Осень на Шантарских островах - Борис Казанов

-- А может, она приезжая была?

-- Наверное, приезжая, -- сразу согласился стрелок.

-- Ну и дурак ты! Может, она от тебя чего хотела, а ты? Я прямо стрелял бы нашего брата, который момент упускает на берегу! -- неожиданно разволновался он. -- Э-эх, что говорить!..

Моторист перешагнул через лежавшего Тимофеича и сел на планшир, свесив через борт ноги в яловых сапогах.

"Дура-баба! -- подумал он снова о Надьке. -- Чего сделала... Ей-богу, все это она нарочно сделала, чтоб опутать меня... -- Он представил Надькину комнату в общежитии кирпичного завода на Угольной, плакат на стене: "Здесь умеют верить и ждать", а под плакатом -- его фотокарточка... -- Хитрая! И отдельную комнату ей дали потому, что распустила слух, будто я на ней женюсь... Ну нет, насчет ЗАГСа -- дудки! -- ничего у нее насчет ЗАГСа не получится! Необразованная ведь она, Надька... Что она: семилетку кое-как окончила, в солдатки пошла, потом буфетчицей работала на плавбазе, а теперь на кирпичный устроилась. Необразованная... Вот была Катя, на этой и жениться можно было: пединститут окончила..." Раз он из-за нее весь город обежал, хотел купить подарок. Нашел на барахолке японское белье: рейтузы, лифчик и все остальное. Уйму денег положил, а она не оценила: обиделась, до сих пор с ним не разговаривает из-за этого... "Вот тебе раз! А Надька б оценила, а ведь ни разу ей подарка не купил..."

-- Скучно чего-то, -- сказал он. -- Скорей бы ребята пришли... Может, крикнуть кому-нибудь? -- Он посмотрел на часы. -- Как раз на связь выходить...

-- Верно, пора, -- отозвался без интереса Тимофеич. -- Говори, а я подремлю маленько.

Моторист настроил рацию и тотчас услышал голос судового радиста. Тот кричал, глотая слова, одурелый от водки и насморка:

-- "Двойка", я -- "Нерпа"... Ес-си меня слыш-те, говорите: "да", ес-си не слышите -- "не"... Понял вас, понял вас: вы меня не слышите...

-- Ты что, вовсе лыка не вяжешь?

-- Жора... Жор, здорово!

-- Привет.

-- Идем к вам, идем к вам... Прием.

-- А где капитан?

-- В гальюн пошел, в гальюн пошел.

-- Ясно. Позови рулевого...

-- Сейчас... Слышь: нет в рубке никого, нет никого...

-- Куда ж вы идете?

-- Идем к вам, идем к вам... Жор, ну и подкачал ты!

-- Чего так?

-- Дочка, говорю, дочка... Прием.

-- Пошел ты... -- Моторист выругался и выключил рацию.

"Скучно мне чего-то..." -- вновь пришло мотористу в голову, хотя он, кажется, меньше всего думал сейчас о том, скучно ему или весело. Он с беспокойством ощупал карманы в надежде отыскать хотя бы окурок, ничего не нашел и как-то беспомощно оглянулся.

Стрелок уже спал, уронив на скрещенные руки лысую голову, зябко сутулился у огня Тимофеич. И кругом не на что было посмотреть: воздух был темный, в нем смугло блистали первые звезды, а по горизонту неясно проступали очертания облаков; по ним скользили светлые пятна -- то был отраженный свет ледовых полей, которые безостановочно гнали в океан муссонные ветры...

"Засвечу я сейчас!" -- решил моторист.

Он пододвинул к себе ящик с пиротехникой, запустил в него руку и вытащил аварийную ракету-шестизвездку. Крепко зажав патрон, он отвинтил колпачок, вытянул шнур с кольцом и дернул к себе... Ракета выстрелила, едва не вырвав гильзу из рук. Все вокруг красно осветилось, но то, что увидел моторист, не вызвало в нем никакого интереса.

"Пущу-ка зеленую теперь..."

-- Ты чего? -- вскинулся дремавший Тимофеич. -- Жорка, ты чего?

-- А чего?

-- Еще спасатель увидит!

-- Ну и пускай спасает, -- вяло ответил моторист.

-- Жорка, -- разволновался Тимофеич, -- да я тебя стрелком возьму, если Лазарь заболеет... Ты сам подумай: на черта нам спасатель! Они за спасение, знаешь, сколько с управления срежут? А управление с кого? С нас, ясное дело. Вся прогрессивка полетит к едреной кочерыжке! Ты ж первый и виноват будешь, раз по твоей причине запасной бачок с соляркой забыли...

-- Сам надоумил меня с бачком, -- возразил моторист. -- Говорил, что места много занимает, некуда шкуры девать...

-- Ты, я -- кто там будет разбираться... Срежут прогрессивку, столько денег выбросим на ветер, дурак! Или нам они легко даются? Неужто это объяснять надо?

-- Понимаем, не первый день замужем...

-- То-та! Должен видеть, что к чему, раз семейный ты теперь...

