Второй пояс. (Откровения советника) - Анатолий Воронин

Я и предположить не мог в тот день, что мои самые наихудшие опасения подтвердятся вечером того же дня в виде поступившей из Кабула шифровки.

В ней черным по белому было написано: «Всем старшим советникам провинциальных управлений царандоя. В связи с принятием решения о выводе ограниченного контингента советских войск с территории дружественного Афганистана, завтра — 2 марта, не позднее четырнадцати часов представить свои предложения о передаче вверенного имущества подсоветной стороне. Опись передаваемого имущества представить нарочным к 31 марта, вместе с отчетами об итогах проделанной работы за первый квартал. Перечень гражданского и военного имущества комплектовать по двум не зависимым друг от друга спискам. Обращаю внимание на вашу персональную ответственность за выполнение данного указания. Логвинов».

Ну, все! Дожили!

Вместо того чтобы заниматься текущими делами в царандое, придется ближайшие пару недель бегать по городку и считать все, что за нами числится. От простыней и одеял до стрелкового вооружения и ящиков с боеприпасами.

Вот «счастье»-то какое всем нам привалило.

А второго марта, словно во исполнение вчерашнего «шифра», в губернаторстве прошло расширенное заседание Совета обороны провинции, которое началось с выступления Ошны.

Он доложил о результатах митинга, проведенного накануне в городе. Ох, и мастак же брехать, этот «партийный деятель». Наверное, все политические деятели без исключения такие вот — трепачи, что у нас — в Союзе, что здесь — в Афганистане. Буквально из ничего такой «мыльный пузырь» могут раздуть, впору очередную награду им на грудь вешай.

Выступление губернатора было куда прозаичнее.

Он доложил, что за последние дни особого обострения военно-политической ситуации в провинции не произошло.

Находясь под впечатлением от слов губернатора, я почему-то вспомнил царандоевский пост первого пояса обороны города, вырезанный «духами» неделю тому назад, и мне стало как-то не по себе. Если для губернатора этот факт кровавой резни не является «особым обострением обстановки», что же тогда он будет подразумевать, когда скажет: «обстановка резко ухудшилась»?

Словно прочитав мои мысли, Сахраи буквально в следующее мгновение внес некоторые поправки в свою речь. Он посетовал на то, что моджахеды могут неадекватно использовать ведущиеся в Кабуле переговоры, и наверняка сделают все возможное, чтобы обострить ситуацию не только в провинции, но и по всей стране. Имеющейся численности вооруженных сил и царандоя не достаточно для того, чтобы обеспечить безопасность в Кандагаре после ухода советских войск, и уже сейчас необходимо думать об их доукомплектовании до штатной численности.

Потом Сахраи плавно перешел к результатам избирательной компании, проводящейся в провинции. Полностью выборы прошли во всех шести районах города, а также в улусвали Майванд, Спинбульдак и Тахтапуль. Частично это удалось сделать в улусвали Даман и Аргандаб. В остальных шести улусвали и двух алакадари, выборы практически еще и не начинались. Всего же эти выборы прошли в 348-ти населенных пунктах провинции, и до десятой годовщины Саурской революции предстоит их провести в оставшихся 355-ти населенных пунктах.

Я едва не рассмеялся от этих слов.

Интересно, как вообще можно проводить выборы в кишлаках, куда не ступала нога ни одного представителя государственной власти. Неужели собравшиеся на этом совещании ответственные люди не понимают, что все это бред «сивой кобылы». Сейчас нужно думать не о том, как провести выборы в «зеленке», а о том, как сохранить сам Кандагар, после того как отсюда уйдут шурави.

Вслед за губернатором выступил начальник кандагарского Управления МГБ — Тадж Мохаммад. Он сделал сообщение о том, что генерал Муслим Исмат своими безответственными действиями дискредитирует органы государственной власти. Буквально на днях его малиши захватили на границе бурильные установки, шедшие из Пакистана в провинцию Герат. А мирные граждане из племени Нурзай из-за боязни жестокой расправы над ними со стороны «исматовцев» отказываются возвращаться на Родину из пакистанских лагерей беженцев.

Я молча смотрел на этого молодого, «кровь с молоком», генерала, а в голове крутилась мыслишка: «Ну, вот и закончилась прежде нерушимая дружба между двумя генералами».

Сначала Муслим Исмат вышел на тропу войны со своим шефом, а теперь вот и Тадж Мохаммад «покатил бочку» на своего «выкормыша». Ясно было одно, что ни к чему хорошему этот конфликт не приведет. В одной консервной банке два паука никогда не уживутся. Стало быть, совсем скоро надо ожидать «кардинальных» мер, которые будут предприняты начальником провинциальной госбезопасности в отношении Муслима Исмата. Если, конечно, тот первым не нанесет коварного удара по Таджу и его «конторе».

Ну — времена, ну — нравы!

Выступления командующего второго армейского корпуса и командующего царандоя, больше были похожи на парадные реляции. Оба в один голос утверждали, что ничего такого особенного в провинции не происходит. Да, обстановка сложная, но не настолько она и сложна, чтобы говорить о ней сейчас, на этом совещании. Мир-Акай даже привел какие-то цифры, из которых следовало, что преступность в городе значительно сократилась, а раскрываемость их заметно улучшилась.

«Ну, совсем как у нас в Союзе, — подумал я. — Эх, если бы все так хорошо было на самом деле».

Потом все присутствующие стали делить безвозмездную помощь, которая на днях должна была поступить в Кандагар. Почти целый час «драли» свои «луженые глотки» и каждый доказывал свое. В конце концов, пришли к тому, что поделили ее в следующей пропорции: 50 процентов — армейцам, 20 процентов — царандою, и 30 процентов — губернатору.

Тут же оговорили условия распределения «гуманитарки», которая будет приходить в последующие месяцы. Пришли к единому мнению, что из нее нужно создавать стратегические резервы, которые наверняка пригодятся после ухода из провинции шурави.

Не смогли они в тот день договориться только о том, на чьих именно складах будет создаваться этот самый «резерв», поскольку все отлично понимали, что потом забрать его оттуда будет весьма проблематично…

Но, видимо, еще рано было переводить провинцию на «мирные рельсы» послевоенного времени. Ни у кого из присутствующих на том совещании не хватило ума встать и обратиться ко всем присутствующим с простым житейским вопросом: «А что мы будем делать с моджахедами? Ведь они могут и не согласятся с тем, о чем мы здесь проталдычили целых три часа».

А «духам» было совершенно безразлично, о чем там говорят в больших коридорах государственной власти. На сей счет у них было свое мнение и свои планы на ближайшее будущее.