Христианство и религии мира - Генрик Хмелевский

«В это время появился перед моей палаткой другой тип чародея; этот нес под мышкой рог антилопы, вделанный в деревянный треножник, на шее же у него висел огромный кристалл кварца.

— Это буфуму, вызывающий дождь, — шепнул Маджабери, — с такими лучше быть в добрых отношениях…

— Хотел бы я увидеть, как он вызывает дождь, — сказал я Маджабери. — Ты не мог бы заставить его проделать это?

Маджабери весело улыбнулся. Его хитрые глазки зажмурились, исчезнув в складках жира. Кажется, ему хотелось поставить конкурента в смешное положение, но рисковать он не хотел. Он долго о чем-то рассуждал, живо жестикулируя; столпившиеся ротозеи кивали головами.

Мхави (чародей), слушая слова Маджабери, становился все более взвинченным. Он то и дело оглядывался по сторонам, словно высматривая что-то или кого-то. Он задирал вверх лицо, шевелил, принюхиваясь, ноздрями.

Наконец, выбрав подходящее место, он присел на круглый табурет, поставил перед собой рог, вделанный в дерево, а на другой такой же маленький табурет положил три круглых камешка.

Толпа умолкла. То один, то другой присаживался на корточки. Какой-то юноша приблизился и преклонил колени перед чародеем. Теперь они оба склонились над рогом.

— Так нельзя, — тихо обратился чародей к Маджабери, — он не принес масла, без масла нельзя.

— Ах, правда! — со знанием дела согласился Маджабери. — Без масла нельзя… А ну, бегите кто-нибудь за маслом в мой дворец.

Через минуту кусок так называемого масла, а вернее грязного жира, появился на ладони старого мхави… Медленными, почти нежными движениями начал он намазывать рог антилопы и три камешка. Черный от грязи жир тек у него между пальцев и капал на землю. Чародей то шептал, то громко выкрикивал какие-то заклятия, время от времени поглядывая в небо.

— Что он говорит? — заинтересованно спросил я Маджабери.

— Я не понимаю, это его собственный язык. Вероятно, он говорит с шайтаном. Просит, чтобы вот у того негра перестала голова болеть.

— Но я хочу дождь. У меня голова не болит. Пусть завтра лечит головы, сегодня пускай дождь сделает.

Маджабери покраснел от смущения.

— Бвана м’кубва не понимает. Это и от головной боли и от дождя. Он не может вызвать дождь, пока не вылечит голову. Всему свой черед, только надо быть терпеливым.

— Ну, если так, пускай. Я подожду.

Затем Великий Чародей вынул из кармана ремешок из львиной шкуры с нашитыми на нем раковинками и повязал этот браслет пациенту. Несколько неопределенных движений, как будто он не то крестом осенил, не то благословил негра, и вот он снимает с себя кристалл кварца и вешает на шею своего посетителя.

Негр встал и каким-то чужим, лунатическим шагом пошел вперед, расталкивая толпу, как будто ему было дано единственное, определенное направление.

— Куда он идет?

— Навстречу дождю, — говорит Маджабери и весело смеется. В то же время вокруг поднялся шум, началось всеобщее возбуждение. Ряд рук вытянулся в направлении ближайшего пальмового леса. Свежий, прохладный ветер заколыхал палатку и сбросил с моих коленей несколько листочков из блокнота.

Верить ли глазам своим? Небо с той стороны затянулось тучами. Чудо, насмешка или просто стечение обстоятельств? Одно дело — выслушивать от миссионеров рассказы о людях, вызывающих дождь, но совсем другое — самому стать невольным свидетелем этого.

Туча, настоящая, серая, тяжелая, набухшая дождем туча проплыла, гонимая ветром, над нашими головами.

Большие, сочные капли, словно клубника божьего пада, упали на мою ладонь. Они мерно забарабанили по затянутому брезенту.

Маджабери посмотрел мне в глаза и ухмыльнулся этакой макиавеллиевской улыбкой.

— Ты не думаешь, что это было только стечение обстоятельств?

— Конечно, сейчас пора дождей. Такой дождик — это ничего необычного. Может быть, кто и верит, но я — нет. Два года назад у нас был голод и засуха, люди мерли как мухи. Дождя не было, и нам не мог помочь никакой мудрый вакишва. С тех пор я перестал верить в его мощь.

— Кто такой этот вакишва?

— Этот самый. Ты его неправильно назвал мхави.

У нас есть три вида чародеев: мхави — это такой доктор, который лечит травами. Мхави ходит с трубой и рогом или с такой палкой, вроде той, что ты сегодня купил. Вакишва не лечит травами. Его могущество в таком роге антилопы, вделанном в дерево, в трех камешках, браслете и кварце. Вакишва только лечит головную боль и вызывает дождь. А еще бывает чародей, которого называют буфуму. Он предсказывает будущее по внутренностям только что убитого петуха. Он может указать вора, если в деревне что-нибудь пропадает. Он все знает, это страшный человек. Он знает даже танец предков.

