Журнал «Вокруг Света» №08 за 1983 год - Вокруг Света

— Я свободен, могу спуститься, — негромко ответил он на вопросительный взгляд дежурного. — Идемте одеваться. — Это предложение относилось уже ко мне.

Основательно проверив на мне снаряжение — от шахтерской лампочки с аккумулятором до коробки самоспасателя на ремне, — он тоже надел желтую каску, и мы двинулись обычным маршрутом геолога Тюлеина.

Вошли в клеть, или «наш рабочий лифт», как потом назвал ее Сергей (так он коротко представился при знакомстве — «Сергей». Вообще Тюлеин был начисто лишен атрибутов внешнего представительства для своей немаловажной должности главного геолога тоннельного отряда). «Лифтерша» мило моргнула нам голубыми глазками, нажала кнопку, и мы ухнули метров на двести вниз, довольно мягко, впрочем, приземлившись в совершенно другом, подземном, мире — под сводами тоннеля.

Под ногами гремели листы железа, вдоль рельсов свисали кабели, толстая труба уходила вдаль по стене, над головой сетка обтягивала высокий свод, предохраняя от падений каменных осколков. Но главное — поражало обилие воды: по настилу бежали мутные потоки, тонкие струйки били из стен, и сверху вода падала мелким дождем.

Коричневым блеском отсвечивала впереди роба Сергея, который, проведя меня вспомогательными выработками, вывел в штольню. В ее гладкой трубе было непривычно тихо.

— Аварийное положение, ротор остановился в разломе, — хотя Тюлеин сказал об этом спокойно, но где-то в глубине его голоса чувствовалось, что долю вины в этой ситуации он берет на себя...

Как я потом узнал, Сергей в эти дни не уходил домой — ночевал на работе.

Обычно он по нескольку раз в сутки берет пробы породы, сквозь которую проходит горнопроходческий комплекс и буровые агрегаты. Хотя тоннель и штольня пробиваются по заранее выверенному направлению, но и от геолога тоннельного отряда зависит беспрепятственное движение того же ротора, придавленного сейчас дресвой.

Когда мы поднялись наверх, согрелись и намылись в душе, Сергей пригласил в свою лабораторию. Пока он накрывал на стол: вынул сахар и заварил чай из трав («Сам собирал в горах», — заметил он), я разглядывал обстановку. Увидев, что я обратил внимание на крепкие табуреты, полки вдоль стен, где стояли книги Бунина и Хемингуэя, на топчан, аккуратно застланный байковым одеялом, Сергей удовлетворенно сказал: «Сам смастерил». Эта комнатка была его рабочим кабинетом и спальней, даже зеркало для бритья стояло на столе.

— Когда работы много, остаюсь ночевать здесь. В поселок не езжу, жалко времени, — поясняет Сергей.

Пьем темный ароматный чай и разговариваем. Сам Тюлеин с юга, учился в Донецке, Новочеркасске. Потянуло на север — распределился в Иркутск, можно было спокойно заняться наукой, но захотелось посмотреть просторы Сибири, попробовать себя на трудной работе. Подался на Даван, потом на Байкальский тоннель, а теперь вот здесь. Именно в Северомуйске, на самом большом тоннеле БАМа, можно досконально изучить всю сложность и тонкость геологического дела в тоннельном отряде. Это и привлекает, хотя Тюлеин не забывает о науке.

На полках я вижу коллекцию минералов, научную библиотечку. Сергей получает реферативный журнал «Геология», как «компас в научном море»,— чтобы знать, что публикуется и выписывать интересное для себя.

— У нас в поселке работает геологическая экспедиция — документируют тоннель с научно-поисковой целью. Я захаживаю к ним в гости — бывалые люди. Все удивляются начальнику отряда: пожилой, мог бы давно отдыхать, болеет, а вот не сидится ему в городе, мотается в экспедициях. На таких неуемных людях и жизнь держится... —  заключил Сергей и вдруг, без всякого перехода, спросил: — А кашкару нашу видели?

И мы отправились в горы.

Давая мне отдышаться, он стоял и рассматривал в бинокль склоны Северомуйского хребта. Лето уже наступило, но на скальных вершинах и в распадках еще оставался снег. Сергей вынимает фотоаппарат — хочет сделать горную панораму. Прислушивается, как под напором воды в реке ворочаются, грохоча, камни.

— Вот спадет вода, можно будет через Муякан переправиться, да и покупаться.

