Юлий Цезарь - Сергей Утченко

Таким образом, в работе Сайма дана чрезвычайно осторожная и сдержанная оценка Цезаря. Он даже не удостоен звания «революционера», хотя гражданскую войну после смерти Цезаря Сайм рассматривает как дальнейшее углубление революции, а «наследник Цезаря», т. е. Октавиан, расценивается как «революционный вождь». Что касается якобы стремлений Цезаря создать из Рима монархию эллинистического образца, то Сайм считает — и, надо сказать, не без оснований — все эти планы и идеи явным домыслом историков нашего времени.

В 40–х годах XX в. вышла в свет капитальная монография советского исследователя Н.А. Машкина «Принципат Августа». В этой работе оценке исторического значения личности и деятельности Цезаря посвящено три главы: «Историография XIX–XX вв. о деятельности Цезаря», «Власть Цезаря» и «Социальные основы римского цезаризма». Естественно, что в данном случае наибольший интерес представляют для нас две последние главы.

Н.А. Машкин справедливо указывает, что в почти необозримой литературе, посвященной Цезарю, наименее освещенным оказался вопрос о социальной сущности политики Цезаря. Анализ этого большого и сложного вопроса он начинает с определения характера власти Цезаря. Отметив, что в оформлении власти Цезарь в общем шел по пути своих предшественников, т. е. сосредоточивал в своих руках все важнейшие магистратуры, полномочия и титулы, Н.А. Машкин одновременно подчеркивает, что суть дела заключалась не в этом. Благодаря подобному сосредоточению полномочий и почетных званий власть Цезаря выходила за рамки магистратских обязанностей; она как бы олицетворяла и санкционировала исконную патриархальную связь потомка Энея и вместе с тем родственника знаменитого Мария с самим римским народом. Если на такую связь указывает титул «отца отечества» (parens patriae), то для войска, возможно, аналогичный смысл заключается в титуле «императора».

Но Цезарь, по мнению исследователя, не хотел ограничиться совмещением в своих руках различных магистратур и нагромождением различных титулов. «Он открыто стремился к неприкрытой монархической власти, к тому, чтобы его официально провозгласили царем». Это — несомненно; вопрос лишь в том, зародились ли у Цезаря монархические устремления, как считают некоторые исследователи, с ранних лет или только в конце его жизни. Отвечая на этот вопрос, Н. А. Машкин говорит, что прежде всего следует отказаться от телеологического подхода и что нет оснований особо выделять Цезаря из круга его современников. Он, как и многие люди его уровня, стремился к укреплению своего положения, своей популярности, но о захвате единоличной власти он начал думать лишь тогда, когда под его командованием сосредоточились крупные военные силы и он стал обладателем огромных средств. Но и тогда на разрыв с Помпеем он пошел не без колебаний.

Цезарь ничего не имел против и даже сам содействовал религиозному оформлению своей власти, Наряду с указанием на военные заслуги он ссылается с не меньшей гордостью на божественное происхождение своего рода и свое жреческое достоинство. Н.А. Машкин считает, что Цезарь был обожествлен еще при жизни, и это следует рассматривать как проявление монархического начала. Но поскольку монархический идеал противоречил римским традициям, то правы те исследователи (Р.Ю. Виппер, Эд. Мейер), которые усматривают здесь влияние эллинистического Востока.

Монархические тенденции Цезаря нельзя, однако, считать выражением только его честолюбивых замыслов; они были социально обусловлены. Цезарь шел к единовластию потому, что он «так понял интересы тех групп рабовладельцев, на которые он опирался». На кого же он опирался?

Отвечая на этот вопрос, Н.А. Машкин начинает «с анализа понятия «цезаризм». На этом понятии, на проблеме цезаризма мы остановимся в дальнейшем, сейчас же нас интересует конкретный ответ исследователя на поставленный вопрос. Он считает, что Цезарь начинал как вождь популяров, но вместе с тем «плебс не был ни единственной, ни главной опорой Цезаря». Он имел немало сторонников в италийских муниципиях, за ним стояли и определенные круги провинциального населения. Политика Цезаря в отношении муниципий определялась его обязательствами патрона, а в отношении провинций — широким распространением прав римского и латинского гражданства, а также выведением колоний. Это были «серьезные мероприятия, направленные к превращению Рима из города — государства, владеющего провинциями как своими поместьями, в единое государство с равноправными территориальными областями».

