Астральная Упанишада. Хроники затомиса - Александр Беляев

Тут его ностальгические мысли были прерваны самым неожиданным образом, поскольку доселе полное безлюдье города нарушилось самым неожиданным образом. В высоком полусгнившем заборе, окружавшем памятное здание и обрывавшемся прямо в воду открылась дверца. Андрей был готов поклясться, что раньше никакой дверцы в этом заборе не существовало, да и зачем она была здесь нужна, если забор обрывался прямо в воду? Тем не менее, дверца открылась (Андрей проплывал в своей вагонетке очень медленно на высоте 10 – 12 метров) и из нее вышли и преспокойно вступили прямо на гладь канала, нисколько не погрузившись в воду, два человека. Один – взрослый в черном монашеском плаще с капюшоном, из-под которого почти не видно было лица, и второй – ребенок в клетчатой ковбойке с короткими рукавами и серых шортиках. В этих двух Андрей без труда узнал черного магистра и самого себя лет десяти. И снова, как при их последней встрече, Андрей увидел в руках мальчика круглый предмет – как он полагал – некую миниатюрную копию Меркабы, правда разглядеть, действительно ли это она – было невозможно.

«А Галке-то не привиделось, – мелькнуло в голове Андрея. – Выходит, они все же встретились»!

В этот момент человек в капюшоне поднял голову и несомненно увидел Андрея, что-то тихо сказав на ухо мальчику, указывая в сторону нашего героя пальцем. Мальчик тоже поднял голову и с интересом взглянул на своего проплывающего над головой двойника – и хотя выражение лица его с такой высоты было трудно разглядеть, Андрею показалось, что мальчик как-то нехорошо улыбнулся. Затем он направил в сторону Андрея блестящий предмет и как-то по-особому повернул его другой рукой, как крутят кубик Рубика.

Непонятно, чего он хотел добиться, но от этого движения вагонетку швырнуло куда-то в сторону и вверх, словно какая-то неведомая сила изогнула монорельсовую дорогу под углом в 90 градусов. Когда после встряски Андрей пришел в себя, то увидел, что снова проплывает на высоте 12—15 этажного дома, склад и нежданные знакомые скрылись из глаз, и как раз под ним находится Нева и знаменитый медный всадник. И еще, Андрею показалось, что до его слуха донесся недовольный возглас черного магистра: «Ну что ж ты, опять перелет».

Не успел Андрей предаться размышлениям по поводу уведенного, как в пространстве развернулась метаморфоза, и это странное явление (хотя все, с чем сталкивался Андрей в последнее время можно было назвать странным) приблизительно состояло в следующем.

Все началось с того, что буквально на секунду вокруг медного всадника возникла прозрачно-зеркальная штука – чрезвычайно сложный многогранник, в котором Андрей, правда не без труда узнал Меркабу, в недра которой он погружался несколько дней назад, но гораздо меньших размеров, поэтому содержание граней-ячеек было невозможно разглядеть. Затем внутри Меркабы произошло движение – какие-то ячейки переместились, какие-то совместились, Меркаба лопнула и бесчисленное количество ячеек сформировали что-то вроде смерча вокруг медного всадника, при этом Андрей был уверен, что каждая ячейка содержит элемент какого-то события, возможно каким-то образом связанного с жизнью Андрея, хотя разглядеть это было невозможно.

Дальнейшие события развивались со стремительной быстротой. Город, такой цельный и устойчивый, правда не совсем реальный в силу наплывающих картинок, вдруг стал втягиваться в этот смерч, предварительно дробясь на аналогичные ячейки, тая, словно сахар в кипятке. Картина, развернувшаяся под Андреем, была поистине Апокалиптическая, реальность исчезала прямо на глазах, но как ни странно, эта глобальная катастрофа никак не затронула Андрея – он не почувствовал даже ветерка и вагонетку даже не качнуло, словно ее окружало невидимое, но мощное защитное поле.

Тем временем вихрь, возникший из Меркабы вокруг Медного Всадника, которого уже совсем не было видно, чудовищно разрастался, параллельно тому как город таял – и не удивительно, ведь он втягивал в себя всю его материальность, распавшуюся на ячейки. Вскоре города не существовало.

Андрей толи двигался, толи стоял на своем монорельсе, протянувшимся из бесконечности в бесконечность посреди бескрайнего черного космоса, а под ним бешено вращался огромный смерч, состоящий из бесчисленного количества ячеек-осколков.

Вскоре внутри смерча возникло нечто вроде разделения, словно посреди одного движения сформировалось другое, противоположное – затем смерч разделился на два языка: светлый, сияющий, вращающийся по часовой стрелке и темный, зловещий, закручивающийся в противоположную. В дальнейшем метаморфоза проходила по следующей схеме. Движение в темном и светлом смерчах постепенно замедлилось, смерчи начали втягиваться внутрь собственных воронок и вскоре превратились в две огромные Меркабы – светлую и темную, затем они лопнули, разлетелись на мириады ячеек, и процесс развернулся в обратном порядке. Ячейки разлетелись в разные стороны, сформировав две плоскости, из которых начали выстраиваться два города, два Санкт-Петербурга, где каждый был в чем-то копией другого, а в чем-то противоположностью, как два полюса магнита, и Андрей скользил на своем монорельсе между этих полюсов, проплывая над самыми крышами как у того, так и у другого. При этом, когда он рассматривал особенности того или другого города – как он их условно обозначил – «супер» и «квази», возникало ощущение, что он смотрит на поверхность воды, в которой отражен реальный город. Когда же он оборачивал голову в сторону другого Санкт-Петербурга, то оказывалось, что и этот выглядит, как отражение, но выглядит прямо противоположно, хоть и повторяет архитектурные пропорции и особенности другого. С одной стороны ему казалось, что он может буквально дотянуться до очередной крыши, а с другой стороны, что оба города находятся в недосягаемой глубине отраженного изображения.

