Последние дни Российской империи. Том 1 - Василий Криворотов

Параллельно с «работой» в «конторе» старца Симанович организовал свою тайную контору, о смысле занятий которой не знал никто. Я предполагал в ней конспиративную работу евреев, принимавших живейшее участие в революционном движении. Многие из них, известные охранке, вертелись в этой «частной» конторе Симановича. Следя за ними, Охранное отделение и открыло эту контору, хотя серьёзной слежки за самим Симановичем и его деятельностью не было установлено. Тут находилась его чисто еврейская организация. Многих своих сородичей Симанович снабжал бумагами на право жительства в Петрограде, помещая их на службу, и очень многим открывал двери университетов, куда те и устремились в массе. Я убеждён в том, что в тайной конторе секретаря Распутина совершались большие и опасные для нас дела, но доказательств не было. Наша политическая полиция была слаба, ленива и не имела собственной инициативы. Я думаю также, что её чиновники или были подкуплены, или боялись за свои места. Кое-что всё же делалось, и за «конторами» старца и его секретаря наблюдали. Я советовал моим знакомым в министерстве внутренних дел заняться Симановичем серьёзнее, но это не дало больших результатов. Охранное отделение наблюдало лишь за Распутиным, не придавая значения людям, окружавшим его. Если бы власти произвели у Симановича вдруг обыск, то, я думаю, нашли бы много кое-чего, что открыло бы им глаза на характер его деятельности.

О замыслах Симановича я догадывался по поведению Распутина. Один мой знакомый сообщил мне в начале прошлого года о свидании Распутина с графом Витте. Это свидание было тайно подготовлено Симановичем. Графиня Матильда Витте, урождённая еврейка, сыграла, очевидно, по договору с Симановичем роль посредницы[14]. О посещениях её секретарём Распутина стало известно. Тогда как раз тайные планы Симановича обрисовались для меня и для немногих других лиц в Питере довольно ясно. Вокруг Старца появились новые личности, евреи-миллионеры: Гинзбург, Соловейчик, Манус, Животовский и Каминка. Из слов Распутина, сказанных им то тут, то там, можно было заключить, что он стал оружием в руках тёмных, подпольных сил.

Симанович изучил душу своего «шефа» так, что в ней не осталось для него скрытого уголка. Ему были известны чувства старца к бедным и обездоленным. Богачи: Гинзбург, Соловейчик, Животовский, Манус и Каминка предложили, очевидно, свои услуги щедрых благотворителей и удовлетворяли пожелания старца в этом смысле на каждом шагу. Этим самым они старались показать перед ним наглядно гуманность и добросердечность еврейства и расположить его к себе. С другой стороны, они стремились этими своими подачками завоевать у русской общественности славу добродетельного еврейства. В Петрограде эта слава разнеслась очень скоро. Распутин часто посылал теперь своих нуждающихся просителей к своим друзьям, богачам-евреям, и те ни одного из них не отпустили без денежной помощи. Никто не задавался вопросом: почему, так вдруг, появилась небывалая дотоле щедрость?

Встречу графа Витте с Распутиным Симанович устроил в специально снятой для этого квартире. Вскоре после этой встречи прошёл слух при Дворе о попытках Распутина ходатайствовать перед царём о назначении Витте на пост председателя министров. Было ясно, что старец делал это по наущению своего секретаря. Государь отклонил эти происки, а смерть графа Витте, последовавшая вскоре после этого, окончательно завершила неудачей попытку Симановича и его сородичей выдвинуть на высокий пост человека, склонного помогать еврейству:

   — Граф Витте скончался, кажется, в марте прошлого года? — спросил Карсавин.

