Осень на Шантарских островах - Борис Казанов

-- Взял бы меня за стрелка? -- загорелся моторист. -- А то надоело форсунки дергать!

-- Мое дело маленькое -- как начальство решит, -- уклончиво ответил Тимофеич. -- А знаешь новую инструкцию: если, к примеру, отстрелишь у зверя усы, мех идет по стандарту вторым сортом. А то и вовсе на кожу...

-- При чем тут усы?

-- А при том, что от твоей стрельбы большой ущерб получается для меха. А у нас весь план на меху держится!

-- Не во мне тут причина, -- возразил моторист, -- а в винтовке. То есть в пуле. Надо пятку у пули делать плоской, тогда меньше будет разрыв.

-- Чего ж тогда у него получается? -- Тимофеич кивнул на стрелка. -Может, поработал бы для согрева, а, Лазарь? -- обратился он к нему.

Стрелок вздрогнул и уставился на старшину.

-- Жарко мне... -- сказал он вдруг.

Тимофеич с мотористом, опустив ножи, подождали с минуту -- не скажет ли он еще что-нибудь? -- но стрелок больше ничего не сказал.

-- Выдумал себе отговорку, чтоб лодыря строить! -- снова разозлился моторист. -- "Жарко мне!" -- передразнил он стрелка. -- Так, может, скинуть тебя в воду, чтоб остудился?

-- Не ругайтесь, ребятки! -- забеспокоился Тимофеич. -- У меня раз на "Акибе" тоже разругались из-за пустяка. И что вышло: столкнул один другого в воду, а тот чуть было не утонул...

-- К чему ты это? -- опешил моторист.

-- А к тому, что он инструкцию подписать не успел... А инструкция нам, штурманам, что велит? Велит научить неумеющих плавать держанию в воде... Теперь попробуй рассуди: а как ты его научишь плавать в этом море?

-- Да, могли они подвести тебя, старого пса, под монастырь...

-- За тебя я бы не отвечал, -- нисколько не обидевшись, сказал Тимофеич. -- И за него тоже. Вы инструкцию по техбезопасности подписали... Только к чему вам молодые жизни зазря решать? Или неправду говорю...

-- Верно, погодим маленько, -- усмехнулся моторист. -- Глянь-ка! -удивился он. -- Вот чудо-то: бабочка...

-- Где?

-- Вон, туда гляди...

В самом деле: над их головами, трепеща крылышками и будто проваливаясь в воздухе, летела бабочка

-- Неужели так близко к берегу подогнало? -- удивился моторист.

-- До берега отсюда -- два лаптя по карте, -- возразил Тимофеич. --Здешняя она, во льду живет. В полста седьмом, как мы ходили на Медный сивучей стрелять, я их там, бабочек этих, много видел... Лазарь! -- крикнул он. -- Ты куда?

Стрелок грузно спрыгнул на льдину и заметался по ней, будто исполнял какой-то дикий танец, -- он ловил бабочку. Та трепетала у него над головой, возникая нечетким пятном то в одной, то в другой стороне. Уследить за ней было трудно, но стрелок не отставал и один раз совсем было схватил ее, но, будто не поверив в это, раскрыл кулак... Дело окончилось вот чем: стрелок, карабкаясь по крутому горбу льдины, оступился и кубарем полетел вниз, заскочив по грудь в глубокую лунку, наполненную водой. Подбежавшие старшина с мотористом с трудом вытащили его оттуда.

-- Лазарь... -- проговорил Тимофеич, отдышавшись. -- Совсем ты сдурел, а?

-- Подкова на сапоге оторвалась, а так бы не поскользнулся... Поймал бы, Тимофеич... Ведь с ладони, с ладони улетела!

-- Да зачем она тебе?

-- В Сад-городе... бабочки летали... 25 числа... -- проговорил стрелок, задыхаясь, вздрагивая от холода.

Вид у него был довольно комичный в эту минуту: шапка сбилась на ухо, открывая остатки потных рыжеватых волос, мокрая телогрейка с пришитыми к самому краю пуговицами была расстегнута -- стрелок не то чтобы был толст, просто очень сильно развит в груди, -- а ниже на нем уже ничего не было: сапоги он сбросил и сейчас стоял на них, а штаны, суконные портянки и кальсоны скрутил жгутом и, выжимая воду, перекидывал жгут из руки в руку, словно горящую головню...

Старшина и моторист, ничего не понимая, удивленно смотрели на него.

-- Говорил тебе, Тимофеич: лечить его надо, а ты ему винтовку даешь! Пойду запущу двигун, а то не могу я на него смотреть...

-- Ты что? -- возмутился Тимофеич. -- Солярки осталось со стакан, а ты ее жечь?! А если ночью на кромку вынесет, что тогда? Ветер, посмотри, вестовый...

-- Выходит, пусть околевает тут, раз технику безопасности успел сдать? -- Моторист остановился и, не глядя на Тимофеича, сплюнул себе под ноги.

-- А шкурье зачем?

-- Что шкуры: спереди тепло, а сзади мерзло... Да и пока разгорятся они!

