Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения - Наринэ Абгарян

– Да не убьем мы его! – Сестра принялась натягивать куртку. – Пойдем, хотя бы попробуем.

В деревянной кадке Ба засаливала белокочанную капусту – со свеклой, морковью, петрушкой, дольками чеснока, лавровым листом и горошинами черного перца. Такую капусту очень вкусно есть с отварной, жареной или печеной картошкой, а еще добавлять в тарелку с густым, щедро приправленным свежей зеленью супом из красной фасоли. А еще из нее получается очень полезный зимний салат. Ба тонко шинкует хрусткую, аппетитно пахнущую капусту с головкой репчатого лука, поливает подсолнечным маслом, заправляет обязательной свежей зеленью и зернами граната и выставляет на стол. Салат исчезает за считаные минуты – мы поглощаем его со щедро намазанными сливочным маслом ломтями черного хлеба и запиваем домашним компотом из алычи. А Ба, довольная, ходит кругами и налюбоваться на нас не может. Она вообще сильно радуется, когда мы с аппетитом едим. Особенно радуется, когда ем я.

– Может, прекратишь наконец костями греметь! – приговаривает она, подсовывая мне бутерброды и прочую снедь.

Напустив на себя фальшиво-беспечный вид, мы выскользнули за дверь и аккуратно, по стеночке, прокрались в погреб. Кадка стояла на своем законном месте, в дальнем углу. Каринка вцепилась обеими руками в крышку и потянула на себя. Крышка нехотя поддалась, а погреб мигом наполнился ядреным духом капустного рассола.

– Мы сейчас, мы недолго, – зачем-то объяснили мы кадке и потопали на задний двор.

Теперь дело было за малым – запулить крышкой в петуха так, чтобы он не окочурился от такого нежданно свалившегося на голову счастья, а сговорчиво грохнулся в непродолжительный обморок.

Петух, несколько всполошенный нашим пристальным вниманием, но уверенный в своей непотопляемости, ходил среди кур расфуфыренным восточным визирем, переливаясь роскошным, темно-зеленого окраса хвостом. Куры, преданно квохча, семенили окрест и ковырялись в земле. О грядущих переменах в своей жизни опрометчиво не подозревали.

Мы, затаившись за курятником, какое-то время наблюдали за ними.

– Ну чего ты медлишь? – поторопила Манька Каринку. – Кидай уже в него крышкой!

– Подожди, – шикнула Каринка, – надо умеючи кинуть, с подвывертом!

– С каким это подвывертом?

– Ну как камушки в воду кидаешь, по касательной, а они от воды отскакивают. Понимаешь?

– Тебе надо, чтобы крышка не только от петуха отскочила, но и от всех остальных кур? – вспотела Манька.

У Каринки затуманился взор. Она представила, как деревянная, пахнущая соленьями крышка, метко дубася по несчастным куриным гребешкам, низко летает по заднему двору. Воображение нарисовало ей такую прекрасную картину, что она сразу же решила воплотить ее в жизнь.

– Ага, – воинственно шмыгнула носом сестра, завертелась на месте, как заправский дискобол, и кинула свой снаряд в самую гущу пернатого царства. Какое-то время крышка летела красивой дугой, потом врезалась в неосмотрительно выросшую на ее пути антоновку, отскочила, прокатилась колесом по грядкам укропа, въехала в толпу кур и, прошив ее насквозь, с сокрушительным грохотом, медленно переваливаясь с одного бока на другой, успокоилась аккурат в ногах выскочившей на шум Ба.

Маневр, конечно же, закончился полным провалом – куры с шумом разлетелись кто куда, возмущенно клокотали и нервно закатывали глаза, петух орал с забора так, словно ему единым махом выдрали все перья и вставили обратно противоположным концом, а Ба отреагировала сами знаете как.

– Вы люди или кто? – кричала она, наматывая на кулак наши уши. – Я еще раз спрашиваю, вы люди или кто?

– А-а-а-а-а, – орали мы, – отпусти-и-и-и, мы больше не буде-е-е-ем!!!

– Еще раз прикоснетесь к петуху, вырву уши с потрохами, ясно?

– Яа-а-асно-о-о-о!

– Ба, а что такое «вырву с потрохами»? – потирая ладошками зудящие уши, спросила Манька.

– Вот вырву, тогда и будете знать. И ходите всю жизнь инвалидами! – дыхнула огнем Ба и пошла отмывать от налипшей земли кадкину крышку.

Ходить всю оставшуюся жизнь инвалидами нам не хотелось, поэтому мы решили больше не третировать петуха.

– Подождем, пока он сам станет линять, – вздохнула Манька.