— Минуту назад ты пел хвалебные гимны вакишве, а теперь восхваляешь другого чародея. Который же из них могущественнее?

— Видит бвана, одно дело предвидеть, что мунгу (человек) собирается сделать, а совсем другое — отменить волю божью. Если наступит засуха, никакой вакишва не поможет, хоть он на голову встань. Поэтому я верю в буфуму и не верю в вакишву.

Я должен был признать его правоту. Недавно, когда я сюда ехал, областной комиссар сказал: «Маджабери— это самый мудрый из моих вождей, с ним можно разговаривать, как с образованным человеком, хоть он и подписаться не сумеет»[22]

Можно спросить: что общего у событий в приведенном рассказе с религией? И можно ответить вопросом на вопрос: а что общего с религией в ее современном понимании имеет пигмей, выливающий во время еды несколько капель меду для своего Вака, чтобы достичь успеха на охоте? Именно такого рода примитивные обряды создавали канву, на которой тысячи поколений стежок за стежком ткали сложный узор современных религиозных систем.

Чтобы появилась религия, должна была прежде возникнуть вера. Должно было существовать представление о силах, действующих свыше. Это представление образовалось в результате столкновений человеческого общества и отдельных людей с окружающим миром, с реальными материальными явлениями, причин и механики действия которых человек постичь не мог. Эти явления человек воспринял как сверхъестественные силы, от которых он зависел. Реальной встречи человека с иным светом никогда не было. И быть не может. Человек, обладающий способностью к абстрактному мышлению, может общаться с миром мыслей. Но это либо его мысли, либо переданные ему мысли других людей.

Чтобы могла сформироваться религия, должны были возникнуть отношения между человеком и «потусторонними силами». Должен был появиться культ. Отношения эти выражались прежде всего в действиях. В попытке воздействия на силы, могущество которых стало известно людям. Все обряды, жесты, жертвы, обеты должны были преследовать какую-то цель. Этой целью стало либо получение реальной, конкретной пользы, либо приобщение к могущественной силе. Случайно достигнутый положительный результат укреплял веру в то, что подобные действия полезны, что существуют силы, обращение к которым помогает. Так переплетались человеческие представления о мире и определенные действия.

Современная абстрактная религия велит, по правде говоря, чтить бога за то, что он бог, ради него самого, из чистой любви сотворенного к творцу, но она, однако, не в состоянии выйти из круга разного рода благодарностей за то, что бог сотворил небо, звезды, землю и людей. Современный верующий обращает к богу молитвы, приносит ему жертвы (уже не быков или телок — сегодня все понимают, что нематериальный бог не питается материальным мясом). Он ставит свечи, добавляет золотые или серебряные дары, обращаясь к богу с конкретными просьбами. Каждый в меру своего понимания. Негр смазывает маслом рог, моля о дожде, некоторые женщины ставят свечки св. Антонию, чтобы найти вора, укравшего белье с чердака. Мать выпускницы оплачивает мессу, чтобы дочь успешно сдала экзамен. Иногда верующие посвящают богу себя, свои поступки, свои радости и отрекаются от жизни ради вечного блаженства на том свете. Чем примитивнее натура верующего, тем примитивнее его отношение к силе, которую он признает божественной. Первобытный человек путем магических обрядов пытался повлиять на окружающие его силы природы.

Утверждать, что магия представляет единственный источник религии — наивно, но не менее наивно утверждать, что пигмей так же абстрактно понимает бога, как философ-епископ Августин из Гиппона (354–430 годы).

Но в первобытной магии уже есть представление о сверхъестественных силах, действующих свыше, есть и попытка воздействовать па эти силы, а следовательно, в ней есть зачатки веры и культа.

Фетишизм

Одна из форм первобытных верований, во многом сходная с магическими обрядами, известна исследователям первобытных народов под названием фетишизма[23]. Фетиш — это материальный предмет (камень, дерево, палка; могут быть фетишами и животные, даже кости людей или животных, перья птиц и т. д.), который в представлении ряда первобытных народов обладает особым могуществом. Фетиш якобы может излучать свою таинственную мощь и таким образом вредить или помогать человеку. Следовательно, фетиш приобретает некоторые качества, которые на более позднем этапе развития религии становятся качествами божества. Он как бы наделен необычайной силой, помогающей преодолевать трудности. Такой предмет положено охранять, соответствующим образом обращаться с ним и бояться его. Ведь он может не только помогать, но и причинять вред.