Анатомия призраков - Эндрю Тейлор

— Я думала, вы более проницательны, мистер Холдсворт.

Он тоже встал. Но ничего не говорил.

— Я любила ее — и презирала, — выпалила Элинор. — Сильвия была так импульсивна, чувствительна и тщеславна! Красивое лицо или пылкий комплимент могли вскружить ей голову в одно мгновение и разжечь ее аппетит. Вот почему она вышла замуж за мистера Уичкота. И вот почему она набросилась на Фрэнка.

Женщина заплакала; жаркие слезы бесшумно катились по ее щекам.

— Она была такой легкомысленной, вечно в поисках новой забавы. Мне кажется, ей было на всех наплевать, несмотря на все ее обаяние. Но она всегда возвращалась ко мне. С тех самых пор, как мы были детьми. Потому что она знала, что я ее не брошу. Она знала меня, а я знала ее.

Элинор отвернулась и промокнула глаза платочком. Холдсворт ничего не говорил. Его молчание — тупое орудие, подумала она, и этот отвратительный человек забьет им меня до смерти.

— Это все? — Она снова повернулась к нему. — Или юный глупец утверждает, будто слышал что-то еще?

— Мистер Соресби сказал, что услышал движение внизу… сейчас ему кажется, что это были звуки борьбы. А позже раздались другие шаги на гравийной дорожке, ведущей к пруду. Наутро в воде нашли тело миссис Уичкот. Но золотарь подобрал ее тапочки на плитах у вашего дома. Недалеко от садовой двери, собственно говоря.

— Ее тапочки? Какие еще тапочки?

— Вы, наверное, помните, что обуви на теле или рядом с ним не нашли. В среду мистер Аркдейл и мистер Фрэнк забрали тапочки миссис Уичкот у жены золотаря.

— Это какая-то нелепая мешанина. Как вы не понимаете?

Элинор снова села, поскольку боялась, что у нее подкосятся ноги, и скомкала влажный платок в тугой, жесткий шарик.

— Для начала, почему никто из них не упомянул об этих любопытных… домыслах и открытиях в свое время?

— Соресби — робкий и одинокий молодой человек. Он предположил, будто это некое личное дело доктора Карбери…

— Личное дело? Чушь!

— Он беден и напуган, мадам. Он не смел заговорить и навлечь на себя гнев директора. И в любом случае, точно не знал, насколько важно то, что слышал. Что до золотаря, тот посчитал, что леди больше не нужны ее тапочки, и к тому же их никто не искал — так почему бы не одарить свою жену? Он убежден, что подобные находки принадлежат ему по праву.

— Поверить не могу, что вы обвиняете меня на основании таких шатких доказательств и из таких источников.

— Разумеется, я вас не обвиняю, — Джон шагнул к ней, и на мгновение ей показалось, что он собирается взять ее за руки. — Но от имеющихся улик нельзя так просто отмахнуться, и другие могут обвинить вас на их основании, даже если я не рискну. Сами посудите, мадам… это место по ночам — крепость. Окно вашей служанки выходит на двор по другую сторону дома, как и окно доктора Карбери. Ваше — единственное, которое смотрит на сад. Если кто-то вышел к миссис Уичкот, скажут они, кто это мог быть, как не вы?

— А вы, сэр? Что вы скажете?

Холдсворт мрачно глядел на нее.

— Я не знаю.

— Что ж, сэр, теперь мне известно мое положение. Вы осудили меня и нашли очень легкой[41]. Но теперь ваша очередь, так окажите любезность обдумать вот что… — Самообладание незаметно покинуло Элинор, и она отчаянно разозлилась. — Похоже, и другие покидают этот дом по ночам. В марте моя служанка ускользала через садовую дверь — по меньшей мере, дважды, — чтобы встретиться со своим любовником, слугой доктора Карбери. Их рандеву проходили под платаном у пруда. В первый раз он овладел ею. Во второй она явилась раньше времени и встретила на рандеву кого-то другого. Вернее, он наткнулся на нее. Фрэнк Олдершоу.

— Боже праведный! Привидение? Но плащ… застежка?

— Садовник нашел плащ наутро после смерти Сильвии и принес его мне. Плащ никому не был нужен, и он был совсем новый. Сильвия носила его всего день или два. В конце концов, я отдала его служанке. Глупая девчонка без ума от него. А застежка была в форме буквы «S», если помните. Мою служанку зовут Сьюзен, так что, в некотором роде, это судьба.

— Плащ? — Глаза Холдсворта расширились. — Плащ? Мадам, я был таким идиотом…

Снаружи раздался внезапный грохот, по коридору застучали торопливые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появилась сама Сьюзен.