И мы принялись ждать. А чтобы совсем не зачахнуть в томительном ожидании, стали дипломатично склонять петуха к процессу линьки, как то: заманивали корочкой хлеба и кидались в прыжке из укрытия, норовя сгруппироваться в полете так, чтобы: а) не испачкаться, б) выдернуть большой клок перьев из хвоста и в) легонько собрать в щепоть его клюв, чтобы он не успел кукарекнуть. Потому что Ба всегда была начеку, и если даже не держала нас в поле зрения, то чутко схватывала малейшие изменения в тембре петуха. Уловив в его крике истеричные фальцетные нотки, она мигом вылетала из дому. Петух сразу кидался ей под ноги и начинал рьяно ябедничать и чуть ли не крылом показывать, кто только что пытался оставить его без роскошного хвоста. Только что имена наши не выкукарекивал! И Ба потом гоняла нас по заднему двору, словно гусей, а мы улепетывали изо всех сил. Потому что лучше скончаться в беге, чем дать вырвать себе уши с потрохами. А петух злорадно наблюдал за нами с высокого забора желтыми круглыми глазами, то одним, то другим, и возмущенно выкрикивал ругательства.

Упорство и труд всё перетрут, гласит народная пословица. Спустя неделю, сто двадцать прыжков и триста шестьдесят могучих поджопников на троих, мы победно выдрали нужное количество перьев и принялись за дело. Сначала вымыли их под проточной водой, потом долго полоскали. Перья пахли куриным пометом и чем-то жженым, мы брезгливо воротили нос и обзывали петуха вонючкой. Потом разложили перья на подоконнике, чтобы они высохли под солнышком. Пока они высыхали, мы пытали Ба расспросами, как нужно правильно мастерить веер.

– Да я сама толком не знаю, как это сделать! Вот если найти такую штуковину, в которую можно было бы воткнуть перья… – Ба пошла по кухне, открывая все ящички и задумчиво перебирая содержимое. Мы шли следом и совались в каждый ящичек, который она выдвигала. – Нужно такую штуковину, чтобы она была легкая и одновременно мягкая. Тогда можно было бы воткнуть в нее полукругом перья и обвязать у основания суровой нитью.

– Как это? – встрепенулись мы.

– Вот смотрите. – Ба вытащила веник и продемонстрировала нам замысловатую вязку у основания черенка, из которой расходились в разные стороны стебли. – Видите, как все придумано? Главное – зафиксировать перья, а дальше дело техники!

При слове «техника» я всполошилась:

– Может, дядю Мишу попросить?

– Чего попросить?

– Ну про технику. Ты же говоришь, что дело техники. А дядя Миша работает инженером. И этой техники у него навалом!

Ба прыснула и спрятала лицо в ладонях. Мы молча переглянулись, нам было не до смеха. Какой там смех, когда дела такие важные творятся – перья уже есть, а веера, совсем наоборот, нет! Отсмеявшись, Ба объяснила нам смысл выражения «дело техники». Мы хоть и не очень поняли, что она имеет в виду, но дружно закивали в ответ. Мы ж не глупые отвлекать Ба лишними расспросами, когда она пытается помочь смастерить веер.

– Может, веник разобрать? – заблестела глазами Каринка.

– Я тебе дам веник разобрать! – Ба открыла холодильник и какое-то время молча изучала содержимое полок, периодически повторяя себе под нос: – Таааактаааак-так.

Задумчиво уставилась на початую бутылку с вином. Вытащила корковую пробку, повертела ее в руках и восхищенно цокнула языком:

– Что бы вы без меня делали?

– Что бы делали? – дружно затрепетали мы.

– Вот я и спрашиваю – что?

– Умерли бы с горя? – снова подала голос я.

– Деточка, ты сегодня явно в ударе, – погладила меня по голове Ба.

– Ну да, – мигом отозвалась Каринка, – это от того, что я ее часто бью. Поэтому она в ударе. Постоянном.

– Чингисхан, ты снова за своё?

– Ну да!

– Ты у меня донудакаешься! – Ба хмыкнула, ушла в коридор, достала с нижней полки обувного шкафчика коробку с гвоздями и всякими другими строительно-ремонтными штуками.

– Маня, принеси из отцовской комнаты плоскогубцы. А ты, Чингисхан, за перьями сбегай. И смотри у меня, чтобы без разрушений!

Пока Каринка с Манькой бегали на второй этаж, я застелила кухонный стол газетой, чтобы мы ненароком не испачкали скатерть, а Ба включила газовую плиту.

Потом, затаив дыхание, мы наблюдали, как она, подхватив плоскогубцами гвоздь, накаливает его на огне и проделывает дырки в пробке.

– Без взрослых такие фокусы вытворять нельзя, ясно? – не забывала профилактически хмуриться Ба.

– Яа-а-а-а-а-асно! – нестройно гудели мы в ответ.

– Не слышу!

– ЯСНО!

– То-то!

Сначала мы дали пробке остыть. Далее обмакивали кончики перьев в клей и вставляли их в отверстия. А потом Ба аккуратно перевязала перья у основания суровой ниткой. Веер получился знатный – небольшой, но вполне себе пестрый, кудряво растопыренный во все стороны. Правда, перья держались на честном слове, поэтому мы не стали размахивать веером, а выставили его на Манином письменном столе и чинно-благородно ходили кругами. Любовались.