Стихотворения. Поэмы - Борис Корнилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
<1930>
Война
Я снова тебя беспокою, жена.Неслаженной песней, не славной,И в черные дебри несчастий онаУходит от буквы заглавной.Жена моя!Видишь ли — мне не до сна,Меня подозренье тревожит.Жена моя!Белая полночь ясна,Она меня спрятать не может,Она застывает, над миром вися,И старые ставни колышет,Огромная вся и ненужная вся,Она ничего не услышит.И звякнет последняя пуля стрелка,И кровь мою на землю выльет;Свистя, упадет и повиснет рука,Пробитая в локте навылет.Или — ты подумай —Сверкнет под ножомМоя синеватая шея.И нож упадет, извиваясь ужом,От крови моей хорошея.Потом заржавеет,На нем через годКровавые выступят пятна.Я их не увижу,Я пущен в расходИ это совсем непонятно.Примятая смертью, восходит трава.Встает над полянами дыбом,Моя в ней течет и плывет голова,А тело заброшено рыбам.Жена моя!Встань, подойди, посмотри,Мне душно, мне сыро и плохо.Две кости и череп,И черви внутри,Под шишками чертополоха.И птиц надо мною повисла толпа,Гремя составными крылами.И тело мое,Кровожадна, слепа,Трехпалыми топчет ногами.На пять километровИ дальше кругом.Шипя, освещает зарницаНасильственной смертиЩербатым клыкомРазбитые вдребезги лица.Убийства с безумьем кромешного смесь,Ужасную бестолочь бояИ тяжкую злобу, которая здесьЛетит, задыхаясь и воя,И кровь на линючие травы лияСквозь золотую, густую.Жена моя!Песня плохая моя,Последняя,Я протестую!
<1930>
Военная песня
Как на ворога, на гада,через дым, через полявышла конная бригада,прахом по полю пыля.
Ну — скажу вам — публика!Ей ли тужить?За спиной республикапродолжает жить.
Зарево кровьюзаливает их,Советская Республика,сыновей твоих.
Покачнулись конники,охнули бойцы,грянули гармоникитогда во все концы.
— Юнкера-голубчики,напомажен чуб,чубарики, чубчики,вам карачун.
Мало мы трепали вас,господа паны,стукнем черепами вас,сукины сыны.
Айда, бойцы,заряди наганы,во все концышевели ногами…
Так летели вдаль они,через все мосты,нарядив медалямиконские хвосты.
Нарядив погонамисобачьи зады —хвастая погонямина всякие лады.
Лошадей не пятили,падая в дыму,все мои приятели —один к одному.
Ну — скажу вам — публика!Ей ли тужить?За спиной республикапродолжает жить…
1930
«До земли опуская длани…»
До земли опуская длани,сам опухший, как бы со сна,он шагает — управделами, —и встречает его жена.
Голубые звенят тарелки,половик шелестит под ногой,на стене часовые стрелкискучно ходят одна за другой.
И тускнеют цветы на обояхот клопиной ночной беды —вы спокойны,для вас обоихвремя отдыха и еды.
Сам поести уйдет за полог,сон приходит, сопя и гремя,этот вечер недорог и долог,этот сумракстоит стоймя.
Что за черт…За стеной фортепьяно,звезды ползают,сон в саду,за твоею тоской, Татьяна,неожиданно я приду.
Намекну, что хорошее лето,замечательно при луне,только знаю, что ты на этоничего не ответишь мне.
Что же ты?Отвечай со зла хоть,стынут руки твои, как медь, —научилась ли за год плакать, —разучилась ли за год петь?
Скажешь:— Надо совсем проститься,я теперь не одна живу…Все же с кофты твоей из ситцалепестки упадут в траву.
И завянут они, измяты,и запахнут они сейчас —этот запах любви и мятына минуту задушит нас.
И уйду я, шатаясь пьяно,а дорога моя тесна:не до сна мне теперь, Татьяна,года на три мне не до сна.
1930
Дед
Что же в нем такого —в рваном и нищем?На подбородке — волос кусты,от подбородка разит винищем,кислыми щамина полверсты.
В животе раздолье —холодно и пусто,как большая осеньяровых полей…Нынче — капуста,завтра — капуста,послезавтра — тех же щейда пожиже влей.
В результате липнет тоска, как зараза,плачем детейи мольбы жены,на прикрытье бедностидеда Тарасагосподом богомпосланы штаны.У людей, как у людей, —летом тянет жилырусский, несуразный, дикий труд,чтобы зимою со спокоем жили —с печки на полати, обычный маршрут.
Только дед от бедностиходит — руки за спину,смотрит на соседей:чай да сахар, хлеб да квас… —морду синеватую, тяжелую, заспаннуюморду выставляя напоказ.
Он идет по первому порядку деревни —на дорогу ссыпано золото осин.— Где мои соседи?— В поле, на дворе они,Якова Корнилова разнесчастный сын.
И тебе навстречу,жирами распарена,по первому порядку своих деревеньвыплывает туша розовая барина — цепка золотая по жилету, как ремень.
Он глядит зелеными зернышками мака,он бормочет — барин — раздувая нос:— Здравствуй, нерадивая собака,пес…
Это злобу внука,ненависть волчьюдед поднимает в моей крови,на пустом животе ползая за сволочью:— Божескую милость собаке яви…
Я ее, густую, страшной песней выльюна поля тяжелыев черный хлеб и квас,чтобы встал с колен он,весь покрытый пылью,нерадивый дед мой —Корнилов Тарас.
1930
Качка на Каспийском море
За кормою вода густая —солона она, зелена,неожиданно вырастая,на дыбы поднялась она,и, качаясь, идут валыот Бакудо Махач-Калы.
Мы теперь не поем, не спорим —мы водою увлечены;ходят волны Каспийским моремнебывалой величины.
А потом —затихают воды —ночь каспийская,мертвая зыбь;знаменуя красу природы,звезды высыпали, как сыпь;от Махач-Калыдо Бакулуны плавают на боку.
Я стою себе, успокоясь,я насмешливо щурю глаз —мне Каспийское море по пояс,нипочем…Уверяю вас.
Нас не так на земле качало,нас мотало кругом во мгле —качка в море берет начало,а бесчинствует на земле.Нас качало в казачьих седлах,только стыла по жилам кровь,мы любили девчонок подлых —нас укачивала любовь.
Водка, что ли, еще?И водка —спирт горячий, зеленый, злой;нас качало в пирушках вот как —с боку на боки с ног долой…Только звезды летят картечью,говорят мне… — Иди, усни…Дом, качаясь, идет навстречу,сам качаешься, черт возьми…
Стынет сольдевятого потана протравленной коже спины,и качает меня работалучше спиртаи лучше войны.
Что мне море?Какое деломне до этойзеленой беды?
Соль тяжелого, сбитого теласолонее морской воды.
Что мне (спрашиваю я), еслинаши зубыкак пена белы —и качаются наши песниот Бакудо Махач-Калы.
1930
