Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

— Отец, Том всегда будет тебя слушаться, я знаю, что будет!

Слова дочки тронули сердце мистера Талливера, и, так как миссис Талливер не было в комнате — она надзирала за приготовлением к ужину своего коронного блюда, — Мэгги не получила нагоняя за книгу. Мистер Райли спокойно поднял ее и стал перелистывать, а отец засмеялся, и его суровое лицо засветилось нежностью. Похлопав дочку по спине, он взял ее за руки и притянул к себе.

— Что ж, про Тома и слова нельзя худого сказать, а? — глядя на Мэгги, промолвил мистер Талливер, и в глазах его заплясал огонек. Затем, повернувшись к мистеру Райли и несколько тише, словно так Мэгги его не услышит, продолжал: — Она понимает все, что говорят, прямо удивительно. А вы бы послушали, как она читает! Разом, без запинки, словно знает все наперед. И всегда за книгой! Но это плохо, очень плохо, — печально добавил мистер Талливер, стараясь подавить свой достойный порицания восторг, — к чему женщине ум, боюсь — только до беды доведет. А все же, вы не поверите, — здесь отцовская гордость снова явно взяла верх, — она прочтет вам книгу и разберется в ней куда лучше, чем многие люди втрое ее старше.

У Мэгги от радости и волнения запылали щеки. Уж теперь-то она поднимется в глазах мистера Райли: раньше, судя по всему, он ее просто не замечал.

Мистер Райли перелистывал книгу, и она ничего не могла прочесть на его непроницаемом лице; но вот он посмотрел на нее и сказал:

— Ну-ка, поди сюда, расскажи мне об этой книжке; здесь есть картинки, я хочу знать, что тут такое нарисовано.

Еще пуще покраснев, Мэгги, не задумываясь, подошла к мистеру Райли и, нетерпеливо схватив книгу, взглянула на нее; затем, откинув со лба свою гриву, начала:

— О, я скажу вам, что это значит. Вот страшная картинка, правда? А мне так и хочется смотреть на нее. Вон та старуха — она ведьма; ее бросили в воду, чтобы узнать — заправдашняя она ведьма или нет; если она выплывет — значит, ведьма, если потонет — и умрет, понимаете? — она не виновата и не ведьма, а просто бедная глупая старуха. Но ей-то что пользы, раз она уже потонула? Ну, бог, верно, возьмет ее на небо и воздаст ей за все. А вот тот страшный кузнец, что стоит подбоченясь и хохочет — вот гадкий, да? — я вам скажу, кто это. Он на самом деле вовсе не кузнец (здесь голос Мэгги зазвучал громче и выразительнее), а нечистый. Он, знаете, принимает вид нехороших людей, и разгуливает повсюду, и подговаривает делать нехорошие вещи, и он чаще бывает в образе злого человека, чем в каком другом, потому что если бы люди увидели, что он нечистый, и он рычал бы на них, они бы убегали от него и не делали, что ему хочется.

Мистер Талливер с немым изумлением внимал ее словам.

— Откуда она взяла эту книгу? — вырвалось у него наконец.

— Это «История дьявола» Даниэля Дефо… Не совсем подходящее чтение для маленькой девочки, — сказал мистер Райли. — Как это к вам попало?

С Мэгги сразу слетела вся ее самоуверенность; а мистер Талливер воскликнул:

— Что?! Да это же одна из книг, что я купил на распродаже у Партриджа. Они все были в одинаковых переплетах — и дорогие, знаете, переплеты — так я думал, и книги все, верно, хорошие. Там еще есть «Святое житие и блаженная кончина» Джереми Тейлора.[4] Я частенько читаю ее вслух по воскресеньям. (Мистер Талливер питал к этому славному писателю особую симпатию, так как ему нравилось его имя.) Этих книг у нас целая куча, по большей части проповеди; у всех у них схожие корочки, вот я и полагал, что все они на один образец, как говорят. Да, знать, не суди об арбузе по корке. И мудреный же это свет!

— Ну-ну, — назидательным тоном произнес мистер Райли, снисходительно поглаживая Мэгги по голове, — советую тебе отложить «Историю дьявола» и читать какие-нибудь другие, хорошие книги. Разве у тебя нет книг получше?

— Есть, есть, — воскликнула Мэгги, слегка оживившись — ей очень хотелось показать, как много она читает. — Я знаю, в этой книжке написано про нехорошие вещи, но мне нравятся картинки, и я придумываю к ним истории из головы. У меня еще есть басни Эзопа, и книжка про кенгуру и других зверей, и «Путь паломника».[5]

— Вот прекрасная книга, — сказал мистер Райли, — лучше не сыщешь.

— Да, но в ней очень много про нечистого, — торжествующе воскликнула Мэгги, — там даже есть картинка, где он нарисован в своем настоящем виде; это когда он сражался с Христианином. Сейчас покажу.

