Принцессы Романовы: царские дочери - Марьяна Скуратовская

Элизабет Виже-Лебрен не могла даже предположить, что родители и особенно бабушка великих княжон буквально всякий раз оказывались недовольны портретами, ибо ни одному художнику не удавалось в полной мере передать чарующую прелесть юной княжны Александры, изящество ее фигуры, прозрачность кожи, шелковистость волос, сияние глаз и особенно – свет ее улыбки. Во всех воспоминаниях того времени – как русских, так и европейцев, видевших ее, – Александра Павловна предстает ослепительной красавицей. Но на портретах мы видим всего лишь хорошенькую девушку. Хорошенькую, как куколка, но – не ослепительную. Значит, художникам действительно не удалось передать ее красоту в полной мере.

Сватовство великой княжны Александры Павловны наметилось еще в 1791 году, когда ей едва исполнилось десять лет. Екатерина Великая договорилась со шведским королем Густавом III относительно будущего бракосочетания их детей. Хотя Швеция и Россия издавна – еще со времен Петра Великого и Карла XII, со времен Северной войны и Полтавского сражения – были врагами, а сами Екатерина и Густав смертельно ненавидели друг друга, этот брак был равно выгоден обеим державам. Но меньше года спустя Густав III был убит в результате заговора и на престол взошел его сын Густав IV, четырнадцатилетний подросток, вздорный, упрямый, эгоистичный, а главное – внутренне глубоко надломленный смертью отца и тем, что регентом при нем назначили его дядю герцога Карла Зюдерманландского: человека, которого он ненавидел. Герцог Карл желал продолжать курс покойного короля Густава III на сближение с Россией и сообщил Екатерине об издании закона, разрешавшего шведским гражданам вступать в «разноверные» браки: это было необходимо для того, чтобы принц-лютеранин женился на православной великой княжне. Но самому юному принцу никакие идеи, внушаемые дядей, были не милы. И к идее будущего брака с Александрой Павловной он тоже отнесся довольно холодно.

Иоганн Баптист Лампи. Портрет великой княжны Александры Павловны (1792 г.)

Между тем, Екатерина, чувствуя приближение смерти, принялась устраивать судьбы своих внуков и внучек. Прежде всего она поспешила женить старшего внука, пятнадцатилетнего Александра, которому планировала передать корону – минуя безумную голову его отца и своего сына цесаревича Павла Петровича. «Сначала мы его женим, потом коронуем», – писала она барону Гримму. В жены своему любимому внуку Екатерина выбрала самую прелестную из европейских принцесс – четырнадцатилетнюю Луизу-Августу Баден-Дурлахскую: этому браку суждено было стать несчастливым, но тогда казалось, что лучшей пары, чем эти двое белокурых ангелочков, просто и быть не может! Кстати, вместе с Луизой-Августой, будущей Елизаветой Алексеевной, в Россию прибыла ее младшая сестра Фредерика, которой Екатерина тоже пообещала устроить супружество и даже дать приданое.

Пышная свадьба состоялась осенью 1793 года. На свадьбу прибыл посол Швеции граф Стенбок, уполномоченный регентом начать официальные переговоры относительно брака великой княжны Александры Павловны с юным королем Густавом. Хотя Екатерина через своих шпионов знала, что сам Густав не слишком доброжелательно относится к идее «русского брака», она все-таки ответила согласием посланнику регента и позволила ему танцевать на балах с Александрой Павловной менуэты, что в глазах высшего света означало согласие… А кроме того, девочку начали учить шведскому языку и вообще всячески подготавливать к браку с Густавом. Екатерина, будучи женщиной мудрой, понимала, что для такой нежной и чувствительной девочки, как Александра, брак по любви – пусть даже любовь будет чистой воды иллюзией – желательнее брака по принуждению. И прилагала все усилия к тому, чтобы Александра заочно влюбилась в своего нареченного. Ей много рассказывали о юном короле, причем выставляли его эдаким романтическим героем. Екатерина добилась того, чтобы жених и невеста обменялись миниатюрными портретами, и проследила, чтобы молодой человек на своем портрете выглядел действительно симпатичным. Кроме того, Александра Павловна и Густав IV писали друг другу трогательные письма. Великая княжна писала под диктовку бабушки, а за Густава писал его учитель словесности. Видимо, учитель был талантливым сочинителем: девочка очень скоро почувствовала влюбленность в своего жениха. Что касается эмоций Густава – об этом история умалчивает. Вряд ли он вообще читал письма своей невесты! Екатерина успела даже позаботиться об обустройстве домовой православной церкви в Стокгольме и отправила туда роскошную церковную утварь и иконостас. «Как с политической, так и с семейной точки зрения я всегда смотрела и теперь смотрю на этот союз как на самый желательный во всех отношениях», – писала Екатерина герцогу Карлу.