— О, мадам, вам лучше поторопиться.

48

Профессорская комната превратилась в ученый улей и гудела от догадок и скрытого оживления. Все знали, что доктор Милтон явился к директору и что в Директорский дом призвали священника, дабы прочесть чин посещения больного, включая отходную молитву.

Мистер Ричардсон с вытянутым скорбным лицом председательствовал за ужином. Позже, за вином, тьютор сел рядом с Холдсвортом.

— Я хотел бы воспользоваться возможностью и пожелать вам счастливого пути. Вы с мистером Фрэнком уедете слишком рано, чтобы я успел попрощаться утром. Вы не окажете мне честь выпить со мной по бокалу вина до отъезда?

Ричардсон сопроводил вино любезными комплиментами о выгодах, которые визит Холдсворта принес как Фрэнку, так и колледжу. Постепенно он перевел разговор на леди Анну.

— Я знаю, что ее светлость очень беспокоится о здоровье доктора Карбери… она принимает такое участие в делах колледжа! И разве не разумно предупредить ее заблаговременно? Боюсь, весьма вероятно, что молитвы друзей доктора Карбери не будут услышаны и печальное событие вскоре наступит… возможно, именно вы принесете весть о нем ее светлости. В каковом случае совет ее светлости будет поистине бесценным. Она обладает опытом, необходимым нам для направления размышлений в должное русло… знанием мира… и материнским всеобъемлющим пониманием того, что лучше для Иерусалима… вполне естественно, разумеется, для прямого потомка нашего Основателя.

Холдсворт сказал, что, несомненно, она сделает все необходимое.

— Если вам представится возможность, дражайший сэр, — продолжил Ричардсон, — я был бы весьма признателен, если бы вы особо подчеркнули в ее присутствии важность недопущения длительного междувластия в Директорском доме. Боюсь, доктор Карбери несколько ослабил поводья во время болезни, и братству нужен директор, который знает колледж и на твердость руки которого можно рассчитывать. Друзья говорят, что я должен позволить им назвать мое имя, но полагаю, что лучше всего положиться на благоволение ее светлости. Если дело дойдет до кризиса, которого мы опасаемся, уверен, мы можем уповать на то, что она счастливо проведет нас сквозь тернии.

Холдсворт поклонился, признавая правоту Ричардсона, но ничего не обещая.

— Какое скорбное время для Иерусалима! — Ричардсон набожно воздел очи горе. — Конечно, не нам оспаривать пути Провидения! Как говорится, беда не приходит одна. Надвигающаяся кончина бедного доктора Карбери — тяжелейший удар из всех. Но злоключения мистера Уичкота также окажут влияние на колледж. Да что там, весь университет судачит о скандальной сцене сегодня утром. И где — у наших собственных ворот!

— Полагаю, несчастный мистер Соресби также занимает ваши думы, сэр? — предположил Холдсворт.

— А! Этот мерзавец! Что ж, он ничего не приобрел своим вероломством. И если бедный доктор Карбери умрет, он утратит своего единственного сторонника. Homo proponit, sed Deus disponit[42].

— Пути Господни неисповедимы, сэр, — возразил Холдсворт. — А значит, Господу угодно, чтобы мы делали все возможное, учитывая обстоятельства. Обвинение против мистера Соресби до сих пор не выдвинуто. Возможно, факт воровства не так очевиден, как кажется?

— Я всем сердцем хотел бы в это верить, — ответил Ричардсон. — Но… помилуйте, сэр, вы сами присутствовали при раскрытии его преступления.

— Да, но доказательства были, так сказать, косвенными. Я не могу отделаться от мысли, что возможны иные объяснения. Например, что, если доказательства были сфабрикованы с целью дискредитировать его? — Холдсворт сделал паузу, глядя Ричардсону в лицо. — К примеру, злокозненным слугой.

Ричардсон отвернулся.

— Я не могу в это поверить. Прошу прощения, сэр, но это всего лишь ничем не подкрепленные домыслы.

— Однако элемент сомнения остается, сэр, вы должны это признать. Как жаль, если карьера человека рухнет из-за простого подозрения. Особенно такого человека, как мистер Соресби, у которого нет средств и очень мало друзей. Если случившееся будет забыто, если ему будет дозволено возобновить свои занятия, уверен, это послужит во благо всем.

Ричардсон изучал его.

— Я не вполне вас понимаю.

— Никакой скандал не замарает колледж. Подобный жест сочтут мудрым и милосердным. Разумеется, Розингтонское членство — совсем другое дело… если доктор Карбери умрет, новый директор вполне может предпочесть иного кандидата, когда придет время. Никто не станет ему за это пенять.