Цезарь покровительствовал различного рода дельцам, и вокруг него группировались определенные круги римских всадников, богатых муниципалов, знатных романизовавшихся провинциалов. Весьма сложными были его отношения с господствующим сенатским сословием. Несмотря на его «политику милосердия», значительная часть сенаторов относилась к нему подозрительно. Эти чувства явно усилились к концу жизни Цезаря в связи с его монархическими замашками. Он не имел поэтому достаточно прочной социальной опоры, его «партия» была многочисленной, но слишком разнородной. Главную опору Цезарь нашел в армии, причем армия была ему необходима не только для победы над противниками, но и для укрепления его авторитета среди гражданского населения.

В заключение всего экскурса Н.А. Машкин поднимает вопрос о политических формах, характерных для античности. По его мнению, таких форм существовало лишь две: город — государство с его, как правило, республиканским (демократическим или аристократическим) устройством и монархия. Поэтому переход от города — государства был возможен только к монархии, а в этой монархии должен был раствориться сам Рим, который в лучшем случае мог остаться лишь столицей мирового государства. И наконец, «переход к монархии был вызван и социальными причинами: военная диктатура должна была оградить государство от массовых восстаний рабов и свободной бедноты».

Таким образом, в обзоре существующих в новой историографии точек зрения и оценок Цезаря мы подошли к 50–м годам нашего века. Что касается последних двадцати пяти лет (или третьей четверти века), то здесь прежде всего необходима ставшая уже почти традиционной оговорка о необозримости литературы. До сих пор мы останавливались лишь на тех работах или тех концепциях, которые вносили нечто новое по сравнению с ранее высказанными взглядами и пользовались по этой причине наибольшим признанием. Аналогичным образом следовало бы поступать по отношению к новейшей историографии. Однако это не так просто. Не так просто хотя бы потому, что, пожалуй, все мыслимые и возможные оценки уже высказаны и ничего в полном смысле нового ожидать не приходится.

Можно лишь — да и то с некоторыми оговорками — проследить две тенденции. Одна из них характеризуется стремлением к трезвым, умеренным и по возможности объективным выводам (с учетом социальных отношений и борьбы в условиях римского общества). Но наряду с этим в современной зарубежной историографии сохраняется или, быть может, возрождается уже известное нам апологетическое (с сильным уклоном в телеологию) направление. Попытаемся рассмотреть некоторые из ныне существующих концепций.

Но и в этом случае, как сказано, необходимы оговорки. Нет, конечно, ни малейшей возможности остановиться на тех взглядах и оценках, которые высказывались в многочисленных трудах общего характера, хотя они в ряде случаев представляют определенный интерес. Не будем останавливаться и на тех иногда очень ценных работах, где вопрос о Цезаре, о его личности и деятельности рассматривается в связи с отдельными, частными проблемами, например: Цезарь и идея империи; обожествление Цезаря; военное искусство Цезаря; Цезарь и Галлия; Цезарь и Помпей (гражданская война); Цезарь и Цицерон; Цезарь как источник и т. п.

Остановимся в заключение на современных работах того жанра, к которому принадлежит и наша книга, — на историко — биографическом очерке. Этот жанр пользуется в настоящее время особой популярностью и признанием. Из многочисленных биографических очерков, посвященных Цезарю, выберем две наиболее известные работы, тем более что в этих работах наглядно отражены обе отмеченные выше тенденции.

Мы имеем в виду прежде всего биографию Цезаря, написанную М. Гельцером. Книга выдержала несколько изданий. Уже одно это свидетельствует об определенном успехе и подтверждает мнение об ее авторе как о маститом ученом, крупнейшем знатоке эпохи поздней республики. В книге не только достаточно полно отражены жизненный путь и деятельность Цезаря, но и дана общая картина римского общества I в. до н. э. К каким же выводам и оценкам приходит М. Гельцер?

Несмотря на катастрофу 44 г… Цезарь, по его мнению, остается победителем, ибо политика последующего времени развивается по направлениям, проложенным Цезарем. Если его ближайший преемник Октавиан, учтя опыт прошлого, использовал менее крутые формы господства, то все же империя утвердилась на основах, созданных именно Цезарем. Вместо олигархии, покоящейся, однако, на народных выборах, возникает теперь военная монархия, единственным фактором власти в которой оказывается воля правителя, осуществляемая при опоре на армию. Но зато эта монархия смогла обеспечить для измученных ужасами гражданской войны людей «спокойствие в Италии, мир в провинциях, благоденствие всей империи».