Он прыгнул в бот и потянул к себе пусковой шпагат от стартера. Все вокруг огласилось треском заработавшего двигателя. Моторист привязал шпагат к румпальнику и стал помогать Тимофеичу укладывать шкуры обратно в трюм. Стрелок, развесив на трубе глушителя мокрое белье, снова устроился на носу, обернув телогрейкой голые ноги.

Управившись с работой, старшина с мотористом принялись за стряпню.

Моторист поджег на капоте тюленью шкуру. Тимофеич вытряхнул из цинка патроны, положил в него кусок тюленьего сала и поставил цинк на огонь, .а. потом, когда сало растопилось, бросил туда несколько кусков тюленьей печенки. Вскоре ужин был готов. Они начали есть, по очереди выхватывая ножами из цинка дымившуюся печенку. Потом Тимофеич, отворачивая от огня горбоносое, удлиненное бородой лицо, подтянул абгалтером раскалившийся цинк, отвинтил крышку термоса и, наклонив цинк, вылил в нее кипевший жир.

-- Как ты его пьешь? -- поморщился моторист.

-- Полезная вещь, -- ответил Тимофеич. -- И для желудка, и по мужской части...

-- Жена, видно, ждет не дождется, когда ты в море уйдешь...

-- А мы с ней не уступим один другому, -- засмеялся Тимофеич. -Поверишь, аж боимся друг на друга глядеть... -- Он достал из ватника конверт и посмотрел на него так, будто проверял сотенную. -- Пишет, что с водой плохо: колонка испортилась, за два квартала приходится бегать...

-- Дети помогут. Их у тебя, видно, целый детсад...

-- Какой там детсад! Давно на свои ноги стали, разъехались кто куда... По правде сказать, -- признался он, -- и не видел я, как родились они, как уехали... Знаю, что были дети, а теперь их нету... Ну, да что про них говорить! Только б все тихо-мирно, а там выйду на. пенсию и буду свой ревматизм лечить, -- Тимофеич приспустил сапог и ласково погладил худую, без икры, ногу. -- Денег не мешало бы еще призапасить: долго жить собираюсь. Теперь у нас главная жизнь должна начаться! -- с одушевлением говорил он. -Теперь только для себя будем трудиться...

Моторист отвернулся от него.

-- Скучно мне что-то, -- пожаловался он и повернулся к стрелку: -Слышь, мурло? А ну сбреши чего-нибудь...

-- Чего сбрехать? -- спросил стрелок.

Он натянул на себя дымящуюся одежду и, заглушив двигатель, тоже пристроился рядом с ними на капоте. Какая-то перемена произошла в нем, и былую скованность как рукой сняло. Более того: он прямо не находил себе места от возбуждения -- лицо у него раскраснелось, он нетерпеливо ерзал, поглядывая с дружелюбным удивлением то на старшину, то на моториста, будто только сейчас познакомился с ними и был доволен этим знакомством...

-- Чего сбрехать? -- повторил он.

-- Ну, сбреши про двадцать пятое число, -- сказал моторист. -- Про жару, бабочек -- что там было...

-- Жарко было, -- ответил стрелок, смущенно улыбаясь. -- Приморский орех там растет, лужок там и речка...

-- Где это?

-- В Сад-городе...

-- Ага.

-- А она смеется: "Молодой парень, поймайте моему сыну бабочку, а то мы никак не могем ее поймать..."

-- Кто, говоришь, смеется?

-- Женщина одна, с ребенком... Я, значит, пиджак снял и пошел эту бабочку ловить, а они следом бегут... А потом ребенок и говорит: "Папа, я не хочу бабочку, потому что я хочу орех". А она ему: "Разве это папа, это же чужой дядя!" -- говорит. Правду тебе говорю!

-- Ну-ну...

-- Ну, сорвал я ребенку орех и наказываю: не кусай его, в нем йоду много, обожжешься! А ребенок сразу и укусил -- разревелся, ясное дело... Тут она зачерпнула ладошами из речки и подносит ему: "Попей, -- говорит, -легче станет". А ребенок: "Не хочу!" -- он, как я заметил, любил поперек тебе делать... Тогда я стал воду пить у бабы из ладош, чтоб ребенка заохотить, а она застеснялась и обрызгала мне лицо и тенниску... В общем, поехал я тогда.

-- Куда поехал?

-- В морпорт. Я там после отгулов подрабатывал на погрузке... А они меня проводили вдвоем до электрички, она на прощанье платочком помахала...

-- И все, что ли? -- разочарованно спросил моторист.

-- Все... -- Стрелок, оскальзываясь негнущимися пальцами на пуговицах, стал торопливо расстегивать телогрейку. -- Жарко было... -- говорил он, тихо улыбаясь. -- Двадцать пятого числа... Я, как найдет на меня жара, прямо работать не могу -- все мне тогда до ручки...

-- Неужто ровно по числу? -- удивился Тимофеич.

Стрелок кивнул.

-- Врешь ты, -- не поверил моторист, -- тридцать первое сегодня...

Стрелок ему не ответил. Тогда моторист спросил:

-- Ни разу ее больше не видел?

-- Уже два года как... Все некогда было в Сад-город съездить. На море думаешь: как во Владивосток придем, сразу отскочу туда. Мне хотя б на двадцать минут, только дома пересчитать... А придешь в город -- не до этого. К тому же робею я: а если встрену в самом деле? Чего я ей скажу?