В чем же было сходство этих городов? Прежде всего в том, что в обеих узнавался современный Ленинград, хорошо знакомый Андрею. В чем различие? А вот этого необходимо коснуться подробнее. Общая подсветка обоих городов была совершенно противоположной и тот, что возник из левостороннего вихря, вращающегося также в левую сторону, был погружен в глубокие сумерки с каким-то лилово-красноватым оттенком, но несмотря на это, как нередко бывает в астрале, все здания и предметы казались хорошо различимыми. Андрей подумал о том, что вид этого левостороннего города во многом схож с Антимосквой, где ему уже довелось бывать: город просто давил какой-то невообразимой тяжестью, которая, казалось, просто разливалась в его атмосфере. Все здания были словно бы выполнены из серого свинца, от них веяло какой-то безнадежностью, и держалось ощущение, что в атмосфере просто разлит неслышимый крик. Все формы зданий и архитектурных ансамблей хоть и напоминали в целом подлинники, но были выполнены из разнообразных многогранников, словно художник кубист изобразил Санкт-Петербург в своей оригинальной манере. Присмотревшись внимательнее, Андрей выявил еще одно отличие от реального Ленинграда. Здесь не существовало новостроек, присутствовала только историческая, центральная часть города, и весь он был обнесен, как и Антимосква, крепостной стеной. В городе царило мрачное безлюдье, все здания глядели на Андрея темными пустыми глазницами окон, и только комплекс Петропавловской крепости и Зимний дворец поблескивали тусклыми красноватыми окнами. Было даже не ясно толи это свет изнутри, толи подсветка, хотя не существовало ни Солнца ни Луны, и над городом горели три мощных факела – над Ростральными колоннами и над шпилем Петропавловской крепости, где положено располагаться кресту.

Тут Андрей услышал глухой лязг огромных копыт и увидел первое одушевленное существо (вернее – двигающееся, поскольку оживший памятник трудно вписывался в понятие «одушевленный»). Оказалось, что постамент детища Монферана опустел и над городом, слегка задевая крыши копытами, скачет, приближаясь, громадный всадник. Правда, когда он приблизился, оказалось, что этот радикально отличается от памятника Петру первому. Андрея настигал средневековый рыцарь, облаченный в глухие доспехи, полностью скрывающие его фигуру и лицо. Подобным образом был экипирован и могучий конь, так что если бы не пустой постамент и не события, развивающиеся именно вокруг знаменитого символа Санкт-Петербурга, Андрей вполне мог принять этот памятник за аналогичный, сошедший с постамента где-нибудь в Стокгольме или Праге. Впрочем, несмотря на изменившуюся экипировку какое-то неуловимое сходство с Медным всадником все же оставалось. Памятник медленно приближался к Андрею и тот, поскольку никакого управляющего устройства его вагонетка не имела, не мог ничего предпринять, чтобы избежать зловещей встречи, хотя приближение медного гиганта не предвещала ничего хорошего. Вагонетка катила теперь слишком медленно, а всадник скакал как раз наперерез, и Андрею показалось, что он уже сжал рукоятку огромного меча и слегка вытянул его из ножен. Андрей замер в растерянности, не зная, что предпринять. С одной стороны он помнил, что в астрале, какие бы угрожающие события не происходили, на проверку оказывались обычными страшилками, и он, в очередной раз перепугавшись, оказывался в безопасности. С другой стороны, сидеть в вагонетке, ничего не предпринимая тоже казалось не разумным. Андрей подумал, что может лучше выскочить из вагонетки, если встреча окажется неминуемой, но с другой стороны, где он окажется, выпрыгнув из своего транспортного средства? Повиснет в пустоте астрального космоса или приземлится в одном из городов по левую или по правую его сторону? Разбиться он не боялся, он прекрасно понимал, что находится в иной реальности. Весь вопрос состоял в том, какой город притянет: темный, зловещий, по крышам которого скачет закованный в латы всадник, и кто знает, может и дальше будет преследовать его, словно несчастного Евгения из поэмы Пушкина, или тот, по правую руку, который мы пока умышленно не описали. Андрей замешкался, и это избавило его от необходимости принимать решение. Последний десяток метров всадник преодолел слишком быстро и, как и боялся того Андрей, выхватил меч из ножен и обрушил его – вернее постарался обрушить – на вагонетку (чудище было как раз размером с реального Медного всадника), но в последний момент Андрей успел заметить, что навстречу ему рванулся меч, словно бы сделанный из хрусталя. Оба меча встретились над головой Андрея – при этом не возникло страшного удара, который должен был прогреметь при встрече столь огромных клинков, они просто беззвучно соприкоснулись и разошлись, и только тогда Андрей увидел, что по правую руку от него находится белый всадник в сияющих доспехах, вылепленный толи из света, толи из туманного хрусталя. Тут Андрей понял, что никакого удара и не могло произойти, поскольку это только два отражения на поверхности воды, каким-то образом являющие противоположность друг другу, свели свои клинки над головой Андрея, который непонятным образом вклинился между двумя отражениями. Единственное, чем сопровождалось столкновение двух мечей, вернее отражений – это рябь, пробежавшая по обеим Санкт-Петербургам. Вслед за рябью темный Санкт-Петербург лопнул, словно зеркало на мириады осколков – из которых он, собственно и возник, а затем процесс пошел в обратную сторону: из осколков сформировался левосторонний смерч, который стал удаляться и вскоре скрылся из глаз.