Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения - Наринэ Абгарян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пока это вскорости не случилось, музыкалка в Берде одна, и раз в год, в марте, она организовывает концерты для родителей и других отчаянных людей. Хвастает умением своих учеников терзать инструменты.
Сначала мы оживленно обсудили завтрашний концерт. Можно сказать – по душам поговорили. Потом внезапно вспомнили про сольфеджио и припустили что было мочи – опаздывать на занятие никому не хотелось. Так здорово припустили, что влетели в кабинет аж за пять минут до начала занятия. И встали на пороге как вкопанные. Любой человек встал бы как вкопанный при виде сидящей за первой партой Ангелины.
Ангелина сидела неимоверно гордая, в тонкой кофте. Чуть ли не выгнувшись дугой. И из этой выгнутой дуги торчала одинокая грудь. Мы даже не сразу поверили глазам своим. Потом стряхнули оцепенение и прошлись несколько раз вдоль первого ряда парт, впереди Манька, следом я, смотрели прямо, но отчаянно косились в сторону Ангелины. И чего? Наваждение не исчезало. Видимо, пока в зимние холода мы ходили в теплых кофтах, грудь вырастала и аккурат к весеннему теплу выросла. А тут Ангелина надела тонкую кофту, и на тебе!
В классе наблюдалось лихорадочное оживление. Девочки жались по углам и тихо шушукались, периодически оборачиваясь к Ангелине. Мальчики скакали по партам, устраивали потасовки, гикали и всяко выделывались. Приноравливались правильно реагировать на Ангелинины формы. Если можно было бы убивать взглядом, Ангелина давно бы уже была мертва. Или у нее счастливо отвалилась бы новоприобретенная грудь. Но так как взглядом убивать третий класс Бердской музыкальной школы № 1 не умел, то Ангелина так и восседала за первой партой с гордо вытаращенной грудью.
Мы с Манькой чуть не задохнулись от такой несправедливости. Эта Ангелина – прямо как бельмо на глазу! Мало того что она – лучшая ученица в классе, и диктанты по сольфеджио пишет на одни пятерки, мало того что она всегда выглядит очень опрятно, и прическа у нее какая надо прическа, а не как у нас – словно курица лапой в волосах ковырялась, так еще у нее выросла грудь! Слева!
Диктант по сольфеджио – наше больное место. Его мы пишем из рук вон плохо, обязательно запутываемся в пунктирном ритме. А если дело доходит до восьмушки с точкой или, там, шестнадцатых – то это полный провал. Серго Михайлович, когда наигрывает на фортепиано очередной отрывок произведения, оборачивается ко мне и Маньке и чуть ли не глазами своими разношерстными семафорит, намекая, где увеличивается доля такта, где большой мажорный септаккорд, а где вообще малый минорный. Но мы с Манькой все равно расписываем диктант так, что Серго Михайлович потом места себе не находит от чувства огорчения за таких тупых детей!
Занятие по сольфеджио мы с грехом пополам досидели. Закидали друг друга записками волнующего содержания.
«Я бы на ее месте пришла в свитире, – писала мне Манька, – ижь чего надумала, пришла в кофте тонкой!»
«Бистыжая она, эта Ангелина, – строчила я в ответ, – никогда не думала, что она такая бистыжая».
«Нарка, бистыжая пишется с двумя зз, кажется. Вот так – биззтыжая», – последовал укоризненный ответ.
«Значит биззтыжая», – не стала спорить я.
«В принцыпи биззтыжая и вонючка!»
«И в попе спичка!»
На этом интригующем месте налетел Серго Михайлович и отобрал у нас записку. Хорошо, что разворачивать не стал, просто выкинул в урну. Пригрозил двойкой по поведению, но в журнал ничего заносить не стал. Серго Михайлович вообще нас с Манькой очень любил, уж не знаю почему. Может, даже потому, что мы самые слабенькие по диктанту.
После занятий, кругом в смешанных чувствах, мы побрели домой. Чтобы усугубить себе страдания, пошли зловредно через базар. У Маньки в кармане нашлась копейка, на копейку ничего не купишь, если только коробок спичек. А кому нужен коробок спичек, когда кругом продается сладкая воздушная кукуруза, разноцветные карамельные петушки на палочке и всякая другая вкуснотень? Мы даже какое-то время постояли возле продавщицы карамели, жалобными стенаниями мозолили ей уши. Но она оказалась очень стойкой, на наши стенания не купилась, более того – с криками отогнала нас прочь, мол, идите отсюда, всех клиентов своими перекошенными лицами распугали.
– Тетенька, – сказала укоризненно Маня, – вот если бы мы были совсем без денег, то это другое дело. А у нас целая копейка, а вы ругаетесь!
Но тетенька не вняла укоризненному тону Мани и велела идти с нашей копейкой куда подальше, потому что карамельный петушок стоит ровно пятнадцать копеек и ни копейкой меньше!
