Я хочу рассказать вам о... - Хорхе Букай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это направление, представленное в основном поведенческой терапией (бихевиоризмом), выдвигает идею, что новым моделям поведения можно научиться только постепенно, на что пациент вряд ли отважится без помощи, поддержки и руководства со стороны. Эту помощь лучше всего может оказать профессионал, который укажет ему наиболее приемлемые способы поведения, даст ему подробные рекомендации и будет сопровождать пациента в этом процессе адаптации к здоровому образу жизни.
Основной вопрос, которым задаются терапевты этой школы, не «почему?», а «как?». То есть как достичь поставленной цели?
У этой школы тоже есть плюсы и минусы. Первый плюс — невероятная эффективность, а второй — быстрота. Некоторые американские необихевиористы говорят о достижении психотерапевтического результата за один-пять сеансов. Самый очевидный минус, по-моему, — это поверхностность: пациенту не удается ни разобраться в себе, ни обнаружить свои скрытые ресурсы, и поэтому он ограничивается решением только той проблемы, которая привела его на прием, находясь в очень тесной зависимости от своего психотерапевта. Здесь вроде бы нет ничего плохого, но это не позволяет пациенту вступить в необходимое взаимодействие с самим собой.
Третье направление с исторической точки зрения самое молодое из трех. Его образуют все терапевтические школы, занимающиеся настоящим.
В целом мы исходим из того, что не нужно ни исследовать природу страданий, ни рекомендовать, как их избежать. Скорее, наша главная задача — установить, что происходит с пациентом, пришедшим на прием, и зачем ему это нужно.
Ты знаешь, что я работаю в этом направлении и поэтому, естественно, считаю его самым лучшим. Тем не менее я признаю, что и у него есть свои недостатки, хотя есть и преимущества.
Если сравнивать, то это не такая длительная терапия, как психоанализ, но и не такая короткая, как необихевиоризм. Такой вид терапии длится от шести месяцев до двух лет. Не отличаясь ортодоксальной углубленностью, эта терапия, по моему мнению, вырабатывает у пациентов немалую дозу самопонимания и хороший уровень владения своими внутренними ресурсами.
С другой стороны, хотя она способна ускорить процесс установления связи с окружающей действительностью, опасность состоит в том, что у пациентов, пусть даже на короткий срок, появляется пофигистски легкое отношение к жизни, по принципу «один раз живем». А это не имеет ничего общего с выдвигаемой этими школами идеей «настоящего», которая зачастую включает в себя как опыт, так и планы на будущее.
Есть очень старый анекдот, могущий послужить иллюстрацией к этим трем течениям. Ситуация в этом анекдоте очень проста и не меняется, но я позволю себе посмеяться над всеми тремя направлениями психотерапевтической мысли и расскажу тебе три разные концовки.
Один человек страдает энкопрозом (проще говоря, какается). Он идет к врачу, тот не находит никаких физиологических причин его заболевания и советует ему обратиться к психотерапевту.
В первом случае это ортодоксальный психоаналитик.
Через пять лет этот человек встречается с другом.
— Привет! Как твоя психотерапия?
— Потрясающе! — отвечает человек в полном восторге.
— И ты больше не какаешься?
— Знаешь, какаться-то я какаюсь, но теперь я знаю, почему я это делаю!
Во втором случае это бихевиорист.
Через пять дней человек встречает своего друга.
— Привет! Как твоя психотерапия?
— Гениально! — отвечает человек в полном восторге.
— И ты больше не какаешься?
— Знаешь, какаться-то я какаюсь, но теперь я ношу резиновые трусы!
В третьем случае это гештальттерапевт[11].
Через пять месяцев человек встречает друга.
— Привет! Как твоя терапия?
— Чудесно! — отвечает человек в полном восторге.
— И ты больше не какаешься?
— Знаешь, какаться-то я какаюсь, но теперь мне на это наплевать!
— Но такая постановка вопроса мне кажется слишком апокалиптической, — попытался вступиться я.
— Возможно, но в любом случае это вполне реальный апокалипсис. Такой же реальный, как то, что время твоего сеанса вышло.
Мало кого в своей жизни я так проклинал!
Зарытый клад
Предыдущий сеанс привел меня в беспокойное, если не озабоченное, состояние. Этот бедняга продолжал какаться независимо от того, в руки какого психотерапевта он попадал. Это заставило меня пересмотреть свои взгляды на психотерапию: я не хотел посещать сеансы ни для того, чтобы понять причину, ни чтобы носить резиновые трусы, ни чтобы это стало мне безразлично. Следовательно, если подобные затраты времени и денег могли дать только такой результат, то пришла пора все бросить.
