Темна египетская ночь - Дия Гарина

Наверное, я все же нашел в зеркальных осколках, тот единственный, в котором отражалась обойденная пулями Ольга. Наверное. Я не помнил. Но точно знал: для того, чтобы это произошло нужно успеть… И я успел.

Знание будущего, за которое я дорого заплатил, подарило мне несколько драгоценных секунд и четкость действий. Миг – и сознание окутал сиреневый туман мгла. Другой, – и рожденный из ничего ветер вырвался из меня, набирая с каждой секундой убийственную мощь. Отброшенная воздушной волной Ольга покатилась по крыше, а нажавшего на курок охранника развернуло почти на девяносто градусов. Веер пуль хлестнул по зеркалам, раз и навсегда закрывая любопытному человечеству окно в будущее. К великому огорчению господина Ашрафа Салеха. Но куда больше чем, безнадежно испорченная машина, миллионера сейчас волновали две последние пули, выпущенные потерявшим ориентацию секьюрити. Обхватив руками окровавленный живот, Ашраф подломился в коленях и рухнул на бок. Кажется, терзаемый угрызениями совести я хотел к нему подойти, но вдруг обнаружил, что не в состоянии сдвинуться с места. Потому, что я теперь был не я, а центр воронки, вокруг которого, трубя гимн обретенной свободе, закручивался настоящий смерч. И, что самое печальное, наотрез отказывался мне подчиняться. Никакого единства, никакой связи не осталось в помине. Выпустив джина из бутылки, я потерял возможность им управлять. И хоть возле меня царило абсолютное безветрие, я понимал, что симпатии и антипатии бездушной стихии тут ни при чем – ведь в центре циклона всегда тишь. А вот чуть дальше…

Больше всех повезло Кариму. Когда воздушные потоки завязались морским узлом, он находился ближе всего ко мне, и подхваченный ветром всего лишь врезался в треножник, в который намертво вцепился обеими руками. Его архаровцам посчастливилось куда меньше. Разгулявшийся ветер смел их с крыши в одно мгновенье, должно быть, потому что они оказались на внешней границе воздушной воронки – самой стремительной и смертоносной. Остальных сила вращения приподняла над крышей и катала на ветреной карусели вместе с зеркалами. Темнота, царившая вокруг (первый же порыв ветра сорвал с золотых чаш разноцветное пламя) не была полной. Из офиса, оставшегося за пределами гулящей стихии, пробивался электрический свет, превращая крышу в театр дергающихся марионеток.

Так продолжалось некоторое время. Я стоял, тупо глядя на хаос разрушения, и не находил в голове ни одной мысли: их словно ветром сдуло. Впрочем, так оно наверно и было. Но в какой-то момент во мне появилось беспокойство. Я почувствовал, как натягивается внутри невидимая тетива, которая, как я знал, держит смерч на привязи. И когда она лопнет, полностью освобожденный торнадо двинется гулять по каирским улочкам, сметая с лица земли деревья, дома и человеческие жизни. В том числе, и мою.

Нет, все-таки инстинкт самосохранения – великая вещь. Я, наконец-то, начал думать. Правда, без особого успеха. Мне пришло голову еще раз попробовать наладить потерянный контакт. Я раскрылся, как набравший сок бутон, навстречу миру, в надежде уловить отголоски странного и пугающего сознания стихии. Но вместо этого буквально наткнулся на вполне человеческий голос, хотя за воем торнадо и треском разлетающейся на куски крыши ничего не возможно было расслышать. И все-таки голос был. «Начертанное сотрется вырезанным. Так спасешься и спасешь. Только выбери верный шепот». Н-да, оказывается, для полноты счастья мне не хватало шарад! «Начертанное», «вырезанным»… Бред какой-то… Нет, не бред. Незримый советчик заставил каждую частицу моего «Я» задрожать в такт падающим ледяными градинами словам. Подсказка верна, я уверен. Вот только как ей воспользоваться? Ничегошеньки ведь непонятно! Хотя нет… Слово «вырезанное» вызывало вполне определенные ассоциации. Руны. Вырезанные два года назад на моей груди. Но причем тут шепот? Стоп… Как же я мог забыть! Ведь «руна» со старонорвежского и переводится как «шепот». Значит, чтобы остановить это светопреставление, мне нужно обратиться за помощью к одной из двенадцати вырезанных на мне рун. Всего-то! Плевое дело! И тут я разозлился по-настоящему. Мало того, что не знаю, как выбирать, как просить, так еще торчу посреди смерча, играющего в куклы с самыми близкими мне людьми, как колышек для привязи. Как столб неподвижный. Как руна Исс замороженный. Стоп! Стоп… Вот он, ответ. Как можно остановить взбунтовавшийся воздух? Правильно, заморозив его до твердого состояния. И поможет мне в этом Исс – руна льда.

Прямая вертикальная черта ярко-голубого неонового цвета разорвала темноту перед моими закрытыми глазами – руна Исс. Мне нужно слиться с ней, стать таким же голубым росчерком на черном бархате вечной вселенской ночи. Это просто. Ведь мы связаны с ней кровавыми каплями, сочившимися из глубокого надреза, сделанного скальпелем Вещего Могильщика. Нужно только прошептать… Трижды мои губы назвали руну по имени, вдыхая энергию жизни в забытый ныне символ, восстанавливая утраченные связи. И единение пришло. Я был первым тонким льдом на октябрьской луже и гигантским айсбергом бороздил морские просторы Ледяной шапкой покрывал Гималаи и дарил детям радость, застыв ледяной горкой. «Сухой лед» – я не давал мороженому растаять и ледяными кометами проносился мимо Земли, распустив за собой гигантский хвост из газа, растаявшего от тепла звезды по имени Солнце. Газа…Воздуха!

Когда я очнулся, то не сразу понял где нахожусь. Было тихо. Ни дуновения, ни даже намека на него. И еще все было усыпано белым и холодным: развороченная крыша, поваленный треножник, человеческие тела, вокруг которых белое сменялось красным. Я не мог этого видеть глазами, которые никак не желали открываться, и все-таки… Но вот одна из неподвижных фигур со стоном приподнялась на руках и с быстро таявшего снега поднялся Карим. Он огляделся и по въевшейся в кости привычке поднял валявшийся рядом автомат. С трудом одолев несколько шагов, двоюродный племянник остановился возле еще живого Ашрафа. Внимательно посмотрел, но слова и патроны тратить не стал, посчитав песенку миллионера спетой. А потом увидел меня.

– Кто же ты такой? – бесконечно устало произнес Карим, и, подойдя ближе, вскинул автомат к плечу.

Ответить я при всем желании не мог, губы стянуло вечной мерзлотой. Единственное, что мне удалось, это поднять веки, чтобы последний раз взглянуть на мир нормальным человеческими глазами. Не знаю, что прочел в них Карим, но губы его растянулись в хищном оскале, а палец до упора вжал автоматный курок. Выстрела не последовало. С досадой отшвырнув «Узи», двоюродный племянник навис надо мной.

– Такие везунчики, как ты встречаются не часто, – поцедил он. – Наверно, Аллах хочет, чтобы я выполнил условия сделки и решил наш спор голыми руками.