Изгои - Анвар Кураев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мама говорит, что твой отец теперь коммерсант! – сказал Шмель.
– Как это? – спросил Коля.
– Это когда занимаешься всяким бизнесом и ездишь на иномарках, и ты очень богатый.
– Понятно. Мой папа, что, богатый?
– Все коммерсанты козлы. И их всех нужно расстрелять, как при Сталине! Так мой папа говорит. – неожиданно сказал Молчун.
– Сам ты козёл! – разозлился Бык.
Оба вскочили с лавки и встали друг напротив друга. Красные от злости и готовые к драке. Коля чувствовал такую злость и обиду в первый раз. Он никак не ожидал услышать подобное от своего друга.
– Эй, стойте! Не деритесь! – Шмель встал посреди друзей и прокричал это с такой искренностью, на которую способны только дети. В его глазах стояли слёзы, а Бык вдруг почувствовал себя неловко. И ему стало стыдно за то, что вмиг они с Молчуном стали чуть ли не смертельными врагами. И Молчун тоже как-то стушевался.
– Да, наверное, нужно подумать… – глядя в пол, проговорил Коля.
– Почему твой папа так не любит коммерсантов? – спросил Шмель у Молчуна.
– Он говорит, что это они союз развалили. И что это из-за них сейчас цены семизначные! И работы нигде нет!
После некоторой паузы Шмель обратился к нему:
– Твой папа союз разваливал?
– Не знаю…
– А про цены что-нибудь знаешь?
– Тоже не знаю…
– Ты можешь спросить у него?
– Могу…
– Давайте так – Коля спросит у папы про всё это, и мы потом решим, кто прав. А пока – мир!
Все пожали друг другу руки и разошлись по домам, а поздно вечером, когда папа сидел один на кухне и курил, Коля решительно набрал воздуха в грудь и спросил:
– Папа, а это ты вместе с остальными коммерсантами союз развалил?
Папа негромко рассмеялся и сказал:
– Чувствую чужое влияние… ты где такого нахватался, сынок?
– Так во дворе про всех коммерсантов говорят! А ещё говорят, что ты тоже коммерсант!
– Хм…ну одно я тебе могу сказать точно – лично я союз не разваливал!
– Кто тогда?
– Сложно сказать… в какой-то момент мы прошли точку невозврата… только в какой именно? Горбачёв, конечно, внёс свою лепту. Но не он один.
– И почему ты сейчас коммерсант?
– Понимаешь, сын, сейчас союза больше нет. И каждый заново должен искать своё место в этой жизни. И так уж получается, что лучше всего сейчас живётся тем, кто строит бизнес. Мы собрались со всеми моими старыми коллегами и решили так. Время такое. Пока есть возможность – нужно забирать. А то другие заберут. А кто эти другие и как они будут с нами обращаться – неизвестно. Так что лучше мы заберём…
– Что заберёте? У кого?
– Да всякое, сын. Заводы, шахты, предприятия…
– У кого?
– В том и дело, что ни у кого. Сейчас это ничьё по сути. Подрастешь – поймёшь.
– А цены почему такие высокие? Это вы так сделали?
– Цены? Да рубль никому не нужен, вот и высокие цены. А что тебе цены? У нас же всё есть вроде…
– Ну, это не ты их так?
– Нет, сынок, не я… – опять засмеялся папа. – Знаешь, если бы я знал, как сделать, чтобы все вокруг были счастливы, я бы сделал. Но я не знаю. Да и никто не знает…
Молчун
Они решились на вылазку.
Пришлось привязать каждого из его группы и вставить кляп. Им всем было страшно оставлять людей связанными по рукам и ногам, да ещё и с кляпом, на неопределённое время. Если кому-то из пленных станет плохо – никто не сможет помочь. Да ещё и этот раненый. Он вообще мог умереть. Но другого способа придумать не смогли, и решили рискнуть.
Молчун, Бык и полковник сели в кузов фургона, а Саня – за руль. Оба друга взяли чужую экипировку и оружие. Перед боем, как всегда, навалилось тяжкое ожидание неизбежного.
Молчун попытался вспомнить лучшие моменты из прожитого, чтобы отвлечься от тягостных мыслей. Тёплые руки жены, обнимающие его в последний раз. Нужно было остаться с ней тогда. Работа тренером в фонде помощи детям из неблагополучных семей. Бесплатно. Но это было лучшее, что он делал в своей жизни. Не просто тренировал. Он чувствовал этих детей. Володя видел в их глазах те же сомнения, что когда-то испытал сам. Те же мысли – будто это они виноваты, что родители такие. И ту же надежду, что когда-нибудь папа, или мама, изменятся, и всё станет хорошо, как раньше. Он помнил, что эта надежда не угасала никогда. Даже в самые страшные моменты избиения. Даже в те моменты, когда ребёнок избавлялся от гнёта – просто становился сильнее родителя, или уезжал – он всё равно надеялся и любил в глубине души.
1992 год
Дома было хуже всего, поэтому Молчун вышел во двор. Там было чуть полегче. Вчера вечером, когда он пересказал папе всё то, что Бык выяснил по поводу его отца и коммерции, папа очень сильно разозлился и сразу принялся его бить. Даже за ремнём не сходил, а ударил сразу рукой. «Ты кому веришь?!» – кричал папа. «Ты что, совсем прогнил, гадёныш?!» И много чего ещё. Володя не понимал, за что его бьют. Ведь он всего лишь рассказал то, что узнал. Он был ни в чём не виноват, никого не предавал, а его всё равно лупили. Было больно. И было стыдно. Молчун не понимал, почему ему стыдно. Но избавиться от этого ощущения он не мог. Это давило всё время. Дома ему казалось, что его здесь терпят через силу, только потому, что не положено своих детей выгонять. А на улице ему казалось, что все всё знают. И было тяжело встречаться взглядом с соседями. И даже со случайными прохожими. Он заметил Шмеля – тот сидел на лавочке и молча ждал его, не поднимая глаз.
– Привет, Коля придёт позже. У него английский. – сухо поприветствовал Шмель. И добавил: – Я всё слышал. Пойдём отсюда.
Они зашли в лесок, где обычно играли, и Шмель спросил:
– Что, сильно досталось?
– Да.
– Мои родители тоже слышали и сказали – твой папа не понимает, что делает.
Володя молчал.
– Мне сегодня папа сказал, что взрослые тоже не всегда всё правильно делают. И вчера твой отец сделал всё неправильно. А ещё он сказал, что мы в любой ситуации должны поддерживать друг друга, раз мы друзья. Так что мы будем тебя поддерживать.