Мэгги стремительно кинулась в угол комнаты, взобралась на стул и достала с небольшой книжной полки старый, потрепанный том Беньяна, который сразу, избавив ее от труда искать нужную страницу, открылся там, где была эта картинка.

— Вот, — сказала она, снова подбегая к мистеру Райли, — Том раскрасил его для меня, когда был в последний раз дома на каникулах, — видите, тело все черное, а глаза красные, как огонь, потому что у нечистого внутри огонь и он светит у него из глаз.

— Полно, полно, — сказал мистер Талливер тоном, не допускавшим возражений; ему стало немного не по себе от того, с какой легкостью она обсуждала наружность могущественного существа, породившего законников. — Закрой книгу, и чтоб я больше не слышал подобных разговоров… Так я и думал: ребенок из этих книг не столько доброго, сколько худого наберется. Ступай посмотри, где твоя мать.

Глубоко обиженная, Мэгги тотчас закрыла книгу, но, не имея особого желания заниматься поисками матери, пошла на компромисс и, забившись в темный уголок позади отцовского кресла, принялась нянчить куклу, к которой изредка, обычно в отсутствие Тома, начинала вдруг испытывать нежность; о туалете ее она не заботилась, зато запечатлевала на ней столько горячих поцелуев, что восковые щеки куклы приобрели нездоровый, сероватый оттенок.

— Ну, слыхали вы что-нибудь подобное? — сказал мистер Талливер, когда Мэгги скрылась. — Какая жалость, что она не мальчик; уж ее-то законники вокруг пальца бы не обвели, провались я на этом месте. Ведь вот что удивительно, — здесь он понизил голос, — я взял ее мать за то, что она проста и собой не урод, к тому же в их семье все— редкие хозяйки; а главное — она не очень-то свой нрав выказывает, за то я ее из всех сестер и выбрал — не позволю же я, чтоб меня учили в моем собственном доме. Да, видите ли, когда сам ты не дурак, так наперед и не скажешь, г. кого пойдут дети, и даже славная, покладистая женщина может нарожать вам бестолковых парней и вострух девчонок. Воистину свет вверх дном перевернулся. Только диву даешься! Тут даже невозмутимому мистеру Райли изменила серьезность, и, когда он отправлял в нос очередную понюшку табаку, плечи его подозрительно тряслись. Успокоившись, он сказал:

— Но ведь ваш малый не глуп? Я видел, когда был здесь в прошлый раз, как он налаживал удочки; у него это очень ловко получалось.

— Не то чтобы глуп, на вольном воздухе он знает, что к чему, и смекалка вроде у него есть, понимает, с какого конца за что взяться. А только у него не очень-то хорошо подвешен язык, видите ли, и читает он плоховато, и терпеть не может книг, и пишет, говорят, неправильно. А уж при чужих из него и словечка не вытянешь, от него вы не услышите таких забавных вещей, как от девчушки. Вот я и хочу послать его в школу, пусть он на язык побойчей станет да набьет малость руку в письме — словом, сделается попроворней да понаходчивей. Я хочу, чтоб мой сын был не хуже всех этих молодчиков, которые обскакали меня только потому, что больше учились. Само собой, кабы все на свете оставалось, каким бог его сотворил, я бы знал, как к чему подойти, и не уступил бы никому из них; но все теперь само на себя сделалось не похоже, и такие несуразные слова ко всему прицеплены, что я уж не раз впросак попадал. До того все дорожки стали путаные — чем прямей человек идет, тем скорей заблудится.

Мистер Талливер отхлебнул грога, медленно его проглотил и мрачно покачал головой, сознавая, что служит живым примером того, как трудно приходится разумному человеку в этом безумном мире.

— Вы совершенно правы, Талливер, — заметил мистер Райли. — Лучше потратить лишнюю сотню фунтов на образование сына, чем оставить их ему в наследство. Я бы сделал именно так, будь у меня сын; хотя, видит бог, у меня нет под рукой столько свободных денег, да к тому же еще полон дом дочерей.

— Так вы, может статься, знаете какую-нибудь подходящую школу для Тома? — спросил мистер Талливер; сколько бы он ни сочувствовал мистеру Райли, не располагавшему наличными деньгами, это не могло заставить его забыть о своей цели.

Мистер Райли заложил в нос понюшку табаку и, словно испытывая терпение мистера Талливера, помедлил, прежде чем ответить:

— Да, есть у меня в виду одна прекрасная возможность для человека со средствами, а вы как раз такой человек, Талливер. Сказать вам правду, я никому из своих друзей не посоветовал бы отдать сына в обычную школу, если он может позволить себе что-нибудь получше. И если человек хочет, чтобы его сын получил отличное образование и воспитывался там, где все внимание учителя — превосходного человека — уделялось бы ему одному, — я знаю, кто ему нужен. Я не указал бы на эту возможность кому попало, потому что не всем удалось бы ею воспользоваться, как бы им того ни хотелось, но вам, Талливер, я на нее укажу, только пусть это останется между нами.