Морпех Рейха - Влад Тепеш

— Что это такое? — спросил я.

— Хм… Первый раз видите?

— Я все тут первый раз вижу!

— Это сонар-сканирующий резонатор Дойла с модулем первичной обработки фирмы «Таубе механикс», заправленный составом Ринзера. Короче говоря, вам понравится, вы вылезать не захотите.

Я с подозрением покосился вниз, и сунул палец в щель между лежаком и стенкой. Жидкость приятно похолодила палец и он сразу потерял чувствительность. Да, это будет очень в тему…

Тем временем одна медсестра вынула ножницы и принялась разрезать штанину. Ну да, меня не сунут в ванную в одежде… Доннерветтер, пистолет в ботинке скрыть не удастся.

Как только дошла очередь до обуви, я сказал усталым голосом:

— Аккуратно с пистолетом, я не помню, ставил ли его на предохранитель…

Надеюсь, так будет выглядеть, будто я просто сунул пистолет в ботинок еще «там» и потом забыл вынуть, а не как умышленная попытка пронести оружие.

— Я возьму, — сказал один охранник, передал другому ружье, подошел и вынул пистолет из ботинка.

Затем мне на шее закрепили надувной воротник, уложили на лежак и начали спуск в жидкость. Все мое тело быстро потеряло чувствительность, и только отзвуки боли остались глубоко внутри. Какое невероятное облегчение.

Тем временем медик, которого я уже не видел, а только слышал, принялся клацать по клавиатуре, сопровождая это репликами «ого!», «да уж» и «ничего себе».

— Все очень хреново? — спросил я.

— Ну-у-у… Скорее наоборот. Все очень чудесно. У вас повреждена большая часть ребер, обширные ушибы и гематомы, и при этом ни одного перелома. Трещин много, как спереди, так и сзади, и я просто не представляю себе, как можно заработать столько трещин… Для этого надо упасть плашмя одновременно ничком и навзничь, что само по себе уже парадокс. Гретхен, дыхательные трубки! Так, сейчас мы вас погрузим полностью, чтобы просканировать голову. Главное — держите глаза закрытыми. Состав Ринзера глазам не повредит, но вы потеряете возможность фокусировать взгляд на несколько часов.

Медсестра напялила мне на лицо зажимы, вставила в ноздри и рот трубки, затем прицепила на нос что-то вроде прищепки и открутила пробку в воротнике, спустив воздух.

Блаженство полной нечувствительности ко всему на свете охватило меня полностью.

Некоторое время спустя начался плавный подъем.

— Глаза не открывайте! — услышал я голос, словно издалека, и дождался, пока с меня теплой водой смывают состав.

Затем мне закапали что-то в уши, и звуки вновь стали четкими.

— Можете открыть глаза. Как вы себя чувствуете?

— Лучше. Ломота во всем теле, но ничего не болит.

— Это нормально. Пока вы купались, мы при помощи модуля Таубе ввели вам регенерирующие энзимы, так что в трещинах уже начался процесс консолидации. Сейчас мы сделаем вам эластичный корсет, рекомендую носить его минимум два дня.

Процесс занял минут двадцать, после чего меня одели в халат и теплые тапочки.

— Так, думаю, первый этап лечения мы закончили, — сказал врач. — Есть какие-нибудь жалобы?

— Нет. Только горло пересохло.

Медсестра моментально принесла мне минералку.

— Спасибо.

— Вы в состоянии воспринимать важную информацию или нуждаетесь в отдыхе?

— В состоянии.

— У вас внутри черепа наблюдается металлический предмет диаметром в несколько миллиметров. Судя по всем признакам, в том числе по заросшей соединительной тканью пробоине, это осколочное проникающее ранение. Вы знаете об этом?

— Э-э-э… Я получил его недавно?

Врач покачал головой:

— Нет, несколько месяцев, полагаю. Рана зажила, осколок находится в мягкой мозговой оболочке, возле самого мозга, но не достал до него, и там имеется небольшое образование соединительной ткани. У вас не заметны никакие признаки повреждения мозга, но на вашем месте я бы проконсультировался с профильными специалистами. В данный момент же это вам ничем не угрожает.

— Понятно. Что еще?

— Я не обнаружил никаких серьезных отклонений в вашем организме. Мне известно, что вас вытащили из лаборатории, где проводились запрещенные опыты, я получил инструкцию найти следы эксперимента или тауматургического ритуала, но ничего не нашел. Вы уверены, что над вами действительно провели какой-либо ритуал?

— М-м-м… был уверен.

— Понятно. На этом в данный момент у меня все, я буду наблюдать вас еще несколько дней, но прямо сейчас сделано все, что необходимо. Настоятельно рекомендую воздержаться от активных действий и в течение ближайших суток сохранять минимальную активность. Прямо сейчас у вас крайне притуплена активность нервных окончаний почти во всем теле, и вы можете не получать адекватные сигналы о воздействии на ваше тело… Ну, возьметесь за горячее и не почувствуете. Например, модуль Таубе вводил вам энзимы при помощи игл, и вы ничего не почувствовали, понимаете?

— Короче, не рыпаться, не хватать руками за все подряд, а просто лечь и лежать?

— Вроде того. Еще мне сообщили, что у его светлости к вам имеется очень серьезный разговор, который также важен и для вас. Вы дееспособны? В состоянии трезво мыслить, отвечать на вопросы и все такое?

— А что, у вас есть подозрения в обратном?

— О, ирония — это хороший признак. Попытайтесь самостоятельно пересесть в кресло-каталку, а мы подстрахуем, если что.

Я сел в кресло без особых затруднений, хотя для виду на всякий случай сделал это медленно и будто бы неуверенно: пусть охрана думает, что я совсем доходяга. Я, конечно, и правда доходяга, но теперь, когда каждое движение не отдает болью, обнаружил в себе кое-какие резервы.

Медсестра повезла меня на каталке по длинному коридору, оба охранника двинулись следом. Коридор, к слову, отделан очень стильно и, видимо, дорого. Вот и большая двустворчатая дверь.

Внутри меня уже ждали аж четыре человека, не считая двух охранников и еще кого-то типа секретаря: граф, те самые двое молодых людей и еще один, средних лет, одетый в рубашку с галстуком и с кобурой подмышкой. Этот, четвертый, оказался единственным очкариком из всех и при этом его внешность показалась мне наиболее невыразительной. Все четверо сидят за столом из очень дорогого сорта дерева, секретарь — тоже с галстуком, но без пистолета — и охранники стоят, секретарь позади четверки, охранники с «ружьями» — у стен слева и справа от меня. Медсестра ушла, у меня за спиной никого нет, и это позволяет мне чувствовать себя чуть комфортнее. Если граф умышленно не стал ставить никого вне моего поля зрения — тогда моя ему за это признательность.

— Добро пожаловать во владения Дома Айзенштайн, — сказал тот, кого я определил как графа. — Я — глава дома, Ригвальд Айзенштайн, а это мои сыновья Рутгер и Эрих, и начальник моей службы безопасности Харриман.

— Спасибо.