Тюлеин купается и в горной холодной воде, по-прежнему ночует у костерка, прикрываясь своей неизменной курткой. В поселке молодежь щеголяет в коже и джинсах, Сергей же верен своему правилу: одежда, самое главное, должна быть практичной и удобной на все случаи жизни. «А мода?» — спрашиваю я. «Внешнее отнюдь не отражает внутреннее»,— философски заключает разговор Тюлеин.

Идем по склону, и снова срываются вниз камни. Но, цепляясь за выступы скал, мы упорно двигаемся, пока не выбираемся на небольшую площадку, поросшую травой и кустарником. Сергей нагибается и что-то рассматривает. Может быть, нашел интересный камень. Он всегда таскает в рюкзаке геологический молоток, собирает разные минералы и, конечно, мечтает найти «свой камень».

Но Тюлеин выпрямляется и ожидает меня. Я подхожу и вижу у его ног незнакомое мне растение.

Из жестких темно-зеленых листьев выглядывают тугие лимонные бутоны крупных цветков.

— Это и есть кашкара. Цветок красивый и выносливый, привычный к горной непогоде. Наверное, он мог бы украсить герб Северомуйска, на который как раз объявлен конкурс,— улыбается Сергей.— Иногда те или иные цветы, растения сопутствуют разным минералам. Возможно, около такого рододендрона прячется и какой-нибудь необыкновенный камень...

Я вспомнил этот разговор и задумчивое лицо Сергея Тюлеина, когда через некоторое время мне передали небольшой пакетик. В нем были осколок камня и записка:

«Это образец из тоннеля. Магнетит в кварце. Вкрапленность. Наверное, это и есть мой камень».

Нижнеангарск В. Федоров

Эхо баркаролы

«Каналы, как громадные тропы, манили в вечность...» — писал о Венеции Валерий Брюсов, побывавший там в декабре 1900 года.

И сейчас каналы манят туристов, уводят их в глубь венецианской истории. И в то же время каждый, кто побывал в Венеции, не может не ощутить дыхания современности, бремени сегодняшних проблем этого города, построенного на такой зыбкой основе — на воде...

Каждый год Венеция претерпевает несколько серьезных наводнений. Затапливаются площади, нижние этажи зданий, вода проникает в жилые квартиры, магазины, конторы, музеи, страдают памятники архитектуры и произведения искусства.

Проектов защиты Венеции существует немало. Кто-то предлагает построить множество небольших дамб, которые преградили бы путь воде. Кто-то считает, что нужно поднимать здания домкратами. Компетентные специалисты полагают, что для поддержания постоянного уровня воды достаточно трех мощных шлюзовых систем надувного типа. Строительство их должно обойтись в 500 миллионов долларов. По идее инженеров, воздух следует накачивать в пневматические устройства лишь в том случае, если городу угрожает сильный шторм. Более десяти лет идут дебаты по поводу этих «воздушных замков» (или замков?), а воз и ныне там: никто не берется финансировать дорогостоящее строительство.

Так же как Венецию нельзя представить без каналов, сами каналы невозможно вообразить без гондол, гондольеров и полосатых шестов, вертикально торчащих из воды, — своеобразных причалов, к которым привязывают гондолы во время стоянок.

У гондольеров свои проблемы. Ремесло их постепенно отходит в прошлое. Два-три века назад гондолы в Венеции насчитывались тысячами. Сейчас их осталось несколько сотен. Когда-то они были главным и единственным средством транспорта в каналах. На гондолах подвозили продукты и строительные материалы, доставляли почту и медикаменты. Были скоростные гондолы — средство срочной связи с материком и гондолы — кареты «Скорой помощи», гондолы для свадеб и гондолы для похорон. Ныне единственная функция этих знаменитых лодок — развлекательная. Полиция, медслужба, транспортные фирмы и торговая сеть давно уже перешли на более современные средства передвижения — моторные лодки и катера. Только гости города, и то из числа небедных, могут позволить себе развлекательную прогулку на гондоле: стоимость ее сравнима с изысканным обедом в лучшем ресторане.

Конечно, не следует думать, что взвинчивают цены сами гондольеры. Как это часто бывает, катают богатых туристов одни, а денежки за это получают совсем другие люди. Было бы иначе, не бастовали бы гондольеры (а такое порой случается), не требовали бы гарантий своих прав.

Кроме прав, есть еще и обязанности. Например, держать гондолы в безупречном состоянии, вовремя ремонтировать их. Это, между прочим, тоже не просто: мастерская по ремонту и строительству гондол всего одна на весь город. Это крохотная верфь, расположенная возле торгового порта. Производительность ее невысока — всего семь гондол в год.