Моё лучшее стихотворение - Сборник Сборник

1933

Владимир Карпеко

Стихи о костре

Сухие сучья накрест сложат,Бересты сунут вниз клочок,И вот, несмел и осторожен,Ты кажешь красный язычок.

И снова прячешь на мгновенье,Испуган дерзостью своей,Успев, однако, одобреньеПрочесть на лицах у людей.

И, тем вниманьем ободренный,Уже смелей из-под корыВысовываешь восхищенноЗадорно-рыжие вихры.

Ты приобвык уже немножко,Набрал порядком высоты,И вот уж в синеньких сапожкахВ веселый пляс пустился ты.

Но, как ни прыгаешь, играя,Свою доказывая прыть, —Тебе еще не доверяютТяжелый чайник кипятить.

Еще ты молод и не крепок,Трещишь без умолку за зря(Среди сухих смолистых щепокНемало было и сырья).

Еще дымишь!.. Но время будет,Когда ты жарко и светлоНачнешь пылать уже, и людиТвое почувствуют тепло.

И будут встречи и разлуки.Перебывает сколько тут!Иные лишь погреют рукиИ, равнодушные, уйдут.

Другие дров тебе подбавятИ помянут тебя добром,И, если надобно, поправят,Чтоб ровным, цельным был костром.

Пусть пепла сединой одетьсяПридет когда-нибудь пора —Все так же жарко будет сердцеУ отгоревшего костра.

Но и дотлев наполовину,Он доживет до той поры,Когда придут и сердце вынут,И на других привалах кинут…

И вспыхнут новые костры!

1955

Семен Кирсанов

Творчество

Принесли к врачу солдата   только что из боя,но уже в груди не бьется   сердце молодое.

В нем застрял стальной осколок,   обожженный, грубый.И глаза бойца мутнеют,   и синеют губы.

Врач разрезал гимнастерку,   разорвал рубашку,врач увидел злую рану —   сердце нараспашку!

Сердце скользкое, живое,   сине-кровяное,а ему мешает биться   острие стальное…

Вынул врач живое сердце   из груди солдатской,и глаза устлали слезы   от печали братской.

Это было невозможно,   было — безнадежно…Врач держать его старался   бесконечно нежно.

Вынул он стальной осколок   нежною рукоюи зашил иглою рану,   тонкою такою…

И в ответ на нежность эту   под рукой забилось,заходило в ребрах сердце,   оказало милость.

Посвежели губы брата,   очи пояснели,и задвигались живые   руки на шинели.

Но когда товарищ лекарь   кончил это дело,у него глаза закрылись,   сердце онемело.

И врача не оказалось   рядом, по соседству,чтоб вернуть сердцебиенье   и второму сердцу.

И когда рассказ об этом   я услышал позже,и мое в груди забилось   от великой дрожи.

Понял я, что нет на свете   выше, чем такое,чем держать другое сердце   нежною рукою.

И пускай мое от боли   сердце разорвется —это в жизни, это в песне   творчеством зовется.

1943

Игорь Кобзев

После кино

Девушка с каштановой косоюГорько плачет у дверей кино:Жалостью к погибшему героюЕе сердце юное полно.

Долго-долго слез унять не можетИ стоит с заплаканным лицом.А подружки, совестясь прохожих,Обступили бедную кольцом.

— Что ты плачешь? Это ж все —   неправда.Кто бы мог стерпеть такую боль?Все слова в кино придумал автор,И актер исполнил только роль.

Стыдно! Как могла ты разреветься,Если всем известно наперед,Что актер, пуская пулю в сердце,Настоящей смертью не умрет.

— Просто не пришлось тебе, наверно,Видеть, как снимается кино:Все подстроено, все из фанеры —Вспомнишь — и становится смешно…

…Я случайно слышал эти речи.И хоть я в поступках не горяч,Подошел к ней, взял ее за плечиИ сказал:— Не смей им верить. Плачь!

1955

Дмитрий Ковалев

А думал я…

А думал я,Что как увижу мать,Так упаду к ногам ее.Но вот,Где жгла роса,В ботве стою опять.Вязанку хвороста межой она несет,Такая старая, невзрачная на вид.Меня еще не замечая,ВслухСама с собой о чем-то говорит.Окликнуть?Нет,Так испугаю вдруг.…Но вот сама заметила.Уже,Забыв и ношу бросить на меже,Не видя ничего перед собой,Летит ко мне:— Ах, боже, гость какой!А я,Как сердце чуяло,В лесуЕще с утра спешила все домой…— Давай, мамуся, хворост понесу. —И мать заплакала, шепча:— Сыночек мой. —С охапкой невесомою в руках,Близ почерневших пятнами бобов,Расспрашиваю яО пустяках:— Есть ли орехи?— Много ли грибов? —А думал, —Там,В пристрелянных снегах, —Что, если жив останусь и приду,Слез не стыдясь,При людях,На виду,На улице пред нею упаду.

1958

Александр Коваленков

Снегирь

Что ты заводишь песню военну,

Флейте подобно, милый Снегирь?

Клубы дыма, танки, самолеты,Сломанные надвое мосты,Конские хвосты, штыки пехоты,Взрывов желто-красные кусты.Людоед бежит во все лопатки,Снайпер с елки целится в него,Войско чужестранцев в беспорядке,Солнце видит наше торжество…

Вот что нарисовано в тетрадкеУ мальчишки — сына моего.Говорю: — Рисунок сделан смело.Только что ж бумагу тратить зря?Кончен бой, сраженье отгремело.

Ты изобразил бы снегиря.Или, скажем, лодку, рыболова,Разные деревья и цветы…Мало ли хорошего, такого,Что видал и что запомнил ты.

Но художник явно не согласен;Смотрит вбок, вздыхает тяжело:— Что там рисовать скворца иль ясень,То ли дело сабля наголо.

Лодку, — говорит, — я нарисую.С парусом, чтоб плыть в далекий край,С пушками зенитными, такую,На которой спасся бы Чапай.

Я пойду гулять.— Ну что ж, ступай…

Наперед известно по программе,Что наследник явится домойВесь в песке, с известкой под ногтями,С круглою медалью жестяной.

Тут пойдет обычная беседа:— Кто пустил стрелу в окно соседа?— Кем и чем губа рассечена?— Почему опять была война?

Вымоют мальчишку. Спать уложат.Скажут, улыбаясь: «Вот беда,Каждый вечер все одно и то же,С девочкой спокойнее куда…»

И возникнет дальней песни эхо:«Нас не трогай». И приснится ширь,Где сидит на придорожной вехеЗоревой суворовский снегирь.

1946

Яков Козловский

«Мы часто о времени судим не точно…»

Мы часто о времени судим не точно,С поправками сердца считаться пора.Историей кажется мальчикам   то, чтоСлучилось, по-моему, только вчера.

Мальчики спорят со мною запальчиво,А я говорю им,   что с давних временВсе имена оперившихся мальчиковЗвучат с приложеньем отцовских имен.

По лестнице путь —   то быстрее, то тише.Ступеньки — минувший и нынешний день,Чтоб ногу поставить ступенькою выше,На нижнюю я опираюсь ступень.

Бывает, что море давно за спиною,А мы на губах своих чувствуем соль.Недавняя радость,   еще ты со мною,Еще ты со мной, неутихшая боль.

Я мальчиков вижу, довольных собою,У друга пустой замечаю рукав.Душе моей слышатся отзвуки бояИ шелест еще не родившихся трав.

1960