Моторист хотел было возразить, что никакой он не семейный, а с чего они весь этот галдеж устроили, так ему просто непонятно. Даже если у его знакомой и появился ребенок, так разве это о чем-нибудь говорит? ...А познакомились в апреле, то есть на пасху по старым предрассудкам... Они тогда на ремонте стояли во Владивостоке. Он ночевал у сестры Верки, на Угольной. Утром проснулся -- Верка гладит его рубашки. Подошел в трусах к форточке покурить. А тут Надька вошла, в руках у нее крашеные яйца. Говорит Верке: "Давай похристосуемся". Они расцеловались. Потом подходит к нему -выпивши она была маленько... Ну, поцеловались. "Давай еще, а то не распробовала"... Они еще раз. А Верка рубашки гладит... Что ему в Надьке понравилось: рост у нее хороший, со всех сторон круглая, лицо розовое с улицы... И смело в глаза глядит: "Что, нравлюсь я тебе?" -- "Нравишься". -"Дымища у вас, -- говорит, -- хоть окно откройте: тепло как на улице! Ну, я пошла..." Тут он скоренько штаны, рубаху натянул, выскочил во двор... Она возле калитки стоит, придерживает от ветра юбку: "Жорик, увидела тебя -- и словно приворожил ты меня чем. Стыдно сказать, только чего хочешь, то и делай со мной". -- "Обожди, сейчас сбегаю за рубашками..." А Верка молодец, выручила: побросала рубашки прямо из окна, они с Надькой ловили их внизу, горячие от утюга...

-- Гудит чего-то, -- сказал Тимофеич. -- Неужто на кромку выносит? Нет, не должно бы...

Моторист прислушался, глянул на небо.

-- Ледовый разведчик это, -- сказал он. -- Посмотри-ка... Генка Политовский летит! Вот ей-богу... Дай крикну, а то мимо пролетит...

-- Только лишнее не говори, -- предостерег Тимофеич.

-- Двумя словами перекинемся... Я -- "Двойка"! -- закричал по рации моторист. -- "Лилипут", отвечай! "Лилипут", отвечай!

Ледовый разведчик грузно перевалился на крыло, показав различительные огни, и начал спускаться, описывая плавный круг.

-- "Двойка", я -- "Лилипут"... Кто вызывает? Прием.

-- Гена, здорово!

-- Здорово. Кто это?

-- Жорка говорит. Жорка Латур с "Нерпы".

-- Жора! -- закричал летчик. У меня известие для тебя: дочка у тебя, дочка... Прием.

-- Ничего, переживем как-нибудь...

-- Это вы ракеты пускали?

-- Тут у нас солярка кончилась. И вообще... Слышь, Гена: крикни спасателю, а то надоело здесь!

-- Некогда ему: за шведом пошел, за шведом...

-- А мы, значит, хуже шведа?

-- Тут обижаться нечего: швед в гостях, а вы, считай, у себя дома, -сказал летчик.

-- Само собой, -- засмеялся моторист. -- Наше это море, для нас сделано...

-- К тому же шхуну вижу, шхуну вижу...

-- Они там посылки из дому получили, к празднику... Мимо не пройдет?

-- Прямо на вас прет.

-- Даже интересно: там у них в рубке никого нет...

-- Судну не привыкать, само к вам дорогу найдет, -- пошутил Генка. -Ну, будь здоров, а то некогда мне.

-- Гуляй...

Моторист подул на окоченевшие пальцы, прислушался. Вокруг стояла такая тишина, аж глохло в ушах, только временами, пушечно выстрелив, лопалась льдина или выскакивал подсов, шумно расплескав вокруг себя воду...

"Или "Шлюп" настроить, пока еще есть время? -- подумал моторист. -Крикнуть на метеостанцию: может, там приятель дежурит... А может, Надьке радировать -- поздравить дуреху?.. Крикнуть, и чтоб она в ответ крикнула... Чего это со мной сегодня? -- недоумевал он. -- Сколько раз попадал во всякие передряги, и ничего. Ничего не оставалось. Видно, потому, что ни о чем в это время не думаешь. А если и придумаешь что-нибудь, так нарочно такое, чего, может, и в жизни не бывало и быть не может. Потом сразу забудешь про это, и ладно. А сегодня совсем другое лезет в голову..."

Моторист обернулся, услышав за спиной какую-то возню и хрип. Вытаращил глаза: по шкурам ползал белек, тыкаясь носом в обрызганные кровью трюмные доски. "Ну и живучий зверь! -- подивился он. -- Это ж надо: издох, а потом снова ожил! Видно, неправду говорят: не сумеем мы этого зверя начисто вывести..."

Он взял тюлененка на грудь. У того под густым мехом бешено колотилось сердце -- аж прыгала ладонь. "Были бы именинники сегодня этот белек и твоя дочка", -- вспомнилось ему.

Моторист перекрестил тюлененка ножом:

-- Живи, родственник!

И выпустил его в море.

МОСКАЛЬВО

1

-- Сколько? -- спросил капитан.

Вахтенный помощник Степаныч оторвался от бинокля и глянул на счетчик эхолота.

-- Двадцать шесть, -- сказал он и сам удивился: -- Скоро в берег ткнемся, а все больше двадцати!

-- Течение донное, -- заметил капитан. -- Никакого земснаряда не нужно. -- И приказал мне: -- Держи на баржу, прямо на этих баб...

-- Ничего не видно, -- пожаловался я. -- Чего они нос облепили? -- Я показал на ребят.

Капитан приподнял окно рубки.

-- Чего столпились на палубе! -- закричал он. -- Вы что, баб не видели?