Грехи наши тяжкие - Сергей Крутилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леша подхватил Зину на руки и понес ее к выходу.
Зина обхватила его за шею, шептала на ухо:
— Милый… Как хорошо, что большая вода.
22
Пригнувшись, Варгин вышел из автобуса. И вздохнул с облегчением: «Фух! Доехал!»
На старых тополях, росших в загородке возле церкви, что по соседству с автобусной станцией, горланили грачи. Сугробы снега, накопившегося за зиму, осели, раздались вширь.
Варгин думал: весна!
Свернул в проулок, ведущий в центр, и очень скоро вышел на Октябрьскую площадь.
Над воротами, отделявшими двор обкома от улицы, чирикали воробьи. Проходя мимо, Варгин не удержался — заглянул во дворик. Сам Батя вручал тут ему орден за успехи в пятилетке.
И вот он идет мимо — все тот же Варгин, — никому не нужный, униженный бесконечными допросами. Он знал только, что предел его мытарствам определен: это — суд.
После суда Тихону Ивановичу придется начинать жизнь сызнова.
Осудят его или не осудят — это не так уж важно. Важно другое: «Рассвета», колхоза, который он выпестовал и поднял на ноги, ему не видать.
Конечно, Тихон Иванович понимал, что ему и так сделали послабление. Оттого ли, что Суховерхов разыскал своего друга, Виктора Петровича, заместителя министра юстиции, или Батя не дал в обиду — не знал Тихон Иванович точно. Как бы там ни было, важно одно: до суда, пока шло следствие, его не лишили свободы.
Нет, Варгин был на свободе и каждый раз, когда его вызывал следователь, ездил на автобусе.
Проходя арку обкома, Варгин невольно посмотрел налево, где обычно, под тополями, стоит машина Бати. Если секретарь обкома у себя, то стоит его «Чайка» и желтые машины ГАИ — наготове.
Но сейчас ни «Чайки», ни автомашин госинспекции не было, и Варгин представил, как тихо теперь в обкоме.
В старых присутственных местах почему-то всегда тихо, когда нет у себя Бати. Вдоль длинных коридоров не бегают с бумагами заведующие отделами и инструкторы; приглушенно и неторопливо стучат где-то за дверью, обшитой дерматином, пишущие машинки.
Как только у себя — в большом кабинете на втором этаже — появился Батя, так все кругом задвигалось. Снуют по коридорам заведующие отделами, инструкторы с папками; громко стучат машинки; спешат на совещание секретари.
Ну как же — первый приехал!
Первый — это все равно что сердце.
За углом присутственных мест, на троллейбусной остановке, кучкой стоял народ. Пестрый народ, по-разному одетый, — в зимних шубах и ярких демисезонных пальто. Никто из толпы не повернул в сторону Варгина и не посочувствовал ему, что он идет в суд.
«А я-то думал о них, дураках, — незлобиво шевельнулась мысль. — Думал, как бы накормить всех их, сунуть каждому по бутылке кефира и молока».
Тихон Иванович, проживший большую жизнь, которая вся принадлежала людям — и тем, что стояли на остановке, тоже — год назад еще и понятия не имел: что там, за углом обкома?
А нужда заставила узнать эту дорогу.
Дом перестроен, погорожен на кабинеты. Но старый казарменный дух жив в нем и поныне.
Правда, лучше бы Варгин не знал, не ведал всей этой дороги.
Тихон Иванович, помимо своей воли, ускорил шаги — только чтобы побыстрее пройти мимо этого дома, где его допрашивали.
Прошел и подумал с тоской: «А, собственно, куда он спешит? Разве судебное разбирательство лучше, чем следствие?»
Областной суд помещался в доме бывшего губернатора.
Строители дома, крепостные мужики, не думали, что через сто с лишним лет в особняке будет вершиться народное правосудие. Конечно, и губернатор устраивал дома приемы. Но разве народу было столько, сколько теперь?
Тихон Иванович шел, поглядывая. Где-то тут должна стоять колхозная машина, на которой приехали свидетели: заведующий мастерскими и бухгалтер. Они и его звали, но он отказался. Варгину было тягостно ехать вместе с людьми, которыми еще вчера он повелевал. Они, наверное, как и следователь, считают его виновным.
Варгина хотел отвезти Суховерхов. Но Тихон Иванович отговорил. Ведь слушание в суде будет продолжаться целую неделю, успеет. Но дело было в другом: Варгин не хотел ни перед кем одалживаться, даже перед Суховерховым.
