История династии Романовых - Владлен Георгиевич Сироткин

У него была маленькая душа, неспособная оценить величие стойкости в своем враге.

Морозову арестовали.

С Морозовой вместе взяли сестру ее, княгиню Урусову. Их развезли по разным монастырям.

Пока Морозова страдала за Христа, ее малютка Глеб умер.

Но и Морозова и Урусова были тверды. Их приказано было ежедневно водить насильно в церковь на никонианское богослужение.

Приходилось носить их на службу на носилках, с цепями на руках.

- За Христа страдаем! - кричали обе фанатички, нарушая церковное благочиние. - Люди православные! Креститесь двумя перстами, иначе погибнете.

Морозову по приказу царя повезли на соборный суд. Патриарх предложил ей причаститься по новому обряду.

- Я сам тебя причащу, дочь моя. А ты знаешь, что только царь и царица получают причастие из моих рук.

- Не возьму тела Христова из твоих рук, - закричала Морозова. - Ты служишь земному царю, а от Небесного отвратился. И я от тебя отвращаюсь.

Патриарх покраснел от негодования.

- Недаром царь говорил, что ты всякого способна из себя вывести, - сказал он.

Морозову и сестру ее со служанкой Даниловой повезли на Ямской двор, где помещался застенок.

- Пытать везут, - говорили они, бледные, дрожащие, но твердые духом.

Распоряжались пыткой сиятельные палачи князья Воротынский, Одоевский и Волынский.

Первой начали пытать прислугу, думая, что боярыни образумятся. Но обе крестили несчастную.

- Терпи, Христос больше терпел. Одоевский пытался их уговаривать.

- Боярыни, опомнитесь! В руки палачей сами идете. Для чего?

- Как жиды Христа мучили, так и вы нас мучаете, - закричала Морозова. - Делайте свое дело.

- Ишь ты, какая! - рассердился Одоевский. Он велел вздернуть ее на дыбу.

И Морозова и Урусова, страдая, славили Христа.

По желанию самого царя их приговорили к сожжению в срубе.

Но родственники мучениц напомнили царю об ограничительном свидетельстве, которое обязывало царей из рода Романовых не казнить бояр.

Царь, скрепя сердце, вынужден был заменить казнь ссылкою. За Морозову и сестру ее просили все бояре. Обеих считали святыми. Боярские дочери, жаждавшие подвига, молили царя разрешить им служить сестрам в темнице, так как обе после пыток были больны. Подвиг знатных боярынь, которые бросили детей. семью, богатство и почет, волновал Москву, наполнял сердца трепетным благоговением. Может быть, то, за что они страдали, не стоило страдания. Но их непреклонность и вера были достойны поклонения.

Морозову и Урусову отправили в ссылку в Боровск.

Царь, разобиженный упорством Морозовой, возненавидел всех староверов. Он велел беспощадно пытать их в застенках.

Ежедневно князья Одоевский и Воротынский имели теперь работу. Палачи калечили людей. На Болоте часто строили новые срубы и жгли самых опасных исповедников старого учения.

Народ втайне называл царя Алексея Диоклетианом и Нероном.

- Свети ко Господу возжигает царь на Болоте, освещения ради тьмы никоновской! - вздыхали москвичи, узнавая о новой инквизиторской казни.

И староверы и никонианцы были одинаково отвратительны в своей непримиримой вражде. Но страдающий за убеждения всегда достоин уважения, а его гонитель - презрения.

Четыре года Морозова и сестра ее страдали в тюрьме.

Через четыре года бояре и родные начали уговаривать их смириться.

- Если я вначале не смирялась, то неужели после таких долгих страданий поклонюсь мучителю-царю? - гордо ответила Морозова. - Моя вера мне еще дороже. Я ее окропила своей кровью.

Урусова дала тот же ответ.

Царь не замедлил узнать об этом от сыщиков.

Он велел посадить сестер в подземелье, наполненное крысами, и морить голодом.

Им давали только хлеб и воду, да и то не каждый день.

Вскоре Урусова умерла.

Морозова дольше выдержала голодную пытку.

Иногда ей было трудно терпеть.

- Миленький, - молила она стрельца, приносившего ей скудную пищу, - дай, во имя Христа, калачика. Трудно мне.

- Боюсь я, боярыня. Узнают, меня самого пытать будут, - отвечал стрелец, удивляясь, как это богатая боярыня соглашается умирать от голода в яме, когда так легко можно возвратить себе и богатство к покой. Стоит лишь перекреститься тремя перстами. Не все ли равно? Прикажет начальство двумя - двумя будем. А тремя - так тремя.

Алексей, как Ришелье, не терпел ни малейшего противоречия правительству. Он был весь пропитан духом западноевропейской самодержавной инквизиции, столь чуждой искони вольнолюбивому русскому народу.

Морозова умерла голодной смертью, прославляя Христа и свое мученичество, а имущество ее царь отобрал в свою казну.

Это было также западноевропейским инквизиторским приемом. В это именно время царь сблизился с немцами, а еще раньше того - с Флоренцией. Он даже завел у себя придворный театр по флорентийскому образцу.

Но рядом с религиозной революцией царя ждала еще революция крестьянская. Как и в Германии, оба движения шли рядом. Вспомним, что реформация началась в 1517 году, а в 1525 году Германия перенесла ужасное восстание, известное в истории под именем «Великой крестьянской войны». Добиваясь свободы совести, народ требовал также и политической свободы. Крестьяне в Германии беспощадно разрушали замки и монастыри, требуя уничтожения феодального строя.

В эпоху царствования Алексея в Германии наблюдалась такая же религиозная, политическая и экономическая разруха, как в России, несмотря на то. что тридцатилетняя война - это смутное время Германии - уже кончилась и Вестфальский мир был заключен.

Бунт Стеньки Разина можно сравнить с Великой крестьянской войной в Германии, вызванной проповедью католических монахов на почве крестьянского бесправия.

Беглые крестьяне, не желавшие быть крепостными, и староверы убегали в степи, в Малороссию и на Дон и присоединялись к казакам.

Донской край был единственно вольным в России. Здесь не было ни помещиков, ни барщины.

Но Алексей не мог примириться с мыслью о том, что люди «черной кости» могут быть свободными.

«Люди дарованы Богом государю и боярам», - писал он патриарху Никону.

Твердое убеждение, что «черные» подарены Богом в рабство царю и его приспешникам, привело к тому, что царь потребовал от Малороссии и Дона выдачи беглых крепостных, которые назывались на Дону «воровские казаки». Ответом на такие требования явился разинский бунт.

Степан Разин был также «воровским казаком», из голытьбы. Вскоре благодаря своему необыкновенному уму он занял положение «голутвенного атамана». Сперва с шайками своими носился по персидскому побережью. Народ сложил очень красивую песню о Стеньке, который взял в плен персидскую княжну, которую сильно полюбил, а потом бросил ее в волны матушки-Волги, когда увидел, что любовь сковала его силу и молодецкий размах.

Вернувшись с берегов Каспия, Степан Разин, первый русский революционер, заявил, что надо казакам идти на московских бояр, которые обижают крестьян. В Царицыне посадские жители с