Но, поскольку жених и невеста были еще слишком молоды и физически не готовы к супружеству, свадьба была отсрочена. Советники уговаривали Екатерину, напротив, поспешить с бракосочетанием, дабы вздорный юный король не передумал. Но она боялась за здоровье своей любимой внучки, находя ее слишком хрупкой для столь раннего брака – и возможной даже в столь раннем браке беременности. Барону Гримму примерно в ту же пору она писала: «Покойный король желал женить сына на старшей из моих внучек; он и сыну внушил такое сильное желание, что тот только об этом и мечтал. Девица моя может терпеливо ждать решения своей участи до совершеннолетия короля, так как ей всего одиннадцать лет. Если же дело не уладится, то она может утешиться, потому что тот будет в убытке, кто женится на другой. Я могу смело сказать, что трудно найти равную ей по красоте, талантам и любезности, не говоря уж о приданом, которое для небогатой Швеции само по себе составляет предмет немаловажный. Кроме того, брак этот мог бы упрочить мир на долгие годы. Но человек предполагает, а Бог располагает: обидами да оскорблениями мира им не купить, да, кроме того, еще нужно, чтобы король ей самой понравился…» Как видно из этого письма, Екатерина прекрасно сознает превосходство своего положения, а главное – богатства!

А вот слова о том, что шведский король мечтал о браке с Александрой Павловной, – явное преувеличение. Он тем больше бунтовал против этого брака, чем больше советники ему навязывали русскую княжну. И когда интриганы из враждебной русским партии сосватали ему другую невесту – Софию Мекленбургскую, – король взял да и согласился. Причем согласился всерьез, написал письмо герцогу Мекленбургскому, в котором просил руки его дочери. 1 ноября 1795 года было объявлено о помолвке, и во всех шведских церквях служили молебен о здравии будущей королевы.

Ярость Екатерины не поддается описанию. Она немедленно послала на границу Швеции войска во главе с Суворовым – якобы для смотра крепостей. Она отказалась принять шведского гофшталмейстера барона Шверина, что вызвало возмущение в Европе, а давний ее недоброжелатель Массон записал в дневнике, позже опубликованном: «Из этого странного приказания можно было видеть скорее досаду оскорбленной женщины, чем благоразумие государыни. Уважение к себе самой, к своему полу и в особенности к прелестной внучке должно было предостеречь Екатерину от столь громкого изъявления своей досады». Но Екатерине было глубоко безразлично всеобщее осуждение. Она хотела добиться своей цели и заполучить Густава обратно! И вот в Стокгольм был направлен чрезвычайный дипломатический агент императрицы генерал-майор Александр Яковлевич Будберг. Именно он и сумел найти способ, вернее – найти человека, который смог переменить мнение юного короля. Этим человеком стал известный швейцарский путешественник и интриган Кристин. На балу он незаметно подошел к Густаву IV и прошептал ему на ухо: «Ваше величество, вас обманывают, хотят женить на уродке; позвольте вам все объяснить». Юность падка на тайны, а кроме того Густав, травмированный гибелью отца, был очень подозрителен и прежде всего подозревал своих советников. Так что зерна сомнений были брошены в благодатную почву. Через несколько дней Кристин передал Густаву через подкупленного учителя математики письмо, в котором расписывал все преимущества «русского брака», а главное – необычайную красоту и всяческие духовные достоинства Александры Павловны. Юный король впал в задумчивость и… снова изменил решение. Расторг помолвку с герцогиней Мекленбургской. И снова просил руки Александры Павловны.

Впрочем, Екатерина с самого начала планировала нечто подобное: это ясно по тому, что с самого начала она хотела представить дело так, словно король Густав был обманут коварными интриганами, – оставляя ему таким образом путь к отступлению и к возвращению «в объятия» Александры Павловны. Еще при первом известии о новой помолвке нареченного внучки императрица писала барону Гримму: «Поздравляю вас с тем, что 1 ноября будет объявлено о браке молодого шведского короля с чрезвычайно некрасивой и горбатой дочерью вашего друга герцогиней Мекленбургской. Говорят, впрочем, что, несмотря на некрасивость и горб, она мила… Чем король заслужил такое жестокое наказание, тогда как он думал жениться на невесте, о красоте которой все говорят в один голос?»