Я хочу рассказать вам о... - Хорхе Букай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда хозяин увидел, как тот входит с сахаром на подносе, он спросил:
— А где мука?
— Не смешивать их! — ответил слуга. — Она здесь! — И быстрым движением он перевернул поднос… рассыпав сахар тоже.
Крылья даны, чтобы летать
В тот раз Хорхе ждал меня со сказкой наготове.
Когда он достиг совершеннолетия, отец сказал ему:
— Сын мой, не всем нам крылья даны от рождения. Хотя вообще-то ты не обязан летать, мне кажется, было бы очень жаль, если бы ты только ходил по земле, имея дарованные милостью Божьей крылья.
— Но я не умею летать, — ответил сын.
— Ты прав… — сказал отец. И повел сына на край горной пропасти. — Видишь, мой мальчик? Это пустота. Когда тебе захочется полететь, ты придешь сюда, тебя обдует ветром, ты прыгнешь в пропасть и, расправив крылья, полетишь.
Сына одолели сомнения.
— А если я упаду?
— Даже если ты упадешь, ты не умрешь. У тебя останется несколько царапин, которые сделают тебя только сильнее перед второй попыткой, — ответил отец.
Сын вернулся в город, чтобы поговорить с друзьями и приятелями, с которыми вместе ходил по земле всю жизнь.
Самые узколобые сказали ему: «Ты с ума сошел? Зачем тебе это нужно? У твоего отца тоже не все в порядке с головой… Для чего тебе летать? Перестань заниматься ерундой! Кому это нужно, летать?»
Лучшие друзья посоветовали ему: «А если и вправду попробовать? Не будет ли это опасно? Может, не сразу? Попробуй сначала прыгнуть с лестницы или с дерева. Но… прыгать сразу с горной вершины…»
Юноша прислушался к совету любящих его людей. Он взобрался на крону дерева и, набравшись храбрости, прыгнул. Он раскрыл крылья, изо всех сил замахал ими, но, к несчастью, свалился на землю.
С огромной шишкой на лбу он повстречался с отцом.
— Ты обманул меня! Я не могу летать. Я попробовал, и смотри, как я ударился! Я не похож на тебя. Мои крылья даны мне для украшения.
— Сын мой, — сказал отец. — Чтобы летать, нужно создать запас свободного пространства, необходимый, чтобы расправить крылья. Это как прыжок с парашютом: прежде чем прыгнуть, нужно набрать определенную высоту.
Чтобы летать, сначала нужно рискнуть.
Если тебе не хочется рисковать, то лучше смириться с этой мыслью и всю жизнь ходить по земле.
Кто ты?
Я очень серьезно работал над собой. Под руководством моего психотерапевта, вдохновляемый желанием разобраться в себе, большую часть своего свободного времени я проводил, размышляя над событиями своей жизни, своими чувствами, прошлыми и нынешними, своими воспоминаниями. И меня с каждым разом все больше поражало, как же хорошо я научился у Хорхе «познавать» себя.
Но не все было так безоблачно. Некоторые мысли, поселившиеся в моей голове, и особенно некоторые переполнявшие меня эмоции, навевали печаль и уныние.
В таком настроении я пришел на прием к Хорхе в тот день, когда он прочитал мне свою версию сказки Джованни Папини, которая называется «Кто ты?».
В этот период я жаловался на всех окружающих. Я не знал, что происходит, но у меня было ощущение, что все остальные не заслуживают доверия. Я не знал, то ли я всегда связываюсь с плохой компанией, то ли люди не оправдывают моих ожиданий…
Дело в том, что я постоянно ловил себя на ощущении ожидания кого-то, кто никогда не придет, или отменял встречу в последний момент, потому что кто-то что-то не предусмотрел, или, в большинстве случаев, бесконечно ждал в назначенном месте друзей, которые совсем не собирались приходить в назначенное время…
И вот какую сказку прочитал мне психотерапевт.
* * *
В тот день Синклер встал, как всегда, в семь утра. Как всегда, он прошаркал тапочками до ванной, побрился и освежился одеколоном после душа. Он оделся по последней моде, как это делал всегда, и спустился к почтовому ящику. Там его ждал первый сюрприз: писем не было. Год от года количество писем все увеличивалось, и это было очень важно для его контакта с остальным миром. Немного огорченный отсутствием новостей, он съел свой обычный завтрак из злаков с молоком (по совету врачей) и вышел на улицу.
Все было как всегда: обычные машины ехали по тем же улицам и издавали те же звуки в городе, который так же жаловался на это каждый день. Переходя площадь, он чуть не столкнулся с профессором Эксером, старинным знакомым, с которым они долгими часами обычно говорили о бесполезности идей метафизиков. Он поприветствовал его взмахом руки, но профессор, по-видимому, не признал его. Он позвал его по имени, но профессор уже был далеко, и Синклер подумал, что тот его не услышал. День начался плохо и, по его ощущениям, становился только хуже из-за угрозы скуки, витавшей в его душе. Он решил вернуться домой, к чтению, к своим исследованиям, к ожиданию писем, которых наверняка придет гораздо больше, чтобы компенсировать ему их отсутствие накануне.
