Избранное - Хафиз Хорезми

— ему счастье вернут.

Цену хворям-недугам знает только беда:

Стали беды мне другом в доле бедствий и смут.

Душу мучает жженье — ярый пламень любви:

Где свеча — там горенье,— что горит — то и жгут.

Тяжко плакать мне будет на пороге твоем,

Но меня же осудит злой молвы пересуд.

Ты стезею гуляки из Хорезма ступай,—

Пусть Хафиза в Ираке и в Ширазе почтут.

* * *

Похитившая сердце лань бежит, не слыша зова,—

Как ни молю я: «Перестань!»,— умчаться вновь готова.

Душа, как птица, рвется прочь из тесной клетки плоти,

Она взлетает день и ночь над домом птицелова.

Да будет милостива власть властительного сердца,

Готов я пред тобою пасть, влачась во прахе снова.

Душа влюбленного чиста, чужда она мирскому:

Вороне сокол — не чета,— ведь он не ест гнилого!..

И если стрелы ста невзгод любимая послала,

Все беды любящий снесет, как мука ни сурова.

Ты петь Хафиза попроси лишь на наречье тюрок,—

Хафиз Ширазский на фарси пропел иное слово!

* * *

Когда в пиру ни одного бурлящего фиала нет,

Тогда и пиршество мертво — порядка в нем нимало нет.

Ты всех желаний существо в хмелящем кубке обретешь,—

Иначе в жизни ничего, что жизнь бы украшало, нет.

Я обошел весь мир земной — сады, цветущие весной,—

Там роз, увы, прельщенных мной, чей лик расцвел бы ало, нет.

Поверь, мне не найти речей — свет лика, тьму кудрей воспеть,—

Таких лучей, таких ночей любовь еще не знала, нет!

Все дни в моих мечтах о ней барахтаюсь я в бездне бед:

У бед, как и у бега дней, ни края, ни начала нет.

Мечтаю я и день и ночь о счастье ее рдяных уст,

Мой дух из уст исходит прочь, а счастья даже мало нет.

От нечестивых глаз, Хафиз, ты милосердия не жди:

В них веры ты найти не тщись — ее там не бывало, нет!

* * *

Где ты — там солнце и луна, их свет с высот излишни,

А там, где бровь твоя видна, михраба свод — излишний.

Где завитки твоих волос и алый лик твой рдеет,

Не надо там ни трав, ни роз; все, что цветет, излишне.

А сладостным устам твоим дано пленять влюбленных:

И сахар уж не нужен им, шербет и мед — излишни.

На свитке — на лице моем потоки слез кровавых,

И краской выводить на нем узор-развод излишне.

Потоки слез текут на грудь и плещутся, как море,

А мне до времени тонуть в пучине вод излишне!

Что ж ты и взором не ведешь, мой друг, отнявши сердце,—

Тому, кто предан и пригож, вражда и гнет излишни.

Хафиз к порогу твоему пришел — к твоим собакам,—

При шейхе состоять ему, который лжет, излишне!

* * *

Со мной и мига не была вдвоем ты никогда, увы,—

Вот так вся жизнь моя текла, спокойствия чужда, увы.

Порой и отличит иных — счастливой долей одарит,

Но будь уверен: доля их не будет не худа, увы.

Любовной негою вовек бывал расцвечен сад души,—

В садах тобой даримых нег — весны нет и следа, увы.

И ни на миг на свой порог не выйдешь ты, мой кипарис,

Пока кровавых слез поток я не пролью туда, увы.

От пик ресниц твоих истечь мне алой кровью суждено,—

Не причинит и грозный меч столь тяжкого вреда, увы.

Прожжет все камни и гранит мой пламенно-горячий стон,

Но твою душу не пронзит: душа твоя тверда, увы.

Где на земле — в какой глуши, Хафиз, ты волю обретешь?—

Твоей душе без той души не деться никуда, увы.

* * *

Нет, мне возлюбленной нигде во всей вселенной не найти,

И состраданья мне в беде юдоли бренной не найти.

Я ценности души самой раскинул людям напоказ,

Но покупателя на мой товар бесценный не найти.

Моим очам неведом сон, а счастье мое крепко спит,

Увы, счастливых мне времен — судьбы блаженной не найти.

И стон мой горький одинок — десница бедствий тяжела,

И весь я кровью уж истек, а несравненной — не найти.

Как ни клянет меня, презрев, как сердце ни гнетет она,

Управы мне на ее гнев, столь дерзновенный, не найти.

И, как Хафиз ни изможден, безжалостной его не жаль,

Хотя столь преданных, как он, всегда смиренный, не найти!

* * *

Твои глаза и брови — знак щедрот предвечного пера:

Дивятся живописцы — как искусность их творца щедра!

Таящий серебро рудник всегда сокрыт среди камней,

А камень сердца — сердолик — в тебе, как в слитке серебра.

Мой стон бы сердце твое сжег, оставив в нем палящий след,

Когда бы камень жечь он мог, застывший, как гранит-гора.

Я от мучений и обид, увы, расстанусь с головой,—

Как камень, в сердце боль лежит, и моя участь недобра.