– Вот когда раздобудете недостающие четырнадцать копеек, тогда и приходите! – сердито выкрикнула в наши удаляющиеся спины продавщица.
И мы пошли к нам домой. С визитом Маниной вежливости к моей семье.
– Посижу немного и пойду, назавтра много чего по математике задали, одних задач целых три штуки! – вздохнула Манька.
Первым делом мы нажаловались маме. На тетечку с рынка, на показательный концерт, на Серго Михайловича и вообще.
– А что вообще? – полюбопытствовала мама.
– Ну так, по мелочи, – не разжимая губ, промычала я.
– Про мелочи особенно люблю послушать, – напирала мама.
Пришлось сдаваться и рассказывать, что у Ангелины выросла грудь.
– Одна, но выросла, – прозудела Манька.
– Вот тут, – ткнула я себе пальцем в ребра. Ребра отозвались деревянным стуком.
Мама рассмеялась и объяснила, что всему свое время. И что у всех девочек по-разному бывает. У кого грудь в десять лет вырастает, а у кого вообще в тринадцать.
Мы тут же вытянулись лицами и заявили, что ждать до тринадцати лет не намерены. И подавайте нам грудь прямо сейчас. И желательно две, а не одну, как у Ангелины.
Мама была очень занята – готовила обед.
– Идите поиграйте в детской, я сейчас быстренько закончу, а потом мы поговорим с вами, – велела она.
И мы пошли к себе – горевать в библиотеку мировой литературы для детей. Но горевать у нас не получилось. Потому что, как только мы вошли в детскую, тут же столкнулись с Каринкой. И не просто с Каринкой, а с Каринкой со шваброй в руках!
– Ты чего это? – подозрительно прищурилась Манька.
– Да так! – Каринка сделала невинное лицо и открыла балконную дверь. – Я на минуточку.
– Чего это на минуточку? – припустили мы за ней.
– Да вот интересно, дотянусь я шваброй до потолка или нет?
– А зачем тебе это?
– Ну что вы ко мне пристали? Может, я проверяю, выросла я за зиму или нет! Осенью не дотягивалась, так?
– Так! – неуверенно мявкнули мы. Никто из нас не помнил, чтобы Каринка измеряла себе рост шваброй.
– А сейчас проверим, выросла или нет.
Сестра встала на цыпочки и попыталась дотянуться шваброй до потолка. Тщетно.
– Дай мне, – попросила я.
– Нет, мне! – вцепилась в швабру Манька.
– Ну куда тебе, ты ведь ростом чуть ниже Каринки, точно не дотянешься!
– Может, у меня руки длиннее, – пропыхтела Манька.
Видимо, руки у Маньки были совсем обычные, поэтому дотянуться до потолка она не смогла. А следом настал час моего триумфа. Потому что в высоком прыжке я все-таки дотягивалась шваброй до потолка, что я с радостью и продемонстрировала.
– Видали?
– Очень надо! – фыркнула Каринка. – А я могу перегнуться через перила и свеситься вниз головой! А ты фиг сможешь, ты высоты боишься!
И они на пару с Манькой стали дразнить меня дылдой.
Спорить с ними я не умела, поэтому решила действовать. А так как высоты я панически боялась, то действовать решила хитро: ринулась в другой конец балкона и с криком: «А слабо сделать так, как я?» – просунула голову в щель между металлическими прутьями перил. Голова с трудом, но протиснулась. Стоять, согнувшись пополам, было неудобно, я встала на колени, вцепилась руками в перила и победно глянула налево.
– Ну?
Девочки какое-то время издали с любопытством разглядывали меня.
– И что в этом такого интересного? – наконец отозвалась сестра.
– Ну как же, вот я и перевесилась, – фыркнула я и попыталась втянуть голову обратно.
По изменившемуся выражению моего лица девочки поняли – что-то тут не так.
– И чего? – на всякий случай полюбопытствовала Манька.
– Это… – забегала я глазами. – Не могу вытащить голову!
– То есть как это не можешь?
– Застряла! – Я дернулась со всей силы и взвыла – прутья больно упирались в уши.
Девочки рьяно кинулись меня спасать. Сначала они вцепились мне в плечи и попытались силой втащить обратно.
– Ты только потерпи чуточку, – уговаривала меня Манька.
– А-а-а-а-а-а, – орала я, – не трогайте меня, бо-о-ольно!
– Надо ей на голову надавливать руками, – внесла рацпредложение Каринка, – Мань, ты тяни ее за плечи, а я буду надавливать.
И, свесившись через перила, сестра вцепилась пальцами мне в глаза.
– На счет «три» я надавливаю, а ты тянешь! – велела она Мане. – Раз! Два! Три-и-и-и!
– И-и-и-и-и, – забилась я в истерике, – вы мне уши поцарапали-и-и-и-и!!!