— Вот что, Толстяк, дело уже не в психотерапевтических школах. Я сформулирую вопрос по-другому: что я здесь делаю?
— К сожалению, ответа на этот вопрос у меня нет, но он есть у тебя.
— Я запутался, окончательно запутался. Вплоть до последнего сеанса я был уверен в пользе психотерапии. Я один из тех, кто отправляет всех своих друзей к психотерапевту. Но вдруг, на прошлом приеме, мой собственный врач говорит мне, что человек, обратившийся к психотерапевту, потому что он какается, хромает, в депрессии или сошел с ума, уйдет от него таким же обкаканным, хромым, печальным и чокнутым. Я ничего не понимаю. Это слишком для меня.
— Невозможно ничего добиться, борясь с путаницей. Тебя раздражает эта ситуация, так как ты считаешь, что должен все понимать, разбираться во всем, знать ответы на все вопросы, должен, должен… Расслабься, Демиан. Как я уже говорил, в гештальттерапии «должен» встречается всего один раз во фразе:
ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ЧТО АБСОЛЮТНО НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН.
— Это правда. Но даже без «должен» у меня нет нескольких ответов, которые мне просто необходимы.
— Рассказать тебе сказку?
На этот раз я весь обратился в слух. Со мной так уже было, что рассказ, притча и даже анекдот Хорхе помогли мне прояснить непонятную ситуацию.
Жил-был в городе Кракове благочестивый и отзывчивый старик по имени Изи. Несколько раз ему снилось, что он едет в Прагу и находит мост через реку. На одном из берегов под мостом стоит раскидистое дерево. Он сам копает яму под деревом и достает клад — залог его достатка и спокойной жизни.
Сначала Изи не придал сну никакого значения. Но после того, как сон повторялся в течение нескольких недель, старик решил, что это послание свыше или еще неизвестно откуда и что он не должен оставаться глухим к этой информации, передаваемой ему во сне.
Поэтому, доверившись своей интуиции, он приготовил поклажу для мула в расчете на долгое путешествие и отправился в Прагу.
После шести дней пути старик приехал в Прагу и стал искать мост над рекой в окрестностях города.
Рек и мостов было немного, и он быстро нашел место, которое искал. Все было точно как в его сне: река, мост и на одном берегу реки дерево, где он должен был копать.
Но было одно обстоятельство, о котором сон умалчивал: мост день и ночь сторожил солдат императорской гвардии.
Изи не осмеливался копать при солдате, поэтому он разбил лагерь рядом с мостом и стал ждать. На вторую ночь солдат начал подозревать человека, стоявшего лагерем у моста, и подошел, чтобы допросить его.
У старика не было причин лгать. Поэтому он рассказал, что приехал издалека, увидев во сне, что в Праге под таким же мостом, как этот, был клад в земле.
Гвардеец расхохотался.
— Ты так долго ехал из-за такой ерунды, — сказал он. — Вот уже три года, как каждую ночь мне снится, что в Кракове у старого дурака по имени Изи на кухне под плитой закопан клад. Ха-ха-ха! Так, по-твоему, я должен ехать в Краков, искать этого Изи и копать у него под плитой? Ха-ха-ха!
Изи вежливо поблагодарил гвардейца и вернулся домой.
Там он выкопал яму под плитой и нашел клад, который всегда там лежал.
Закончив сказку' Толстяк долго молчал, пока не раздался звонок в дверь. Пришел его следующий пациент. Хорхе подошел ко мне, обнял, поцеловал в лоб, и я ушел.
Потом я снова прокрутил в памяти весь сеанс. В начале разговора Толстяк сказал мне то, что хотел объяснить этой сказкой: «Ответа на твои вопросы у меня нет, но он есть у тебя».
Ответы я найду в себе самом. Ни у Хорхе, ни в книгах, ни в психотерапии, ни у друзей. В себе! Только в себе!
Как Изи. Клад, который он искал, был здесь, у него, а не в каком-то другом месте.
«Ни в каком другом месте, — все время повторял я. — Ни в каком другом месте».
И тогда я понял: никто не может мне сказать, «полезна» терапия или нет. Только мне решать, «полезна ли она для меня», и этот ответ годится только для меня (и только сейчас, в данный момент). Теперь я понимал, что большую часть жизни я искал того, кто мне скажет, что хорошо, а что плохо. Искал других, чтобы посмотреть на себя их глазами. Искал вовне то, что всегда было внутри, под плитой на моей собственной кухне.