   — Да. Всё это происходило в конце февраля и в начале марта. Граф умер, поскольку я не ошибаюсь, тринадцатого марта прошлого года, — ответил Рамсин и продолжал: «Для меня в то время было уже ясно, что Распутин подпал под влияние не только своего секретаря, но и других видных евреев Петрограда, я думаю также, что и евреев-вожаков наших революционных партий. Старец, живя в Петрограде, усвоил поначалу неблагонаклонное мнение о евреях. Им удалось теперь вполне изменить это мнение в свою пользу[15]. Вскоре в столице многие узнали, что Распутин стал защитником еврейских интересов, что он вращался в высшем кругу евреев-банкиров и богачей и принимал участие в их «семейных» собраниях. Старец и не пытался скрывать своих симпатий. Он отзывался на все требования евреев. Все университеты буквально были наводнены еврейской молодёжью. Симанович устраивал их туда в небывалом дотоле числе. Ректоры и профессора, а также и высшие чиновники министерства просвещения получали от Распутина письма такого содержания: «Милый, дорогой министр, Мама (что значит царица) желает, чтобы эти еврейские студенты учились на своей Родине, а не заграницей, где они становятся революционерами. Они должны оставаться дома. Григорий». Мне пришлось прочесть два таких письма из рук их получателей. Эти мои знакомые возмущались «деятельностью» царицы в этом направлении, но не удостоверить её рекомендацию боялись. Мне же было точно известно, что государыня и не подозревала, что её именем пользуется «придворный» еврей Симанович, продиктовавший очевидно, содержание рекомендательных писем Распутину, писавшему их для него пачками. Об этих письмах узнала общественность и, конечно, широкое студенчество. Эти письма вызывали среди людей самую острую критику против царицы — «немки» — покровительницы евреев.

— Простите, Сергей Николаевич, что перебиваю. Я хочу спросить вас, неужели не было возможности довести до сведения государыни об этом бессовестном злоупотреблении её имени? Если не лично, то через приближённых, ну, например, через Вырубову. Царица поверила бы ей, и были бы приняты против этих писем необходимые меры, — сказал Лешнев, поднявшись с места и зашагав с дымящейся в руке трубкой вокруг стола.

Рамсин глянул на него и, покачав головой, ответил:

   — Я уже говорил, кажется, что Вырубова была одной из самых приверженных поклонниц старца за его необъяснимую мощь охранять от смерти наследника престола. С другой стороны, она знала очень хорошо настроения против Распутина высшей знати и о её довольно беспринципной борьбе против него. Она не доставила бы царице ни одной жалобы на Распутина. Она приняла бы её за новую интригу и клевету этой знати, и всё осталось бы по-прежнему. Симанович учёл мастерски всё это и действовал без опасения быть притянутым к ответу. Ошибки тех, что стоят на верхушке власти, почти невозможно исправлять снизу. За такие попытки можно даже чем-нибудь поплатиться. Я думаю, что вы меня поняли, Николай Николаевич?

   — Понял, конечно. Усматриваю в этом один из самых серьёзных недостатков самодержавия. Несколько таких ошибок, на которые невозможно указать царице пальцем, могут стоить и ей, и народу неисчислимых бед, — ответил Лешнев и, обойдя сидящих, снова сел на своё место.

   — С любым президентом республики может случиться то же самое, Николай Николаевич, в случае, если к нему подберутся Симановичи. Разница лишь в том, что президент может ошибаться 4—5 лет; как долго длится срок его власти, а наша царица — всю свою жизнь. В республиках в этом смысле дело обстоит ещё хуже. Там на место президента имеет право попасть любой Симанович, — сказал, усмехаясь, Рамсин. Слушатели громко рассмеялись.

   — Потому-то Симановичи и стремятся устранить самодержавие. Тогда наших убытков не перечесть, — сказал отец Алексей.

   — На чём я остановился?— задумался Рамсин. — Ага, на еврейских студентах сверх меры. К тому же времени наш Питер наводнила небывалая еврейская волна. В эти, такие тревожные и тяжкие для России годы, они, как саранча, хлынули в наши столицы. И тут, как и в университетах, Симанович действовал, пользуясь влиянием Распутина. Вам известен наш закон для евреев- мастеровых, состоящий в том, что они, доказав перед надлежащими властями свои ремесленные способности, могли селиться и открывать свои мастерские, где им угодно, по всей России. Прикрываясь этим законом, Симанович открыл двери Петрограда для огромного числа евреев, которые в большинстве не были никакими ремесленниками[16]. Они заполняли биржи, маклерские конторы, открывали самые разнообразные лавки, питейные заведения, игорные дома и шли часто на нелегальные предприятия. Наша гордая, северная столица стала быстро превращаться в галдящую ярмарку с примесью чужого, беспокойного жаргона. Симанович с помощью рекомендательных писем Распутина, а также без оных противозаконно населял своими сородичами Петроград. Распутин своим влиянием и по настоянию своего секретаря аннулировал закон. В Петрограде стал известен случай, когда старец в своей конторе обратился к какому- то генералу, своему просителю, со следующими словами: «Мой дорогой генерал, вы привыкли всюду быть принятым первым. Здесь же стоят бесправные евреи, и я сначала решу то, в чём они нуждаются. Евреи, войдите! Я сделаю всё для вас». Евреи привязали к себе сибирского мужика окончательно. Он работал теперь только для них.