Видимо, когда-то, в старину, дом губернатора стоял в саду. Уцелели одичавшие яблони и садовая сторожка. А поодаль стояли службы: конюшня, кирпичный сарай для выезда, дома кучеров. Много людей хлопотало возле губернатора, и каждый из них селился поблизости, под рукой. В революцию небось эти службы занял городской люд. А может, и не занял вовсе: просто тут доживали свой век потомки тех людей, которые прислуживали губернатору.
Во дворе, отделяя службы, стояли заборы — ветхие, покачнувшиеся.
В затишке, возле этих заборов, снег уже стаял, и на солнцепеке лезли из земли ростки тюльпанов.
Пораженный их видом, Варгин остановился.
«Тюльпаны!» — проговорил он про себя.
Да, из земли лезли тюльпаны.
Могучие и упрямые побеги подымали землю. Они словно бы говорили людям: «Потеснитесь, наш черед пришел».
И Варгин, бочком-бочком, пробрался мимо этих ростков к крылечку. Крылечко было невысокое, а одну или две ступеньки. Над крыльцом нависала крыша на кованной красивой раме. Но железо от времени сгнило, и на резном орнаменте лежали дырявые листы жести, которые, судя по всему, летом протекали.
И не только крылечко — все тут, внутри дома, было ветхое, грязное, вытертое людьми.
«Куда я попал?! — подумал Варгин. — До чего достукался!»
Узкая лестница с перильцами вела вверх. Лестница не была рассчитана на то, что по ней будет ходить столько народу. Линолеум на порожках давно уже вытерся, а паркет проваливался под ногами, скрипел.
Варгин поднимался на третий этаж, где находилась судебная комната. На стенах висели указатели. Указателей этих — куда идти и как вести себя — было множество. Сделаны они были навечно, под стекло.
Варгин поднялся на третий этаж.
Как и всюду, ожидая начала разбирательства дел, люди стояли кучками, сидели на стульях по обе стороны длинного коридора. Из одной двери в другую торопливо и очень озабоченно сновали секретарши.
Выбирая место, где бы присесть, Варгин подумал, что в судах всегда почему-то молодые секретарши. Где-нибудь, в более солидных организациях, например в облисполкоме или Сельхозтехнике, там секретарши солидные — дамы в годах. Видимо, служба в суде, где каждый день слезы матерей и страдания осужденных, даже для секретарши эта служба тяжелая и долго тут никто не выдерживает.
Присев на свободный стул, Варгин от нечего делать уставился перед собой. Слева, в конце коридора, караульное помещение. От стены до стены протянуто кумачовое полотнище, на котором белой краской выведено:
«В карауле — как на войне:Будь бдительным вдвойне!»
Тихон Иванович поерзал на стуле, перечитал еще раз, что написано. Он почему-то решил, что написал это какой-нибудь щелкопер-маляр, который наверняка не воевал. Если бы он воевал, то у него не поднялась бы рука выводить такое. Ведь на войне был фашист, враг, и с ним надо быть просто бдительным. А с нашим, советским, человеком, который, возможно, совершил ошибку, видите ли, «надо быть бдительным вдвойне».
Человека жалеть надо!
23
В коридор выходило множество дверей. На каждой двери — табличка с фамилиями членов суда и заседателей.
Глядя на эти таблички, Варгин подумал о том, сколько людей занято правосудием, оберегают благополучие граждан.
Люди сидели молча и отчужденно. Они присматривались к незнакомой обстановке. И лишь где-то в отделении бабы перешептывались, делясь бедой: что передать, если сына осудят, — кирзовые сапоги, ватник или что из еды?
Суд над Косульниковым и его сообщниками, в числе которых был и он, Варгин, назначен на десять часов. Время до положенного срока еще оставалось, и Тихон Иванович старался выискать своего защитника.
Защитник Варгина, видимо, еще не пришел. Осталось лишь одно — разглядывать помятые лица соседей.
Вот, отдельно от других, сидят жена и дочь Аркадия. Хотя Варгин не видел их ни разу, но он сразу догадался, что это они. Дочка — в хорошо пошитом легком пальто. Девушка очень похожа на отца. Она шустро поводила вокруг черными, отцовскими, глазами.
Вместе с ними сидел защитник Косульникова — Альперт: знаменитый на всю область адвокат. Альперт сидел рядом с его женой и дочерью и, наклонившись, что-то говорил им.
Альперт — большелобый, в очках, длинные руки зажаты в коленях, и видны дорогие запонки на манжетах сорочки. Серый костюм шел к его седой шевелюре. Он был высок и даже сидя казался громоздким.
Он что-то говорил жене Аркадия, видимо, успокаивал.
Отдельной кучкой, занимая все стулья, что были между двумя залами суда по гражданским делам, сидели жены тех председателей, которые привлекались по делу Косульникова. Варгин узнал бы этих женщин из тысяч подобных. Они так были похожи на Егоровну.