Этой ночью он спал плохо и проснулся очень рано. Спустился вниз и во время завтрака следил из окна, чтобы не пропустить приход почтальона. Наконец он увидел, как тот выходит из-за угла, и сердце его забилось. Однако почтальон прошел мимо его дома не останавливаясь. Синклер вышел и позвал его, чтобы убедиться, что писем ему не было. И почтальон заверил, что в его сумке не было ни одного письма на этот адрес, и подтвердил, что не было никакой забастовки почтовых служащих и никаких проблем с рассылкой писем по городу.
Это его совсем не успокоило, а даже, наоборот, заставило нервничать. Что-то происходило, и он должен был выяснить, что именно. Он надел пиджак и отправился к своему другу Марио.
Там он попросил дворецкого объявить о своем приходе и остался в гостиной ждать друга, который не замедлил появиться. Синклер пошел навстречу хозяину дома с распростертыми объятиями, но тот только спросил: «Простите, господин, разве мы знакомы?»
Человек решил, что это шутка, и принужденно рассмеялся, уговаривая друга налить ему выпить. Но все закончилось просто ужасно: хозяин позвал дворецкого и велел ему выставить незнакомца, который, видя такое, вышел из себя, начал выкрикивать оскорбления, дав дополнительный повод крепышу слуге грубо вытолкать его на улицу…
По дороге домой он встретил других соседей, которые либо не заметили его, либо повели себя с ним как с незнакомцем.
Тогда он подумал, что за какую-то провинность против него организовало заговор то общество, которое еще несколько часов назад его так ценило, а теперь отвергало. Но, как он ни старался, он не мог вспомнить ничего похожего на оскорбление, а тем более нанесенное всему городу.
Еще два дня он не выходил из дому в ожидании писем, которые так и не пришли, страстно желая, чтобы один из друзей, удивленный его отсутствием, постучался в дверь узнать, как дела. Но ничего подобного не произошло: никто к нему не пришел. Домработница не появилась без предупреждения, а телефон отключили.
На пятый день вечером, подбодрив себя лишней рюмочкой, Синклер решил пойти в бар, где они всегда собирались с друзьями поболтать о пустяках, случившихся за день. Он увидел их с порога, они сидели за их обычным столиком в углу. Толстый Ханс рассказывал дежурный анекдот с бородой, а все по традиции хохотали. Человек придвинул себе стул и сел. Тут же наступила гробовая тишина, говорившая о том, насколько не ко двору пришелся вновь прибывший. Синклер не выдержал:
— Можно узнать, что вы все имеете против меня? Если я сделал что-то не так, скажите мне, и покончим с этим, но не обращайтесь со мной так, это сводит меня с ума.
Остальные переглянулись: одних это позабавило, а других разозлило. Кто-то из них покрутил пальцем у виска, ставя диагноз вновь прибывшему. Человек снова потребовал объяснений, затем взмолился, и в конце концов он валялся у них в ногах, чтобы ему рассказали, почему с ним так поступают.
Только один из них захотел с ним разговаривать.
— Господин, никто из нас не знаком с вами, поэтому вы перед нами ни в чем не провинились. На самом деле мы даже не знаем, кто вы.
Слезы потекли из его глаз, он вышел из бара и едва дотащился до дому. Казалось, каждая его нога весила не меньше тонны.
В своей комнате он бросился на постель. Он не понимал, как и почему он стал незнакомцем, невидимкой. Он исчез из записных книжек своих корреспондентов, из памяти своих знакомых и, что хуже всего, из сердца своих друзей. В мозгу его, как молоток, стучала одна мысль — вопрос, который задавали ему окружающие и который он сам начал задавать себе: кто ты?
Был ли у него ответ на этот вопрос? Он знал, как его зовут, свой адрес, размер рубашки, номер удостоверения личности и некоторые другие данные для его идентификации внешним миром. Но, помимо этого, кто же он истинный, в глубине души? Принадлежали ли ему все эти вкусы и мнения, предпочтения и мысли? Или среди многих прочих вещей это была попытка не разочаровать тех, кто хотел, чтобы он всегда оставался таким же, как и раньше? Что-то начинало проясняться: статус незнакомца освобождал его от необходимости подстраиваться. Каким бы он ни был, их отношение к нему все равно не изменится. Впервые за много дней он обнаружил нечто, успокоившее его: такая ситуация позволяла ему вести себя, как ему хотелось, не нуждаясь в одобрении окружающих.