмена: это тот, кто только что помог ему избежать тюрьмы. Она мысленно представила себе этого Пинату: сморщенный от старости человек с маленькими глазками, пропахший тюрьмами и насквозь продажный.

— Когда я объяснил мистеру Пинате свою ситуацию, он был так добр, что тут же оплатил мой штраф. Поскольку он немного приболел, он не на службе, и я, естественно, должен оставаться у него в конторе, пока не смогу собрать деньги, чтобы вернуть ему долг. Штраф двести долларов. Я признал себя виновным, чтобы побыстрее со всем этим покончить. Нет никакого смысла приезжать сюда еще раз из Лос-Анджелеса только для того…

— Ты живешь в Лос-Анджелесе?

— Да. Мы… Я переехал туда на прошлой неделе. Я подумал, что замечательно быть поближе к тебе, Дэйзи, детка. Кроме того, в Далласе мне не слишком подходил климат.

О том, что он жил в Далласе, она услышала впервые. Его последний адрес, записанный у нее, был: Топека, штат Канзас. Даллас, Топека, Торонто, Детройт, Сент-Луис, Монреаль — для Дэйзи они были лишь названиями, но она знала, что ее отец жил во всех этих городах, ходил по улицам и искал что-то, всегда оказывавшееся на несколько сотен километров дальше.

— Дэйзи, ты ведь сможешь достать денег? Я дал Пинате честное слово.

— Смогу.

— А когда? Дело в том, что я сильно тороплюсь. Я должен вернуться обратно в Лос-Анджелес. Меня там кое-кто ждет, а, как ты сама понимаешь, покинуть офис Пинаты до того, как будут уплачены деньги, я не могу.

— Я приеду прямо сейчас.

Дэйзи очень хорошо могла себе представить, как он ждет ее в кабинете этого Пинаты, пленник, а вовсе не свободный человек. Он лишь менял время от времени свои тюрьмы и тюремщиков, как менял города и людей, не осознавая, что всегда будет находиться в зависимости от них.

— Где его контора?

Она услышала его вопрос: «Где все-таки мы находимся?», а затем голос самого Пинаты, неожиданно молодой и приятный, удивительно свежий для старика, растратившего свою жизнь на визиты в тюрьмы. Он внятно объяснил, как к ним проехать.

Отец повторил все это в трубку, и Дэйзи сказала:

— Я знаю это место. Приеду минут через тридцать.

— Ах, Дэйзи, детка, какая ты хорошая девочка, как ты любишь своего папочку.

— Да, да, — пробормотала она устало.

Филдинг положил трубку и повернулся к Пинате, который сидел за столом и писал письмо сыну Джонни. Мальчику исполнилось десять лет, он жил с матерью в Новом Орлеане, и Пината виделся с ним лишь один месяц в году, но регулярно, каждую неделю, посылал ему письма.

Не поднимая головы, Пината спросил:

— Ну что? Она приедет?

— Конечно, приедет. Немедленно. Я же говорил, что так и будет. Верно?

— Я не всегда верю тому, что говорят люди вроде вас.

— Я мог бы обидеться на ваши слова, но не стану. У меня прекрасное настроение.

— Еще бы. После того как вы прикончили бутылку моего виски.

— Я ведь называл вас джентльменом? Разве вы не слышали, как я говорил Дэйзи, что вы джентльмен?

— Ну и что?

— А то, что ни один джентльмен не пожалеет глотка виски для такого же джентльмена, если тот оказался в беде. Это одна из норм цивилизованного общества.

— Неужели?

Пината закончил письмо: «Джонни, будь хорошим мальчиком, не забывай мне писать. Вкладываю пять долларов, чтобы ты купил маме и младшей сестренке подарки к Валентинову дню. С любовью, твой папа».

Он положил письмо в конверт и заклеил. У него всегда появлялось ощущение боли и одиночества, когда он писал сыну. Джонни был единственным родным человеком, которого он знал. В эти моменты Пинату захлестывала ненависть к окружающему миру. По крайней мере к тому, что было рядом. В данный момент гнев его сосредоточился на Филдинге. Он наклеил марку и сказал:

— Фостер ты обычный тунеядец.

— Я Филдинг, если вы не возражаете.

— Фостер, Филдинг, Смит, все равно тунеядец.

— Мне очень не везло.

— Я думаю, что за каждый грамм своего невезения ты исхитрился свалить по килограмму на других. На миссис Харкер, к примеру.

— Это неправда. Я не доставлял ей никаких неприятностей. Что вы! Я никогда не просил у нее денег, лишь в самом безвыходном положении. К тому же она вполне может себе позволить помогать мне. Она очень удачно вышла замуж — уж миссис Филдинг об этом позаботилась. Что же страшного, если и мне время от времени перепадает от нее кусочек? Когда вам самому придется непосредственно столкнуться…

— Ну хватит, — сказал Пината. — Не надо подробностей… Ты меня утомил.

Губы Филдинга надулись, словно последние слова ужалили его. Он не слишком возражал против того, чтобы его называли «тунеядцем», поскольку в этом была своя правда, но чтобы он мог утомить…

— Если бы я знал, что вы обо мне так думаете, — начал он с достоинством, — я бы не притронулся к вашему виски.

— Ну как же!

— Между прочим, сорт был неважный. В нормальных условиях я бы никогда не опустился до того, чтобы пить такое, но в ситуации стресса…

Пината откинул голову и захохотал. Филдинг, вовсе не желавший выглядеть забавным, смотрел на него с обидой. Но смех был настолько заразителен, что вскоре он присоединился к своему обидчику. Так они и смеялись посреди обшарпанного, с дождевыми подтеками на потолке и стенах кабинетика, немолодой мужчина в порванной рубашке, с засохшей коркой крови на лице и молодой человек с коротко остриженными волосами, в аккуратном темном костюме. Он выглядел так, словно специализировался на ценных бумагах в солидном банке, а не зарабатывал на освобождении под залог.